Багаев лог
— Знаю, милая, — заговорила старушка мягким голосом, когда Мария Степановна поделилась с ней своим горем. — Бог покарал! Не молитесь, о душах своих не заботитесь, вот всевышний и наказал. Он, всемилостивец, всё зрит, — закончила она шепотом.
В этот вечер впервые за много лет Василий Спиридонович накричал на жену. В другое время он, мягкий по натуре, просто посмеялся бы в душе над ее предложением — идти к какому-то «святому брату» Петру, который всякую хворь лечит, но сейчас он и сам был взвинчен и расстроен болезнью детей.
— Дурость это — твой святой Петр, — отрезал он.
А на следующий день страшное известие свалило Марию Степановну в постель: умер младшенький, Павлуша. Два дня тетя Ксеня ухаживала за ней. В минуты просветления Мария Степановна слышала ее всхлипывания и горячий шепот:
— Христос тебе родня... Христос тебе любимый...
В конце концов, через силу встав на ноги, Соколова вместе с тетей Ксеней все-таки пошла на поклон к «святому брату». Жил он на окраине поселка, снимал дом.
«Святой» принял их в небольшой комнатке с простой, самой необходимой мебелью.
— Спасите! — Мария Степановна с порога протянула к нему руки и упала на колени.
— Встань, сестра моя, — просто и ласково обратился к ней хозяин. — Расскажи, какое у тебя горе, а там посмотрим, в силах ли я помочь.
— В силах, в силах, брат мой, — кротко заметила тетя Ксеня.
И Соколова стала рассказывать о своей беде.
«Святой брат» ответил не сразу.
— Какая от меня помощь? Помогать будет бог, вот его и попросим. Один умер, второго отстоим.
Мария Степановна в благодарность вытащила из сумочки деньги, тридцать рублей, и протянула их Петру. Тот с недовольным выражением на лице отвел ее руку и указал на небольшой ящичек в виде копилки:
— Мне самому денег не надо, а вот на постройку храма они нужны.
Врачи упорно боролись за жизнь старшего мальчика. Его мать с опухшим от слез лицом не выходила из больницы, а бабушка усердно молилась.
На следующий день после посещения «брата» Петра тетя Ксеня повезла Соколову в город, на собрание «пятидесятников». Их моление не было похоже на церковную службу. Тетя Ксеня посадила Марию Степановну на первую скамью, совсем близко к столу, за которым сидели брат Петр и еще двое мужчин. Верующие постепенно тихо заполняли помещение, в доме становилось тесно и душно. Священника здесь не было. Один из сидевших за столом мужчин — обыкновенный, ничем не примечательный на вид человек — простыми и понятными словами обратился ко всем находящимся в комнате. Его слова сразу поразили Соколову.
— Братья и сестры! — говорил мужчина. — Когда вы с богом, вам все открыто, и, утомленные от жизни земной, вы всегда найдете в нем спокойствие для своей души.
Глаза проповедника встретились с глазами Марии Степановны, и она вдруг задрожала, слезы подступили у нее к горлу. А проповедник, словно поняв, что с ней творится, продолжал сладким, проникновенным голосом:
— Ныне, к радости нашей и ликованию, среди нас находятся необращенные, ищущие веры. Пусть они найдут ее...
И тут голос проповедника потонул сначала в нестройном, а затем все крепнущем хоре:
— Не может несчастье проникнуть туда,Где бодрствует ангел на страже всегда...Услышав эти слова, Соколова не справилась с собой, закрыла лицо руками и заплакала. Ее трясло, как в лихорадке, она была почти в беспамятстве. Ей казалось, что хор поет где-то наверху, над головой. Тишина и умиротворение снизошли на нее.
На следующий после моления день врач в больнице сказал:
— Внуку вашему стало лучше, теперь пойдет на поправку.
«Вот оно, чудо, свершилось», — подумала Мария Степановна, и сердце у нее радостно забилось, но тут же тоскливо сжалось: «Пошла бы пораньше, и Павлуша был бы живой», — и она почти с ненавистью подумала о муже, запретившем ей раньше обратиться к брату Петру.
С тех пор Мария Степановна стала все больше и больше отдаляться от мужа. Ей казалось, что только там, в общине, идет настоящая жизнь, которую следует прожить на земле, чтобы подготовиться к бессмертию. Руки ее делали привычную домашнюю работу, а мыслями она была среди «братьев и сестер».
Каждый раз на молитвенном собрании Соколова страстно ждала той минуты, когда все начинали молиться вслух, рыдать, каяться, испрашивать у всевышнего милости. Вскоре она стала одной из самых больших фанатичек в секте «пятидесятников».
Другим путем пришел в религию брат Петр, который стал руководителем, наставником и властителем души Соколовой, волю которого она выполняла беспрекословно.
Его родители в свое время были матерыми спекулянтами. Дом у них был — полная чаша. Соответственно и сыну они ни в чем не отказывали. Избалованный, привыкший к тому, что любые его желания выполнялись, вихрастый рыжеволосый парень верховодил сверстниками. Он привык быть «первой величиной» и дома, и на улице. В школе поначалу он тоже был первым, но постепенно от родителей, которые часто при нем вели разговоры о своих «коммерческих делах», перенял пренебрежительное отношение к труду и твердо усвоил, что счастье в жизни дают только деньги и чем их больше, тем лучше. Поэтому он, еле-еле окончив школу, стал уже подумывать о том, как лучше использовать родительскую мошну для продолжения легкой и сытой жизни. Но, видно, родители слишком увлеклись своей «коммерческой» деятельностью, за что и отбыли в места не столь отдаленные, и мошна их иссякла. Ставший уже великовозрастным, Петр начал искать подходящую работу, но в любом месте для того, чтобы получать деньги, надо было честно трудиться, а это противоречило его стойким убеждениям. Петр был не глуп от природы, и весь свой ум он направил на изобретение легких способов добывания денег — стал мошенником. Много доверчивых людей оплачивало его веселую жизнь. Но в конце концов он все же попался. «Три года лишения свободы», — гласил первый приговор.
Отбыв срок наказания, Нестерец научился подделывать облигации государственных займов, и... снова колония. Годы шли, второй срок наказания подходил к концу. Петр стал серьезно задумываться о честной жизни. Возможно, он и порвал бы с прошлым, если бы не одна встреча...
Как-то в колонии появился седой благообразный старикашка, неизвестно за что получивший срок. Он и рассказал Петру о «пятидесятниках». Вскоре разговоры их стали долгими и систематическими. Сначала Петр слушал просто от скуки, но однажды у него мелькнула мысль: «Надо переквалифицироваться». От старика он узнал многое о создании этой секты, ее целях и принципах деятельности.
На свободу Нестерец вышел, снабженный нужными адресами. Он завел необходимые знакомства, стал читать «духовную» литературу, а когда почувствовал себя достаточно подготовленным, начал действовать уже как проповедник. И опять началась безбедная, сытая жизнь. Она продолжалась почти девять лет. Почти девять лет Петра, как он откровенно и цинично признавался в письмах к своему родителю, «питал бог». Но сам он не верил ни в бога, ни в черта. Деньги — вот какой был у него бог.
За «христовы поучения» брат Петр успешно вымогал у верующих пожертвования для «божьих дел». Всю свою изворотливость, всю хитрость ума он направил на то, чтобы завлекать людей в секту и держать свою общину в слепом повиновении. Тайно на квартирах сектантов в поселке и в городе и даже в лесу устраивались молитвенные сборища, на которых людей доводили до исступления, когда они начинали выкрикивать бессмысленные слова, трястись, рыдать. И, если было нужно, в такие моменты брат Петр прибегал к холодному, расчетливому запугиванию:
— Сестра! Услышал бог твою молитву, хотя и грешна ты. В последний раз прощаются тебе сомнения в истинности евангельской веры, помни это!
Мария Спиридоновна благоговейно слушала своего «брата» по секте и кивала головой. А брат Петр будто мед лил ей на сердце — говорил протяжно, и сладко. Эта его речь и весь облик действовали на нее странно успокаивающе. Соколова никак не могла собраться с мыслями и только беспрестанно повторяла: