Крушение России. 1917
Правительству действующему идея альтернативного правительства очевидно не нравилась, и Горемыкин предпринял попытку сколотить в Думе право-консервативное большинство, приглашая к себе Шульгина, Шидловского, других националистов и октябристов. Но те отказались говорить с Советом министров без других участников Прогрессивного блока.
Под этим названием объединилось шесть фракций Думы — прогрессивных националистов, центра, земцев-октябристов, Союза 17 октября, прогрессистов и кадетов, — что составило 235 голосов депутатов из 422. В него не вошли правые, а также трудовики и меньшевики, считавшие программу блока недостаточно радикальной, но обещавшие ему всяческую поддержку. К Прогрессивному блоку присоединились и три фракции Государственного совета — центр, академическая группа и беспартийные — общей численностью более шестидесяти человек. Общая координация осуществлялась бюро блока во главе с бароном Меллер-Закомельским.
Совет старейшин Думы в августе принял решение о проведении «длительной сессии», то есть фактически о превращении Думы в постоянно заседающий орган. Однако в начале сентября император поручил Горемыкину объявить о перерыве в работе нижней палаты. Собравшиеся на квартире Родзянко думские лидеры намеревались сперва ответить акцией неповиновения, но по здравому размышлению решили этого не делать. Война все-таки. 3 сентября 1915 года Дума разошлась на перерыв, вся кипя, но без внешних проявлений протеста.
А Прогрессивный блок пошел в народ и в общественные организации.
Земгор и ВПК
Еще в годы русско-японской войны земские и городские органы самоуправления выступили с инициативой формирования добровольных ассоциаций, которые помогали бы фронту. С первых же дней Первой мировой войны эта практика была возобновлена, но только в гораздо больших масштабах. Во множестве губерний власти одновременно столкнулись с похожими проблемами: сбором и транзитом масс военнослужащих, организацией госпиталей и снабженческих служб, обустройством масс беженцев, помощью семьям военнослужащих. Своих средств для этого не хватало. Для координации деятельности местных властей и их взаимодействия с центром и его казной в первый месяц войны были созданы самодеятельные организации — Всероссийские Земский и Городской союзы.
Инициатива шла из Москвы, которая с момента переезда столицы в начале XVIII века традиционно выступала центром оппозиционных настроений в отношении официального и бюрократического Санкт-Петербурга. Эти настроения выражались то в славянофильском либерализме, то в радикальном западничестве. За 20 лет, предшествовавших революции, ее население удвоилось и превысило 2 млн жителей, почти как в столице. В начале XX века именно в Москве — в домах князей Петра и Павла Долгоруковых, Рябушинского, Коновалова, — как мы уже видели, традиционно проходили оппозиционные сходки, именно здесь была главная твердыня кадетов, именно профессура Московского университета обеспечивала работу либеральных думских фракций. «Представители интеллектуальных, промышленных, коммерческих и артистических кругов Москвы всегда гордились свободой от духа бюрократического формализма и придворного низкопоклонства Петербурга» [726], — свидетельствовал Георгий Катков. Московская элита сомневалась в способности элиты столичной выиграть войну.
Впрочем, когда сразу же после объявления мобилизации глава Московской губернской земской управы Федор Шлиппе призвал создать Всероссийский земский союз для поддержки фронта, ни ему, ни кому другому и в голову еще не могло прийти, что Союз вскоре превратится в один из основных центров оппозиции. «Было намечено создать новую организацию, опиравшуюся на законно избранных земских деятелей, — рассказывал Шлиппе. — Еще до объявления войны мы с А. Д. Самариным съездили в Петербург и доложили министру внутренних дел о нашем замысле… В день объявления войны я телеграфно сообщил всем пятидесяти земским управам о наших намерениях и принципиальном согласии министерства… В течение недели вся без исключения земская Россия выразила согласие объединиться в Земский союз. На 30-е июля был назначен съезд для основания Союза и утверждения его устава» [727]. Однако в тот момент все еще существовало неформальное и еле теплившееся общеземское объединение, созданное в годы войны с Японией, под руководством князя Георгия Львова.
Прознав о новом начинании, он моментально примчался в Москву и стал убеждать Шлиппе и начавших съезжаться делегатов пустить его на учредительный съезд (туда приглашали только официальных представителей земств, коим князь тогда не был), козыряя при этом и былыми заслугами, и якобы оставшимися у него с прежней войны большими деньгами. Свидетельствовал Николай Мельников, представлявший на съезде казанское земство: «Осведомленный об инициативе Московской губернской земской управы и о предстоящем съезде, кн. Георгий Евгеньевич выразил желание вступить в его состав в качестве председателя пока еще существующей земской организации, причем заявил, что в его распоряжении имеется миллион рублей, оставшихся от прежних мероприятий… Ф. В. Шлиппе и его сотоварищи, а также многие из провинциальных земцев поверили этому миллиону, пленились им и, сделав «во имя целесообразности» натяжку в отношении прав кн. Георгия Евгеньевича быть членом съезда, на участие в котором его никто не выбирал, решили пойти навстречу его желанию» [728]. Незначительным большинством голосов никем не избранного Львова допустили к участию в съезде в качестве полноправного участника.
Он сразу же занял место в президиуме и первым взял слово, чтобы предложить верноподданнический адрес императору. Когда дело дошло до выборов главы Союза, безусловный фаворит Шлиппе решительно снял свою кандидатуру: он считал недопустимым, чтобы во главе общеземского объединения во время войны оказался человек с немецкой фамилией. Сам он предложил графа Уварова, но тот заявил о намерении отправиться на фронт (что и сделал). Тогда Львов выдвинул свою кандидатуру и прошел большинством в один (собственный) голос перед не баллотировавшимся Шлиппе, согласившимся стать заместителем председателя. Стоит ли говорить, что миллиона у князя не оказалось. Но именно он сменит Николая II на посту главы российского государства.
Львов принадлежал к обедневшей ветви Рюриковичей. Окончив юридический факультет Московского университета, вернулся в родовое имение Поповку Тульской губернии и превратил ее вместе с братом в доходное помещичье хозяйство. На его политическое становление и мировоззрение в решающей степени повлиял сосед-граф по имени Лев Толстой, с которым князь был дружен и от которого усвоил идеи создания справедливого общественного строя, исключающего насилие и устанавливающего доброжелательное единство людей. Федор Степун отмечал его «славянофильское народолюбие, толстовское непротивленчество и несколько анархическое понимание свободы: «Свобода, пусть в тебе отчаются иные, я никогда в тебе не усумнюсь» [729]. Львов женился на графине Бобринской, которая являлась прямым потомком Екатерины Великой и графа Григория Орлова. Но супруга скоропостижно скончалась, и безутешный князь уединился в Оптиной пустыни, где даже хотел принять постриг. Но старец, с которым князь беседовал на эту тему, счел его недостаточно готовым к монашескому подвигу. Из Оптиной Львов отправился с врачебно-продовольственным отрядом на поля русско-японской войны, где его ближайшим коллегой стал Гучков.
Львов был депутатом I Думы, примыкал к правым кадетам, но затем политической карьере предпочел широкую филантропическую деятельность и, вероятно, участие в масонских организациях (некоторые биографы называли ложи «Возрождение», «Полярная звезда», «Малая медведица») [730]. Он был широко известен в стране и приемлем как для правоцентристов, так и для многих левых, которые, впрочем, находили его старомодным. «Превосходный организатор и глава земского движения в предреволюционную эпоху, человек, в высшей мере способный внушить уважение, умный, осторожный, тактичный, незаменимый там, где надо сглаживать трения, выбирать сотрудников и налаживать работу, кн. Львов, однако, носил в себе слишком много инерции уходящей в прошлое эпохи…» [731], — замечал эсер Виктор Чернов. В 1913 году Львов от прогрессистской группы гласных Московской думы был избран городским головой, но министр внутренних дел Маклаков его кандидатуру в этом качестве не утвердил. С началом войны князь с присущей ему энергией принялся за знакомую ему общественную деятельность. Комиссаром Красного Креста при Всероссийском земском союзе (ВЗС) и правой рукой Львова стал Александр Гучков.