ПАУК. Смерть врагам! (СИ)

Еще через два часа мы въехали в город. Он ничем не отличался от остальных. Такой же серый и неказистый. Я спросил у Отшельника куда делись храмы и мечети:
— Разобрали, — будничным тоном ответил он.
— Как же верующие?
— Верить им никто не может запретить, но только у себя дома и, по возможности, чтоб об этом никто не знал.
Он остановился у квадратного здания, и я сразу уловил запах свежей выпечки. Когда заходили в столовую, поймал себя на мысли, что сам бы никогда в жизни не смог ее найти. Может для того и убрали вывески, чтобы приезжие ничего не могли найти и возвращались домой? Похоже Палицкий хотел остановить миграцию внутри страны. Для чего еще нужно было так усложнить жизнь граждан, я не знал.
Сытно пообедав, мы поехали дальше. На выезде из города Отшельник свернул на узкую улицу и вскоре мы оказались у ряда одинаковых гаражей.
— Надо заправиться, — пояснил он. — Есть у меня друг, который постоянно пополняет мои запасы топлива.
Мы остановились у одного из гаражей. Отшельник вытащил ключницу из бардачка и подошел к двери гаража. Я вызвался ему помочь. Внутри гараж был необустроен, просто помещение. Но весь пол был занят бочками и канистрами. Мы наполнили бак и пустые канистры, и поехали дальше.
Как оказалось, Отшельник и здесь проложил грунтовую дорогу до самого дома, расположенного в лесу.
— Неужели никто не задается вопросом, куда ведет эта дорога? — удивился я.
— Никто ее не видит, — усмехнулся он. — Ты забыл про Наваждение.
— Но ведь я ее вижу, хотя не использую магию.
— Потому что я так решил, — он щелкнул пальцами перед моим носом.
Я повернулся к окну, непроизвольно зажмурился и вскрикнул:
— Осторожно! Дерево!
Тело напряглось, ожидая удара, но прошла секунда — другая, а машина продолжала ехать. Я осторожно открыл глаза и увидел, как внедорожник беспрепятственно едет по густому лесу, насквозь проезжая толстые деревья.
— Фух-х-х! — вытер холодный пот со лба. — Не сразу сообразил, что опять Наваждение. Очень полезное заклинание, но у меня не получается так искусно его применять.
Отшельник убрал магическую пелену с моих глаз, и я снова увидел дорогу.
— Прежде чем учиться насылать Наваждение, надо научиться его убирать. И, самое главное, чувствовать, где ты попал под это заклинание. Твой отец умел определять. Во время погони за Демьяном мы чуть два раза не прошли мимо его следа, но Вова все чувствовал и вовремя нас исправлял.
Я кивнул и в горле снова появился ком. Я никогда не чувствовал себя сиротой или безотцовщиной, но, когда об отце говорил Отшельник, мне становилось очень тоскливо. С ним я понимал, что лишился не только родителя, но и тех знаний и умений, которые отец мог мне дать.
Вскоре из-за поворота показался дом, больше напоминающий барскую усадьбу, а не «домик к лесу». Когда подъехали поближе, я залюбовался: двухэтажный, из белого камня, с балконом и колоннами на широком крыльце. Дом напоминал безе на зеленом блюде. Во дворе стояли хозяйственные постройки: длинный гараж, баня-сауна с купелью, терраса, дом для прислуги. Едва мы приблизились к дому-усадьбе, как навстречу высыпали расторопные слуги.
— Что ж ты в старом деревенском доме один живешь, если у тебя такие хоромы имеются? — удивился я.
— Сытная жизнь расслабляет и начинаешь лениться. А лень для меня — первый враг. Если бы не моя лень, то за столько лет жизни я бы пешком обошел землю и выучил все языки мира.
Слуги расшаркивались и без устали приветствовали своего хозяина. Оказалось, он уже два года сюда не приезжал. Внутри усадьба тоже впечатляла: гладкий паркетный пол, много позолоты и изысканных статуэток. А про книги я уже молчу, в каждой комнате стоял доверху забитый книжный шкаф.
— Мне придется завтра всех прогнать, — сказал Отшельник, когда мы сели за обеденный стол. — Чтобы не видели то, что я хочу тебе показать и чему научить. «Пустым» людям эти знания ни к чему. Только страха больше перед нами появится.
Я согласно кивнул. К этому времени я уже успел помыться в душе и переодеться в запасную одежду Отшельника. Одежда мне была велика, ведь от моей мускулатуры мало что осталось. Но я подогнул штанины, закатал рукава и в домашних тапочках спустился к столу. В красивой фарфоровой посуде лежали различные сладости, а в центре стола стоял медный самовар.
 
— Ты, я вижу, любишь смешивать старину и современность, — улыбнулся я и показал на электронные часы, висящие на стене.
— Была бы моя воля, то вообще бы остановил прогресс, — Отшельник, как довольный кот, облизывал большую ложку из-под сметаны. — Нельзя терять свою культуру и идентичность, — он поднял ложку вверх. — Это путь к саморазрушению.
Я налил себе чай из самовара и подтянул блюдо с блинами и пиалу с вишневым вареньем. Худая женщина с большими грустными глазами стояла напротив, нарезала тонкими ломтями подкопченное сало и прислушивалась к разговорам, доносящимся с улицы. Я хотел посмотреть, кто же там болтает, но никого не увидел.
— Громкоговоритель на столбе висит, — пояснил Отшельник и повернулся к женщине. — Чего, Клава, нового в мире? А то мы с другом недавно из лесу вылезли.
— Неделимые земли уже на следующей неделе отбирают, — жалобно сказала она. — Сначала говорили три месяца, а вчера сказали, что на следующей неделе.
— И пусть, — равнодушно пожал плечами Отшельник.
— Вам-то «пусть», а у меня там клочок земли есть, — пробурчала она. — Родители в наследство оставили.
— Мда-а-а, уже не продашь. Ни один идиот не купит землю, на которую зарится Палицкий. Он все равно житья не даст и выселит оставшихся.
На глазах женщины навернулись слезы. Видимо, после того как мы сбежали, земли решили отобрать быстрее.
— А что Палицкий хочет делать с землей? В империи такие просторы, что не один век придется осваивать, — удивился я.
— Какие просторы? Весь восток и часть юга уже стали Закрытой зоной. Не удивлюсь, если через пару десятков лет от империи останется лишь жалкий клочок земли на западе. Иногда у меня складывается ощущение, что Палицкий нарочно разрушает империю.
— Зачем ему это?
Отшельник развел руками. Женщина дорезала сало и молча удалилась. Отшельник повернулся ко мне и лукаво спросил:
— Как ты думаешь, эта картина на стене настоящая или Наваждение?
Я поднял голову и увидел пейзаж с горами и альпийскими лугами в позолоченной раме. Попытался вспомнить, висела она раньше или нет.
— Наваждение? — предположил я.
— Подойди и дотронься.
Я провел пальцем по полотну и почувствовал неровный слой застывшей краски. Пощупал выпуклые узоры на раме. Картина была настоящая.
— Хорошо, — кивнул Отшельник. — На подоконнике стоит статуэтка Амура или нет?
Я повернулся к окну, но кроме горшка с цветущей геранью ничего не увидел.
— Статуэтки нет.
— Подойди и потрогай.
Сначала хотел возмутиться: что там трогать, если я вижу чистый белый подоконник? Но подумав, решил сделать так, как он велел. Я подошел и медленно опустил ладонь на подоконник: ничего нет.
— Я же сказал, что здесь нет статуэтки.
— Разве? А в правом углу что стоит?
— Цветок в горшке.
— Ты уверен?
«Он что, вздумал смеяться надо мной? — вскипел я. — Совсем за идиота держит?»
Я хотел оторвать лист и показать ему, но рука прошла сквозь растение и наткнулась на что-то твердое и гладкое. Я быстро ощупал предмет и понял, что это такое.
— Это Наваждение! Здесь нет цветка, только статуэтка.
Отшельник прошествовал к большому мягкому креслу и плюхнулся в него:
— Ты прав. Этот цветок стоит в моей спальне. Но ты его увидел, так как я этого захотел. Теперь скажи мне, что нарисовано на картине, которую ты уже щупал?
Я еще раз внимательно рассмотрел пейзаж и описал две снежные вершины, луг сочного зеленого цвета, пышные облака и розовый куст вдали.
— Хм, а если вот так? — Отшельник щелкнул пальцами, и картина поменялась.
Теперь на ней была городская улица и торговцы с лотками.