Новая пташка для владыки (СИ)

Изора заметила усмешку Эллин и цокнула языком.
— Относись с уважением к наставнице, это второе правило, — сказала она и больно дернула Эллин за руку, — и никогда не спорь с ней. Усмешки оставь для других пташек.
Эллин с трудом сдержалась, чтобы не ответить что-нибудь колкое. Два года в странствиях и тавернах закалили ее, и она привыкла всегда давать отпор обидчикам. Но сейчас она чувствовала, что лучше стоит промолчать. Она планировала выжить и сбежать отсюда, а для этого не стоит привлекать к себе внимание. Потому Эллин лишь кивнула с кротким видом.
Изора осталась довольна. Она снова обошла девушку кругом.
— Что ж, комплекция у тебя недостаточно изящная, — сказала она, — соловьи нашего владыки всегда были более хрупкими, маленького роста, но, думаю, это не проблема. А теперь самое главное.
Она подошла к дверному проему и что-то крикнула на все том же незнакомом языке. В комнату вбежали две служанки, одна из них несла скрипку и смычок Эллин. При взгляде на нее у девушки защемило сердце. Служанка робко протянула инструмент девушке. Эллин схватила ее и критично осмотрела, любовно пробежалась пальцами по струнам и погладила гладкий корпус. Отцовская скрипка была цела — это самое главное.
— А теперь сыграй, да хорошенько постарайся. Если ты недостаточно хорошо сыграешь, обучение тут же закончится. Навсегда. Ты исчезнешь, пташка, а твои перья растворятся в ветре, — Изора обнажила зубы и села на мягкие подушки.
Эллин поняла намек. Если сейчас ее игра не понравится Изоре, то она умрет.
Девушка взглянула на наставницу, на служанок, стоящих у дверного проема, и с глубоким вздохом подняла скрипку. Что ж, она играла для публики и похуже. Эллин на секунду задумалась, что именно сыграть. Сначала она хотела сыграть известную народную песенку или сонет, написанный иноземным музыкантом. Но неожиданно ей пришло в голову сыграть собственную мелодию, ту, что она написала под впечатлением старого сна. Эллин закрыла глаза и нежно провела смычком по струнам.
Она уже не была во владениях владыки. Не было ничего и никого вокруг, лишь музыка и упругие струны. Мелодия унесла ее далеко-далеко, в те волшебные края, где царят свобода, счастье и покой. Она представляла себе золотистые холмы, деревья с розовой листвой и журчащий водопад, что так часто снился ей ночами.
Выкрик Изоры вернул ее в реальность. Эллин раскрыла глаза и опустила скрипку. Наставница прогнала служанок, и они снова остались вдвоем в этой тесной комнате.
— Неплохо, — задумчиво произнесла Изора, в ее суровом голосе слышалось едва заметное одобрение, — что это за мелодия? Я никогда не слышала ее.
— Её написала я, — тихо ответила Эллин, и необъяснимая грусть уколола ее сердце.
Изора неопределенно хмыкнула и какое-то время молчала, расхаживая по комнате.
— Свое умение петь продемонстрируешь завтра, когда мы начнем обучение. Прежде тебя надо привести в порядок.
Она снова позвала служанок и дала им какие-то указания на каркающем языке. И величаво вышла из комнаты, оставив после себя едва уловимый аромат сандала.
Вбежали служанки и, смущенно улыбаясь, взяли под руки Эллин. Они пытались взять у нее и скрипки, но девушка сопротивлялась, упрямо вцепившись в инструмент.
Ее снова повели сквозь вереницу комнат, коридоров и залов. Перед глазами мельтешили двери, окна, незнакомые женские лица. Наконец, ее привели в очередную купальную комнату, небольшую, но роскошно отделанную. Ванна, наполненная горячей, обжигающей кожу водой, уже ждала ее. Эллин аккуратно положила скрипку на резную скамейку и, стянув с себя платье-тунику, без лишних слов нырнула в воду.
Следующие несколько часов ее уставшее тело намывали, умащивали его ароматными маслами и мазями. На каштановые волосы нанесли дурно пахнущую смесь, а волосы на теле удалили с помощью мягкого воска. Через какое-то время смесь с волос смыли, и они приобрели яркий вишневый оттенок и блестели как водная гладь.
На нее надели другое, голубое с золотистой каймой, платье, на ноги — простые сандалии. Влажные волосы тяжелой волной ниспадали на спину. На губы нанесли густой бальзам с ароматом малины и подвели к зеркалу. Поначалу Эллин не узнала своего отражения. Волосы по-прежнему были темными, но этот новый цвет изменил ее, сделал ярче, губы казались пухлее, а кожа — светлее.
 
— Госпожа приказала отвести вас в комнату и оставить там до завтра, — с легким акцентом прощебетала одна из девушек.
По дороге Эллин пыталась расспросить у служанок о владыке, Изоре, но девушки упорно молчали.
Вскоре они пришли к массивной красной двери.
— Сюда, — сказала служанка, указав на дверь, — мы придем за вами завтра.
И, больше не говоря ни слова, они убежали по коридору. Эллин осторожно толкнула дверь. Она ожидала увидеть очередную скупо обставленную комнату, но ошиблась.
Эта комната размерами больше походила на танцевальный зал. На полу — тонкие коврики и подушки, на стенах — гравюры и картины птиц, зеркала и полки. Широкие окна с выходом в сад. И много узких односпальных кроватей. Некоторые из них были застелены, на некоторых лежали какие-то побрякушки, платья. Но кроме нее, в комнате никого не было.
Девушка подошла к окну. Ей никто не запрещал выходить в сад, не так ли? А воздуха ей сейчас особо не хватало. Все еще держа скрипку и смычок в руках, она раскрыла окно и проскользнула в сад. Близился вечер, и стояла приятная прохлада, которая бывает только летним вечером. Этот сад выглядел ухоженным, повсюду росли ровные ряды выстриженных кустарников и цветов. Эллин прошлась немного по каменной дорожке и села на скамью, скрытую под сенью дерева.
Куда бы она ни посмотрела — повсюду была зелень да стены дворца. Он был огромным, будто целое государство уместилось внутри другой страны.
«И как сбежать отсюда? Как сбежать? — думала Эллин, с тоской глядя на небо, — должен же быть какой-то выход».
Ее беспокойные размышления прервал шелест травы, девушка вздрогнула и подскочила с места. С другой стороны сада шал садовник, тот самый, что застал ее сегодня утром.
Глядя на него, Эллин пыталась вспомнить, как его зовут.
«Ардел», — подумала она с каким-то странным облегчением, не отрывая от него глаз. В этот миг мужчина и заметил ее. Он медленно оглядел ее с ног до головы, на мгновение губы озарила хитрая улыбка. Зрачки расширились, а брови приподнялись.
— И снова здравствуй, утренняя пташка, — сказал он уже с серьезным лицом и остановился.
Эллин нахмурилась и поджала губы.
— Я не пташка, — тихо, но твердо сказала она, — а человек, у которого есть имя.
Ардел улыбнулся одними уголками губ и сделал шаг вперед.
— Я бы назвал тебя по имени, — сказал Ардел, — если бы знал его.
Он скрестил руки на груди и выжидающе посмотрел на нее. Эллин на миг растерялась. Она вовсе не собиралась заводить знакомства здесь с кем бы то ни было, особенно с мужчинами. Но, с другой стороны, он не выдал ее сегодня утром, когда застал в саду. А еще его глаза… Эллин казалось, что она видит в них что-то, похожее на участие.
— Эллин, — ответила она, глядя прямо ему в глаза. — Зови лучше меня так.
Ардел улыбнулся и подошел к ней почти вплотную.
— Как скажешь, Эллин, — сказал он и неожиданно прикоснулся к пряди ее волос, — тебе изменили цвет волос… Прежний мне нравился больше.
От его внезапной близости девушка шумно выдохнула и попятилась. Ардел пристально посмотрел ей в глаза и улыбнулся. Сделал шаг назад и скрылся за живой изгородью. Послышался странный треск, и вскоре появился мужчина. Он нес в руке три огромные, переплетенных между собой, магнолии. Сощурив глаза, садовник приблизился к Эллин и воткнул цветы ей в волосы.
Все это время девушка стояла, не шевелясь. Будто завороженная, наблюдала за уверенными движениями Ардела. Его губы тронула легкая улыбка. Он пронзительно смотрел на нее. Выдохнул. И внезапно намотал локон ее волос на палец.
— И не пташка, и не цветок… — задумчиво, словно самому себе сказал он.