Дело влюблённого инкуба (СИ)

– Там всё просто. Адам Хоуп явился в клинику, в которой на днях скончалась родами одинокая женщина. Скончалась, так и не родив, – случай редкий в наше прогрессивное время, но тем не менее встречающийся. Дальнейшее могу объяснить лишь действием запрещённых к применению зелий, заклятий и амулетов: сотрудник клиники принял от Хоупа заявление, указав в графе «мать» несчастную умершую, а в особых отметках указав, что справка о рождении к анкете-заявлению не прилагается в связи с утерей. Вот и вышло, что в итоговых документах всё выглядит чисто: оба родителя известны, мать умерла, отец забрал дочь из роддома, все документы подтверждают друг друга, никаких противоречий нет.
– Официальная мать Марты – человек, а вот кем являлась её настоящая мать, мы пока установить не можем, – задумалась Вэл и присела на качели. – Слушай, ты часом не в курсе, где найти Адама Хоупа?
– Нет, но если вдруг узнаю – сообщу не тебе, а полиции Лос-Анджелеса: они обещают крупную награду за помощь в розыске Марты и Адама Хоуп.
– Тьфу! Свидетели по делу исчезают, как вода в песке! Зачем-то ведьмак постарался скрыть видовую принадлежность матери своей дочери! Ты обратил внимание на группу крови Марты, указанную в справке?
– Естественно, это самая редкая группа крови среди людей и бросающаяся в глаза любому Иному.
– С такой группой рождаются все некроманты. – Раскачиваясь на качелях, Вэл крутила прядь волос и думала, думала.
– Да, но не только они. Прежде чем ты сделаешь вывод о видовой принадлежности неизвестной матери Марты, поспешу тебя разочаровать: малышка могла унаследовать эту группу крови от отца. Так что наследие наверняка не магическое, а генетическое, и по другой линии.
– Всё-то ты знаешь, – вздохнула Вэл.
– Если бы я знал всё, был бы гораздо богаче, – фыркнул эльф.
– А мне хотелось бы знать всё, чтобы не опасаться нашествия зомби на Лос-Анджелес, – мрачно сказала Вэл. – Или заранее к нему подготовиться...
.
В полдень того же дня в кабинет адвоката заглянул её личный помощник.
– Шеф, ты здесь? – спросил Тони и уставился на Вэл, сосредоточенно рисующую на белом листе офисной бумаги серую статуэтку, похожую на вазу с цветами.
– Трудно было бы отрицать, – рассеянно согласилась она с фактом своего наличия на рабочем месте. – Скажи, какая разница между призраком и привидением?
– Ты всю ночь сидела здесь и размышляла над их метафизическими различиями? – хмыкнул Тони, но на поставленный вопрос ответил: – Призрак – это существование души сразу после смерти, а привидением призрак становится в том случае, если по каким-то причинам не ушёл за грань, оставшись привязанным к земле, и отказался от упокоения некромантами. Полный список причин могу уточнить в энциклопедии.
– Не нужно. Я всю ночь сидела не здесь, а дома, внимательно изучая материалы дела Брин Стоун, и теперь горю желанием проверить некие возникшие у меня догадки. Ты принёс свою спортивную сумку, как я просила?
Тони молча протянул требуемое и с любопытством наблюдал, как его потрёпанную сумку обнюхивают, удовлетворённо кивают и кидают в угол кабинета.
– Кто там у тебя в приёмной? – спросила Вэл, расслышав человеческие шаги за дверью.
– Мужчине нужна консультация: он сетует на коррупцию и незаконные препоны в покупке земли.
– Коррупцию? Тони, уж это вовсе не наш профиль!
– Да, но я записал его на приём, когда увидел, у какого посёлка он желает купить участок, – заговорщицки подмигнул личный помощник и развернул на столе карту пригорода Атланты с красным кружком, отмечавшим территории проблемных земель. То, что земля там представляла собой бесплодную пустыню, ничуть покупателя не смущало, а заподозрить наличие тут скрытых тайн непосвящённый не мог никак. – Догадываюсь, кто из Иных создаёт препоны покупке, поскольку им даром не нужен человек под самым боком. Поговори с художником, а то он далеко не беден, вопреки устоявшемуся представлению о людях творческих профессий, и готов армию юристов для отстаивания своих прав нанять.
– Художник?
 
– Да, довольно известный. Я бы добавил, этот мистер Франклин весьма эксцентричный мизантроп, откуда и родилось его желание поселиться в безлюдных песках.
Заинтригованная Вэл вышла в приёмную и обнаружила, что посетитель – невысокий щуплый мужчина лет сорока – придирчиво рассматривает большую картину на стене, скептически хмыкая и неодобрительно поджимая тонкие губы. При виде хозяйки картины он обвиняюще ткнул в полотно пальцем и огласил свой вердикт – мнение мэтра изобразительного искусства:
– Удивительно талантливое исполнение при поразительно безграмотном и наплевательском подходе к проработке образа. Технически – это очень хорошее подражание Камале Савитри, но знание художником мифологии оставляет желать лучшего.
– Это не подражание, автор картины – сама Камала Савитри, – заверила Вэл. – На обороте холста есть её подпись – можете отодвинуть от стены край рамы и увидеть её.
Она умолчала, что лично знакома со знаменитой художницей. Большинство фениксов, как и Камала, являлись представители творческих профессий, это была особенность данной разновидности оборотней. Среди радужных птиц рассвета (как именовали себя фениксы) складывались целые династии художников, поэтов и актёров и род Савитри был одним из самых известных. Американская ветвь Савитри дружила с семьёй Вэл.
– В самом деле, – ошеломлённо проворчал художник, убедившись в подлинности подписи, и недоумённо нахмурился: – Странно, что художница с индийскими корнями изобразила чудовище своей страны именно таким образом. Аристотель, ссылаясь на Ктесия, указывал, что у мантикоры три ряда зубов на обеих челюстях, что она похожа на льва с плоской мордой, а хвост у неё как у скорпиона и тоже ядовитый. Всё это есть на картине, но пририсованные зверю крылья – это произвольный новодел, берущий истоки из бестиариев книг фэнтези двадцатого века! Что же касается чёрного цвета вместо красного и чешуи вместо длинной шерсти – это и вовсе бесцеремонное изменение канонов!
Ну, знаете ли, мантикоры не виноваты, что тонкую длинную чешую, плотной бронёй облегающую тело и плавно повторяющую все его изгибы при движении, средневековые непосвящённые люди издалека принимали за шерсть! А расцветка, извините, бывает разной. По одному «рыжеволосому» не стоит судить обо всей расе, среди мантикор встречаются и блондины и брюнеты, за примерами далеко ходить не надо.
– Согласно канонам мантикоры ещё ужасно злобные и дикие, и все поголовно – людоеды, – напомнила Вэл, и её личный помощник поперхнулся смехом, сделав вид, что внезапно закашлялся.
– Хорошо, мне была неизвестна классическая мифология, когда я устраивался на работу, и я года спокойно трудился рядом с... этой картиной, – сказал Тони.
– Отход от классики не всегда уместен, – холодно процедил художник, заподозрив, что над ним втайне потешаются. – О ядовитых шипах мантикор упоминалось в древних текстах, но расположение их воротником вокруг шеи придаёт мифическому монстру глупый вид!
Внутренний зверь Вэл издал грозное рычание, которое человеческой ипостаси еле удалось удержать внутри. Её любимый дедушка никогда не выглядел глупо! Он порой выглядел грозно, устрашающе, изыскано-элегантно, сдержано-благородно, порой даже добродушно, но глупо – никогда!
– Предлагаю сойтись на том, что образ мантикоры в мировой литературе меняется буквально каждое десятилетие, – примирительно сказала Вэл. – Лично мне наиболее красочным и правдоподобным кажется этот портрет.
– Не портрет, а мифический облик, – поправил педантичный художник, – но я не по поводу картины пришёл к адвокату. Мне постоянно под разными несуразными предлогами отказывают в покупке земли, и её вот-вот перекупит другой человек!
«Человек – это вряд ли, – подумала Вэл, распахивая перед посетителем дверь кабинета, – но проблем такой дотошный тип, как этот художник, и впрямь может доставить немало. Даже Иным. Тони назвал его мизантропом, а он редко ошибается в оценке характера людей, так что попробуем сыграть на нелюдимости клиента».