Отец Пепла (СИ)

— Оно есть… Оно действительно есть! Сколько веков вы собирали всё это?
— Нисколько, — ответил Брахил, швыряя почти догоревший факел прямо в старинный сундук, полный монет. — Наш взнос ничтожен. За прошедшие полторы тысячи лет Девятый легион принёс сюда меньше одной шестой общего состояния, остальное уже было, когда наши предки поселились в долине. Омекрагогашу нравится золото, и мы лишь в меру сил пытаемся преумножить его богатство.
— Омек… Омекаг…
— Омекрагогаш, дракон, живущий здесь многие тысячи лет. Он великодушно позволил нам существовать.
Наследник крови зачерпнул сверкающих монет, прислушался к их звону, ощутил тепло. Всё, что было ложью совсем недавно, оказалось странной, рушащей его понимание мира правдой. Что ж, как говорил Озрик: если истина причиняет боль, проблема в тебе, а не в истине.
— Туда.
Видимо, внутри кратера всё же было горячее жерло, ибо над золотыми холмами поднимался дымный столб. Легат пошёл по низинной тропе, которая струилась между склонами, Оредин последовал, не в силах перестать крутить головой. Глаза пили блеск солнечного металла, сердце билось всё быстрее.
Вскоре, откуда-то со стороны в их тропу влилась другая. По ней, со звоном и скрипом легионеры Девятого толкали деревянные телеги. Сквозь щели в досках на золото капала кровь, а над бортами виднелись части тел, в основном — руки да ноги. Вереница телег опередила легата и устремилась вперёд, рыская на скользком металле.
— Что это? — хрипло спросил гном, позабыв о сокровищах.
— Причины скорбеть, принц, мои и ваши.
Оредин разглядел среди прочих торчащих конечностей детскую ногу, и холод стиснул его внутренности.
— Зачем они здесь?
— Чтобы быть съеденными.
— Съеденными⁈
— Элрогиане хоронят своих мёртвых в огне. Со временем этот обычай превратился в кормление дракона, ибо где больше огня, чем в его желудке? Соответственно, ради ваших мертвецов мы также не можем слишком утруждаться, у нас сейчас война.
Они вышли к центру кратера, где оказалось целое озеро кипящего золота. Жар стоял такой, что подойти к его берегу было невозможно, а ближайшие горы сокровищ сплавились в единую массу. То, что не удержалось на ней, стекло во впадину золотой чаши и вздувалось хлюпающими пузырями. Но не это поразило гнома, — в середине из жидкого металла возвышалось нечто продолговатой овальной формы. Яйцевидный самоцвет высотой в два и шириной в полтора человеческих роста варился в кипящем золоте. Оредин мог только поражённо смотреть на него, пока пересохшие глаза не заболели.
— Вы об этом не знали, — понял легат, — не выведали у предателя. Я удивлён и обрадован. Вероятно, в этом парии остались ещё крупицы стыда и памяти о долге.
— Мать-Гора… Да что же это⁈ Алмаз? Рубин? Сапфир?
— М-м-м, никогда не любопытствовал. Мы знаем только, что Омекрагогаш дорожит им больше, чем всеми остальными сокровищами и даже собственной жизнью.
Оредин тяжело дышал, испепеляющий зной грозил лишить его чувств, одежда не успевала пропитаться потом, как тот испарялся, волосы начинали тлеть, а на коже выступали волдыри.
Легионеры приблизились к эпицентру жара настолько, насколько смогли, их плащи и даже сами телеги были пропитаны водой и исходили густым паром. Люди как могли быстро выгружали трупы своих и чужих павших на золото, а затем бросались прочь. Не прошло много времени, когда на телах вспыхнули первые лепестки пламени, — где-то вскипел и загорелся жир, под воздействием жара трупы начали двигаться. Это зрелище холодило кровь, но Оредину всё равно было жарко.
Неожиданно кратер огласил звериный рёв, и из-под извивающихся тел вырвался громадный силуэт. Воя и рыча, гигант с изуродованным лицом скатился на золото и пополз, обжигая кожу о раскалённый металл, в то время как его волосы и часть спины уже занялись пламенем. Огромные руки скользили, за бессильными ногами оставался след быстро сворачивавшейся крови, но чудовище цеплялось за жизнь с неистовством и продолжало ползти. Четыре легионера схватили его и потащили к телегам, обессиленное чудовище свесило голову, — возможно, действительно погибло на этот раз.
 
— Значит, он поборется ещё немного, — произнёс Брахил. — Вы совершили подвиг в тоннелях, принц Оредин, мой брат ещё ни от кого кроме меня не знал поражений.
— Брат? Это… этот человек твой брат?
— Единокровный и младший. Мы думаем, в роду его матери были нелюди, кто-то из гигантов, но наш отец любил вызовы.
— И ты не хочешь отомстить за него?
— Отомстить? — Легат потёр шрам на подбородке. — Забудьте. Атмос проживёт ещё один день, но примипилом ему уже не быть и это хорошо. Время настало, принц, Омекрагогаш никогда не пропускает обновление пламени, а оно вот-вот должно состояться…
Земля под ногами вздрогнула, бесчисленные монеты зазвенели и стали сходить оползнями с холмов, и по спине Оредина пробежал холодок. А потом над дальними золотыми вершинами поднялся шипастый хребет, поднялись и опустились рваные паруса крыльев, — волна раскалённого воздуха пронеслась по кратеру. Медленно, создавая тряску при каждом шаге, чудовище выбралось к озеру. У дракона был непомерно раздутый живот, тёмно-красная, почти бурая чешуя, тусклая и облезлая, костяной панцирь покрывали трещины и не хватало рога.
Он замер, ступив передними лапами в кипящее золото, долго смотрел на невероятный кристалл, будто думая о чём-то, и, наконец, подступил к кровавому подношению. Трупы успели отчасти прогореть, но, всё, что осталось, было поглощено. Потом огромная голова поднялась, дракон повёл носом, изогнул шею и побрёл к двум крошечным существам, наблюдавшим издали. По мере того, как змей неба надвигался, раскачиваясь на слабых ногах, низко держа голову, Оредин чувствовал, как из глубины души поднимался ужас. Голова опустилась, поблёкшие жёлтые глаза вглядывались подслеповато, отчего чудовище напомнило старого Озрика.
«Старый дракон! Всё правда, от первого до последнего слова!»
Вдруг внимание наследника крови привлекло движение, на периферии что-то мелькнула с одного из золотых холмов осыпалось золото, а через миг там поднялся широкий кряжистый силуэт, истекающий паром. Раздался грозный вопль, и рука занесла для броска очень длинное копьё. Оредин не мог поверить своим глазам, кавалькадой в голове пронеслись мысли о том, что в последний раз он видел мастера Глосротона ещё до того, как корпус покинул Пепельный дол ради обманного манёвра. Неужели драконоборец отстал от сородичей и притаился в долине? Что за безумие им…
Копьё взвилось в небо и описав дугу, поразило медлительного дракона в шею, вошло глубоко, но не задело артерий и не нанесло тяжёлых ран.
— Безумный пёс, — прошептал наследник.
Тем не менее, змей неба ощутил боль, он издал вибрирующий низкий рык, повернул голову, набирая в грудь воздух и широко открыл пасть. Легат схватил Оредина.
— Бегите.
Пришлось послушаться, и когда мир затопил белый свет, отразившийся от тысяч золотых поверхностей, наследник крови упал. Брахил навалился на него и укрыл плащом, что, вероятно, спасло гнома от истинной слепоты, но не от потока смертоносного жара. Когда человек поднялся, горящий плащ полетел на сокровища, а сам легат сбил пламя с рукава куртки.
— Какой потрясающе глупый и отважный поступок, — сказал человек, справившись. — Но нельзя не восхититься преданностью этого гнома своему делу.
Глосротон, несомненно, погиб в первое же мгновение, но основной удар пламени пришёлся на золотое озеро, в котором грелся гигантский самоцвет.
Дракон стал медленно надвигаться, издавая звук, похожий на раздражённое мычание. Приблизившись к легату, он опустил шею, позволив тому вырвать рунное копьё из чешуи. Наружу хлынула горячая кровь, от которой Брахил отшатнулся, после чего бросил драгоценное оружие в сторону.
— Всё хуже и хуже, бедный старый господин Омекрагогаш. С каждым годом ему всё труднее думать и изрыгать белое пламя. Мы кормим его селитрой, серой и углём, поим ртутью, и, хотя огонь ещё горит, разум остаётся замутнённым. Омекрагогаш уже был древним, когда Девятый пришёл в долину, однако, его мудрость и милосердие всегда сверкали подобно звездам. Но когда появился этот камень многое переменилось. Ему нужен долгий жар, а дракон стал немощен. Силы, которые продержали бы его ещё тысячу лет, уходят на белое пламя, в то время как разум тает. Он стал неуклюж, рассеян, почти всё время спит, не летает и уже не говорит с нами…