Закатное солнце почти не слепило (СИ)
— Нетронутая часть базы. — Подытожила Маргарита и без перехода предупредила, — нам надо сейчас встречать отряды.
В комнате оседала пыль, тишину нарушил директор:
— Света и Марго, — он редко их так называл, — можете пока заниматься отрядами. Мы с Мишей — на него сегодня не рассчитывать — тоже мыться и сразу собирать поисковый отряд, человек восемь, не меньше, будем дальше искать Радость и заодно бегло нарисуем карту новых, — кивок в сторону дыры, — подземелий.
Вожатые кивнули и быстро вышли из комнаты, стало на два фонарика темнее.
— Надо немедленно вызывать Эльвирова, — сказал директор ни к кому не обращаясь конкретно. — Пусть у него хоть десять конференций, но здесь он нам нужен уже сейчас! Я ему сам позвоню, пусть только попробует отпираться!
— Узнает, что часть базы с целыми кабелями нашли, а неизвестно, что там еще за дверями запертыми, прилетит: если надо, самолёт захватит! — Усач Михаил хлопнул себя по колену, выбив новое облако пыли, он был похож на мельника.
— Я понимаю, ты несерьёзно, но даже в шутку внимание властей нам ни к чему. Пронюхают, чем мы тут занимаемся, прихлопнут, как комаров, а детей немедленно эвакуируют. Кого из персонала оставят жить, после допросов: те увидят по телевизору выпуск новостей о контр-террористической операции и террористах, заминировавших весь лагерь.
— Не увидят, — усмехнулся Михаил, — в кутузках наших телевизоров нет.
— Уже есть, — возразил директор.
— Тьфу! Куда мир катится!
Директор покачал головой, достал из присыпанного побелкой и кирпичом пиджака рацию. — Свяжите меня с Эльвировым. — В устройстве щелкнуло, потом пошли обычные гудки. После третьего из телефона раздался бодрый, хоть и далёкий голос:
— Спартак Петрович, это вы? — На том конце «провода» плясали от нетерпения.
— Он самый.
— Я сейчас в гостях, по тому адресу, что вы мне дали, — мне здесь такое рассказали! Оказывается, мы с вашими друзьями, — Эльвиров тараторил, но теперь замялся, подыскивая слова, — единомышленники и даже в некотором роде коллеги!
Директор нетерпеливо отмахнулся от важных новостей, хорошо, что учёный не видел этого жеста. Обиделся бы.
— Пётр, придержи коней, тебе они скоро свежими понадобятся. Ты нам срочно нужен в «Кристалле». Уже сегодня. Понимаю, что физически ты сегодня не успеешь, поэтому — самое позднее — завтра.
— Но… — попытался оторопело возразить Эльвиров.
— Мы только что нашли нетронутую часть базы, с дверями и кабелями! — Почти выкрикнул в рацию Спартак Петрович, желая сократить препирательства.
— А?..
— У нас тут пришельцы из двух миров разгуливают и по-русски говорят. Самая вредная из них грозится апокалипсисом! Вторая таинственно пропала. Третьего в кустах нашли, а четвертого, слава Богу, видели только мельком. Ищем теперь вторую. Пётр, да здесь такое творится!
— Э… кхе…
Директору пришлось немного подождать, пока Элвиров справится с голосом.
— К чёрту конференцию! — Просипел учёный. — К чёрту благоговейных чудаков! Я отправляюсь немедленно! — Потом мимо трубки, кому-то в комнате: «Через сколько можно добраться до лагеря?» — и, выслушав ответ, снова в телефон: — Буду сегодня ночью.
— До встречи, Пётр. Не задерживайся.
— Не задержусь, только без меня не начинайте! — Прокричал ученый и положил трубку.
Спартак Петрович, спрятал рацию.
— А это уж как получится. Похоже, всё само начинается, не спрашивая у нас.
II. Глава 9
Пашка и Сергей этим утром были, мягко говоря, сами не свои. Они проспали сигнал к побудке (эх, не услышали, что за музыка сегодня, — досадовал Сергей), поэтому будить их пришёл лично вожатый Антон, твёрдо-мягкий в обращении со своими «сопляками», который при первом же знакомстве с отрядом так и сказал: «Вы теперь мои, сопляки, и я позабочусь, чтобы вы провели время весело и с пользой, как я когда-то в десанте». Все сразу прониклись уважением к Антону, как, впрочем, и к его напарнику — Ивану, высокому и плечистому морпеху. Тот ничего не обещал, а просто сообщил, что кто выбирает северные номера корпуса, будет под его началом.
Так и началось это утро для друзей с буханья увесистого кулака десантника в дверь и его зычного крика: «Подъём, салаги!».
Весь отряд, Головорезы и Романтики, наблюдали, как Сергей и Пашка выскочили из номера и понеслись, спотыкаясь в туалет. Через две минуты, успев плеснуть в лицо водой и мазнуть по зубам пастой прямо из тюбика, они под разнобой гиканья и криков «девчонки!» пробежали обратно в номер, чтобы уже через двадцать секунд выскочить. В общей сложности из-за двух сонь отряд выдвинулся в столовую на пять минут позже, но смотрели все волками, словно друзья под ноль лишили их завтрака.
Вожатого-моряка почему-то не было, а вожатый-десантник решил, что «пацанам» с утра полезно побегать. Косые взгляды стали прямыми и Пашка с Сергеем прочувствовали непереносный смысл фразы «раздевают глазами», правда, в их случае глазами не раздевали («Слава Богу!», — подумал неунывающий Пашка), а избивали. Да, это было больно морально.
Десантник заломил синий берет покруче и с криком «Не отставать!» нырнул в аллею, которая вела прямо в противоположную сторону от столовой. Пожимать плечами было некогда, поэтому все кинулись следом.
— С дороги, девчонки! — Чернявый дылда с лицом злым, спесивым и тупым топнул Сергею прямо по ноге и заехал локтем по рёбрам. Стало внезапно обидно, Сергей сбился с шага и его ещё трижды толкнули с разных сторон, так что он сразу оказался в хвосте. Пашку пихнули всего один раз, он вильнул в сторону и присоединился к другу.
Сначала они бежали молча, потом толстяк, выбрав паузу между своими пыхтениями, выпалил, обращаясь к другу:
— Хорошо!
— Что хорошо? — Не понял Сергей, с трудом выныривая из обиженных мыслей, в которых искал те самые разительные слова, которые бы пристыдили, поставили на место и заставили раскаяться дылду-задиру и всех, кто был с ним заодно. Получалось плохо, морализаторские фантазии то и дело скатывались к банальному мордобою, где Сергей проявлял отсутствующие у него навыки боевых искусств.
— Всё. — Выдох, вдох. — Вокруг.
Сергей был вынужден оторвать глаза от стелющегося под ногами асфальта, где крутились мысленные сцены торжества справедливости.
Конечно, Пашка сто раз прав: вокруг не просто хорошо, а щемяще чудесно. Солнце слегка желтит там, куда дотягиваются его косые, разрезанные листами и ветками лучи, бежишь словно сквозь калейдоскоп светотени, за один шаг перемахивая два десятка иероглифов — светлых, повествующих о радостях жизни, прошлых и будущих, и тёмных, таящих шифр страшных предсказаний, причин хандры и меланхолии, даты дождливых и холодных дней. Неожиданно Сергей увидел, что «иероглифы» мелькают не только под ногами, как проекции, но они составляют самое тело воздуха, продолжаясь и в твёрдые предметы. Грудью он чувствовал их вибрацию, словно проводил пальцем по зубьям расчёски. Эта щекотка в груди наполнила его пузырями как шампанское, не просто тело или голову наполнила, придала иное качество объёмному восприятию себя, как той части пространства, отведённого мирозданием под личность, машущую сейчас руками, топающую ногами и так идиотски… лыбящуюся?!
Сергею захотелось закричать. Вернее, запеть на той счастливой ноте, которая струилась сквозь него. Он посмотрел на Пашку и вернул ему:
— Хорошо!
Пашка едва заметно кивнул, и одними глазами сказал: «Да!», по свойски так, словно признался в некой сияющей тайне, сияние которой, сколь ярким бы оно ни было, видели только они — два друга.
Есть моменты, которые будешь потом вспоминать целый год, а есть такие, которых будешь время от времени осторожно касаться памятью всю жизнь. Интересно каким станет этот?
Впереди трусит разнокалиберная толпа мальчишек (правда к ним сейчас Сергей тёплых чувств не испытывал). По макушкам и плечам прыгают солнечные зайчики, оскальзываясь на выгоревших волосах, с разгону брызгают по глазам. Буйная зелень впереди рябит, проплавляясь лучами, по которым на дорожку и врывтаются, подобные флибустьерам, идущим на абордаж, зайчики-иероглифы.