Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье

Позднее Толкин переписал это стихотворение под названием «Последний корабль»[112], завершив им сборник «Приключения Тома Бомбадила». Фириэль так же выходит из дому, видит корабль эльфов, которые зовут ее с собой, задает вопрос и получает на него ответ. Но на сей раз ей ясно дают понять, что этот корабль последний, на нем «есть еще место одно» (курсив мой), и эльфы приглашают ее внять последнему призыву. И останавливается Фириэль уже не потому, что «дрогнуло сердце и сжалось в груди», а потому, что «ноги в мокрую глину ушли». Она отвечает эльфам: «Я смертная, этой земли я дитя, / И Ее не покину, о нет!» Теперь она возвращается уже не просто «под крышу, за темную дверь», но в «дом теней». И, что очень важно, поэт удалил двустишие с описанием веселой болтовни за завтраком. Фириэль уже не одевается в «зеленое с белым», но ходит в простой «темной одежде» и принимается за обычные «дневные дела». Утро заканчивается лишь тем, что «угас, как всегда, / За морем солнечный свет». В последней строфе стихотворения говорится о том, что мир по-прежнему стоит на своем месте, но выхода из него больше нет. В английской версии эта строфа, как и предыдущая, завершается словом faded (угас).
«Последний корабль» оставляет гораздо более острое ощущение потери и смерти, чем «Фириэль», и потеря эта представляется неизбежной. Фириэль сотворена из «глины», как все дети Адама, она «дитя этой земли», и ей придется принять эту участь. Как говорится в предисловии, которое было написано в 1962 году в качестве пародии на вступительное слово от редактора, ее имя, Фириэль, означает просто «смертная дева». Ее сказка — «антиволшебная», в ней повествуется об отказе бежать от смерти.
Очень похожим образом Толкин переписал еще одно стихотворение 1934 года, «Безумец» (Looney), которое вошло в сборник «Приключения Тома Бомбадила» под названием «Морской колокол». В обеих версиях говорится о том, что происходит с людьми, которым удалось добраться до Блаженного Края эльфов и которые согласно древней традиции (как у Китса в «Belle Dame Sans Merci») уже никогда не будут прежними. Однако в данном случае переработка была гораздо более масштабной: объем стихотворения увеличился с 60 до 120 строк, а в предисловии был добавлен еще один зловещий намек. В «Безумце» героя, из уст которого мы слышим основную часть стихотворения (сумасшедшего, давшего название этому произведению), спрашивают: «Что ты видел, где ты был, / В рубище бродя по свету?» Он отвечает, что прибыл из страны, где не встретил никого. Сидел в пустой лодке, и она по своей воле унесла его «в иные земли» — по-видимому, это был тот самый край цветов, колоколов и невидимых танцоров, о котором шла речь в стихах-видениях. В отличие от Фириэли или тех, кто лишь грезил о «безымянной земле», «безумец» попал туда наяву. Но потом что-то случилось: сгустилась «черная туча», весна ушла, листья облетели, а море замерзло. Он бросился обратно в пустую лодку и поплыл назад, а вернувшись домой, обнаружил, что все «жемчуга и самоцветы», которые он собрал в неведомой стране, превратились в «гальку», а «цветы» — в «жухлые листья». У него осталась только ракушка, в которой слышно эхо, — может быть, отголоски музыки, но поэт об этом не сообщает. Конечно, это вполне традиционный конец: «эльфийское золото» оборачивается листьями, а вернувшийся из волшебных чертогов человек не может вновь влиться в общество — часто из-за того, что все, кого он когда-то знал, давно умерли (см. выше стр. 176). Стихотворение 1934 года можно понимать в рамках этой традиции.
Однако в стихотворении 1962 года героя уже не называют «безумцем» и не расспрашивают его о том, где он был и что видел. В предисловии к «Приключениям Тома Бомбадила» Толкин, выступая в роли редактора хоббитовской рукописи, отмечает, что стихотворение имеет «явно хоббитанское происхождение»[113], но было написано «гораздо позже других», включенных в этот сборник, и относится «к Четвертой эпохе», начавшейся после завершения Войны Кольца. Тем не менее оно включено в сборник стихов Третьей эпохи, потому что «в верхней части листа, на котором он обнаружен, помечено: „Сон Фродо“».
 
Интересно, что означает этот последний плод фантазии Толкина? Еще одно раздвоение? В конце «Властелина колец» Бильбо и Фродо, в отличие от Эльфвине, Фириэли и остальных грезивших о Блаженном Крае, уезжают из Средиземья туда, где виднеется «светлый берег и дальний зеленый край». Однако незадолго до этого Фродо с уверенностью утверждал: «Я ранен… и нет мне исцеленья». Как и в случае с земным и небесным окончаниями рассказа «Лист кисти Ниггля» или в случае Сэма и Фродо, которые пали на землю Мордора, готовясь к смерти, но были спасены орлами, пока находились в беспамятстве, автор в каком-то смысле описывает две концовки: «эвкатастрофическую», оправданную повествованием, и трагическую, которая представляется не менее, если не более правдоподобной: «Так оно и бывает».
«Морской колокол», или «Сон Фродо», — это описание обычной концовки для тех, кто следует за мечтой о бессмертии, будь то человек или хоббит, а не для избранных Хранителей Кольца. Они слышат звон «морского колокола», забираются в пустую лодку, переносятся в сияющую самоцветами землю с ее невидимыми танцорами и звучащей издалека музыкой, которая не дает покоя Толкину. Как и в «Безумце», что-то происходит. Однако в «Морском колоколе» это уже наказание за гордыню. Рассказчик изготавливает себе мантию, жезл и венок и восклицает: «Да признает земля своего короля!» — призывая обитателей показаться на глаза. И тут же налетает туча, чары спадают, волшебная страна оборачивается обиталищем жуков, пауков и грибов-дождевиков, а герой видит себя глубоким стариком: «На плечах моих старости груз». Лодка уносит его обратно, у него не остается ничего, и даже ракушка теперь «мертва и молчит», не рождая ни отзвука.
 На темный тот брег не вернусь я вовек,
 и колокол не зазвучит.
Уже не только сам герой отправляется в изгнание — исчезает и его видение. В «Морском колоколе» можно увидеть, что Толкин отвернулся от самой возможности Великого Бегства и от образов, которые хранил в сердце почти пятьдесят лет.
 Утраченный путь 
Самым постоянным из этих образов, как показано выше, был образ земли, лежащей за морем, Запада, Благословенного Края, рая на земле, Бессмертных Земель. Этот образ встречается не только у Толкина — такие же намеки можно увидеть в самых разных произведениях североевропейской литературы. Короля Артура увозят за море, чтобы исцелить от ран и однажды возвратить из Авалона; у Толкина же Аваллонэ — город на Одиноком Острове, Тол Эрессэа. Легенда о затонувшей Атлантиде была известна еще во времена Платона; Аталантэ — слово на квенья (эльфийском аналоге латыни), которое означает «падение Нуменора». В нескольких языках существуют различные версии истории о плавании святого Брендана, которую Толкин переработал под названием «Имрам» — это произведение стало самым успешным из его поздних «стихов о смертности и бессмертии» (см. ниже 443–444). Менее известно, чем все вышеупомянутое, и до сих пор никак не объяснено загадочное начало «Беовульфа»: в нем рассказывается, как датского конунга Скильда после смерти пускают по морю в ладье обратно к тем, «что когда-то в море отправили Скильда-младенца» (заметим, не к «Тому, что когда-то в море отправил Скильда-младенца», хотя автор «Беовульфа», вне всякого сомнения, был христианином). По мнению Толкина, именно верой в то, что где-то за океаном лежит Страна Мертвых или страна будущей жизни, можно объяснить англо-скандинавский обычай хоронить правителей и знать в кораблях или под камнями, поставленными овалом и напоминающими корабли. Лучшее объяснение действительно сложно придумать.
По своему обыкновению, Толкин приспособил все эти обрывочные намеки для своих собственных целей и как минимум дважды за свою творческую карьеру пытался написать на их основе подробную историю, достойную публикации. Уцелевшие плоды его попыток можно увидеть в книге «Утраченный путь», написанной в 1936 году и опубликованной в 1987 году под тем же названием, и в романе «Записки клуба „Мнение“», который был написан предположительно в 1944 году и вышел в 1992 году в составе тома «Поражение Саурона»[114].