Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье

Недреманное Око не блуждало; Черный Властелин погрузился в раздумье над тревожными, смутными вестями: он увидел сверкающий меч и суровый царственный лик и на время забыл обо всем остальном. Поэтому и сгустился угольно-черный мрак вокруг исполинской многобашенной, многовратной твердыни.
Хронология всех этих событий тщательнейшим образом соблюдена. Про Фродо и Сэма ничего или почти ничего не рассказывается начиная с 16 марта, то есть после того, как Саурон получил известия о поражении своих сил в битве на Пеленнорской равнине и о гибели главаря назгулов; когда Арагорн заглянул в палантир, по его собственным словам, «было десять дней, как Хранитель пошел на восток от Рэроса», то есть 6 марта; Гэндальф догадывается об этом по реакции Саурона («Пять, кажется, дней назад он узнал, что мы разделались с Саруманом и завладели палантиром»), то есть 10 марта. И если внимательный читатель может понять это, соединив все кусочки воедино (а также сверившись с подробным хронологическим изложением всех событий, которое Толкин приводит в Приложении B), то сами персонажи, повторим, не знают, что происходит, и вынуждены строить догадки, порой не находят объяснений тому, что видят, а иногда и вовсе приходят к ошибочным умозаключениям.
Так, мы с удивлением обнаруживаем, например, что даже после завершения похода Фродо и Сэма к Ородруину и уничтожения Кольца оба хоббита все еще не знают, что Гэндальф остался в живых, и считают, что «как его шарахнули в Мории, так и пошло вкривь и вкось».
Эти многочисленные расхождения между тем, что знают персонажи, и тем, что известно читателю (хотя читатель оказывается в неведении почти так же часто, как и сами герои), придают всей истории некую неизменную парадоксальность. Однако обратной стороной этой парадоксальности является закономерность: благодаря этому мы постепенно осознаем, что чувство безысходности и уныние героев, граничащие порой с отчаянием, одновременно естественны и оправданны и в то же время не имеют под собой оснований и являются результатом искаженного восприятия. Все частенько идет не так, но не настолько плохо, как могло бы. Даже в самые тяжелые моменты нельзя не признавать справедливость поговорки о том, что ни в чем и никогда нельзя быть до конца уверенным. «Издавна говорят: нередко зло пожрется злом», — произносит Теоден. «Быстрее вовсе не значит вернее», — слышим мы из уст Арагорна. «Может статься, предатель проведет самого себя и невольно совершит благое дело», — говорит Гэндальф, который в целом частенько занимается тем, что сводит воедино разные сюжетные линии.
Так, например, в главе 8 книги V он отмечает, что Элронд правильно поступил, разрешив младшим хоббитам присоединиться к отряду Хранителей, так как каждый из них в итоге сыграл очень важную роль: Пин спас жизнь Фарамиру, а Мерри — Эовин. В то же время из-за отчаяния, охватившего Денэтора, на поле боя погиб Теоден, и Мерри вскользь недоумевает: «А где же Гэндальф? <…> Неужели он не мог спасти… конунга?» (глава 6 книги V). И хотя сам Гэндальф говорит: «Пока я буду его [Фарамира] спасать, боюсь, погибнут другие», он не знает, о каких именно других может идти речь. Как он неоднократно повторял по тому или иному поводу, вероятно держа при этом в уме разные варианты развития событий и закономерности: «Даже мудрейшим не дано провидеть все».
Вряд ли кто-то может прийти к определенным правильным выводам после знакомства с миром толкиновского Средиземья, в котором разворачиваются невероятные и порой сбивающие с толку события, однако кое-какое понимание все же приходит: отказ от дальнейших попыток борьбы — это всегда неверное решение. Толкин наглядно демонстрирует нам это как раз с помощью метода переплетения сюжетных линий, каждая из которых по отдельности порой выглядит так трагично и безнадежно, что впору отчаяться и опустить руки. Впрочем, сейчас стоит отложить на время карту Средиземья и отвлечься от структуры «Властелина колец», чтобы перейти к аргументации, которая приводится в романе, и даже (хотя это слово Толкину бы наверняка не понравилось) его идеологии.
 
 Глава III. «Властелин колец»: образы зла 
 Образ Кольца 
Содержание первых двух глав по большей части является наглядным свидетельством того, как много Толкин почерпнул из древней литературы во время работы над трилогией. Из этого некоторые могут сделать вывод, будто «Властелин колец», по сути, есть не что иное, как «антиквариат» (сегодня это слово часто употребляется со снисходительной интонацией). Но для такой снисходительности нет никаких оснований, потому что даже если мы согласимся с этим утверждением, то все равно не можем не признать, что именно тонкость этой «антикварной работы» во многом объясняет очарование Средиземья.
Впрочем, это все равно не помогает понять, почему книга так глубоко повлияла на многих читателей, которые находят в ней параллели со своей собственной жизнью. Произведение Толкина — это не просто фантазии чудака из лавки древностей. Если его (как и «Беовульфа») будут читать и тысячу лет спустя, то даже в отдаленном будущем человек чуткий будет воспринимать его не иначе как весьма характерное произведение ХХ века.
Это можно заметить, если вспомнить, что нам рассказывают о Кольце. Толкину пришлось серьезно поработать над сценами из первого издания «Хоббита», в которых упоминается найденное Бильбо кольцо — тогда оно еще не мыслилось как Кольцо Всевластья. Те, кто узнал всю историю из «Властелина колец» и более поздней версии «Хоббита», очень бы удивились, прочитав рассказ о состязании Бильбо с Горлумом в первом варианте книги, опубликованном в 1937 году. Удивительно в нем то, что Горлум не так уж сильно привязан к своей «прелести». Он ставит ее на кон против жизни Бильбо, проигрывает ему в загадки и старается поступить честно. Не найдя кольца (потому что оно уже лежит в кармане у Бильбо), он приносит хоббиту свои извинения за то, что не может с ним расплатиться, и Бильбо, загнанный в угол, принимает предложение Горлума вместо этого показать ему выход из гоблинских туннелей. Они расстаются в неплохих отношениях, и последняя реплика Горлума звучит так:
«Проход здес-с-сь… Ему придется протис-с-снуться и прокрас-с-сться вниз. Мы не пойдем с ним, моя прелес-с-сть, нет, не пойдем, горлум».
Но уже во втором издании, вышедшем в 1951 году, и во всех последующих он произносит совсем другие слова:
«Вор, вор! Бэггинс-с-с вор! Ненавис-с-стный, ненавис-с-стный, навс-с-сегда, навс-с-сегда!»
Толкин сохранил первую, альтернативную версию в качестве истории, которую Бильбо поведал Гэндальфу и остальным и согласно которой его права на Кольцо были более весомыми. Во «Властелине колец» ложь Бильбо представляется как зловещий признак того, что Кольцо начало набирать над ним власть и постепенно становилось для него «прелестью» (он сам употребляет то же слово, что и Горлум, и Исилдур, — precious). Но эта первоначальная версия истории противоречит одному из основных свойств Кольца, о которых мы узнаем позже: начиная с Исилдура, ни один его владелец (в том числе Горлум) не расстается с ним по доброй воле — оно покидает их само.
Сюжет «Властелина колец» построен на утверждениях Гэндальфа, приведенных в главе 2 книги I в ходе долгой беседы с Фродо. Если не принять их на веру, потеряется весь смысл книги. Этих утверждений по сути три.
Во-первых, Гэндальф говорит, что Кольцо обладает огромной силой — что в плохих, что в хороших руках. Попади оно к Саурону — и он станет непобедимым, по крайней мере в обозримом будущем:
«Если это Кольцо найдется, власть Саурона возрастет стократ, и [все остальные Кольца Всевластья,] даже Три эльфийских, будут ему подвластны: все сделанное с их помощью падет, и сила его станет необоримой».
Но, во-вторых, Гэндальф убежден в том, что Кольцо смертельно опасно для всех его владельцев: оно поглощает их, «подчиняет их себе», «овладевает ими». Раньше или позже — зависит от того, насколько его владелец «крепок духом и чист в помыслах», но «темная сила неминуемо подчинит его себе». Кроме того, речь идет не только о физическом порабощении. Кольцо обращает все ко злу, в том числе тех, кто его носит. Пользование им нельзя доверить никому, его нельзя отдать в хорошие руки и на благие цели: никто не станет хорошим владельцем, и любые благие цели, достигнутые с помощью Кольца, обернутся злом. Позднее это утверждение повторяет Элронд: «Я ни за что не возьму Кольца». Его примеру следует и Галадриэль: «Я уйду на Запад и останусь Галадриэлью».