Киевский лабиринт
— Всенепременно.
— Честь имею.
— Честь имею кланяться.
Клим Пантелеевич перешел с проезжей части на тротуар. Он остановился под старым тополем, вынул из кармана жестяную коробочку с надписью «Георг Ландрин», выбрал красную конфетку и отправил ее в рот. Широко выбрасывая вперед трость, статский советник зашагал в сторону Софиевской площади.
21. Встреча в Берлине
Правительство, чей Генштаб может предвидеть минимальные колебания акций на медь, сталь, хлопок, шерсть на бирже, а также следить за производством бензина и пищевых продуктов, нужных для армии, — такое правительство выигрывает сражение, еще не начав войны.
Майор Вальтер Николаи — сорокатрехлетний светловолосый пруссак с правильными чертами лица, педант и трудоголик, возглавляющий германскую разведку и контрразведку, — только что вернулся из ставки Генерального штаба в Берлин. Такая поспешность объяснялась неутешительными известиями из Киева. Один из лучших агентов — Генрих Фогель — передал плохую новость: на его пути встретился известный русский специалист МИДа по контршпионажу Клим Ардашев. Это обстоятельство могло привести операцию «Фальшивая Екатерина» к краху. Дабы не совершить ошибки, майор вызвал из Вены одного из старых австрийских разведчиков — полковника австро-венгерского Генерального штаба Людвига фон Бокля, который четыре года назад, в то прекрасное время, когда в Ялте цвели магнолии, угодил в капкан, расставленный Ардашевым. Ему посчастливилось чудом спастись, избежать виселицы за тройное убийство и вернуться в Вену. Именно фон Бокль лично столкнулся со знаменитым в прошлом русским адвокатом, ставшим вновь тайным посланником МИДа России. Николаи полагал, что мнение австрийского коллеги в отношении сложившейся ситуации могло быть полезным.
Следует отметить, что майор Николаи за последние четыре года сумел поднять уровень работы немецкой военной разведки на небывалую высоту. Австрийцам было далеко до методов, применяемых их соседями-союзниками.
С самого первого дня руководства подотделом «III-B» Генерального штаба майор Николаи лично организовывал новые резидентуры не только во французских районах Эльзаса и Лотарингии, но и в России. С этой страной его связывало многое. Впервые он посетил ее, будучи еще лейтенантом, в 1896 году. Владея в совершенстве русским языком, по возвращении он представил доклад о специфике ведения разведывательной работы в России, который был настолько высоко оценен, что молодому офицеру сразу же присвоили звание капитана. Это позволило поступить в военную академию. После ее окончания Николаи вновь едет в Россию, стремясь улучшить свои знания о народе, о специфических национальных особенностях жителей этой огромной империи. Его новая докладная записка, основанная на детальном изучении русской экономики и дипломатии, гласила, что Россия, потерпев поражение от Японии, в ближайшие годы повернет оружие против Германии. Это были не пустые слова. Николаи удалось представить командованию не только планы по перевооружению российской армии и передислокации воинских частей вдоль границы с Германией, но и дипломатическую переписку с Францией о формировании франко-русского антигерманского союза. Не теряя времени, он приступает к развертыванию агентурной сети как в приграничных российских областях, так и в правительственных кругах, включая окружение императора. Его осведомителями становятся военные, театральные актеры, светские дамы, предприниматели и даже революционеры. Особенно ценными с точки зрения секретной службы явились вербовки Владимира Ульянова (Ленина) и Феликса Дзержинского, поставлявших сведения о действиях царской охранки за рубежом. Ленин получал жалованье из средств Русского отдела Третьего бюро, 125 марок ежемесячно.
В марте того же 1915‑го агент Третьего бюро Александр Парвус, являющийся соратником Владимира Ульянова (Ленина), разработал и представил германскому МИДу детальный план подготовки революции в России, который должен был привести к ее капитуляции. Все пункты этого меморандума основывались на работе Ленина «Тезисы о войне», написанной в начале сентября 1914 года. Александр Гельфанд-Парвус, член левого крыла Социал-демократической партии Германии, еще до войны имел разные торговые дела в Швеции, Турции и на Балканах, что было очень удобным для Третьего бюро. Такими кадрами дорожили.
Николаи предполагал начать финансирование всей большевистской программы в начале следующего 1917 года. К этому времени планировалось привлечь деньги не только «Рейхсбанка», но и частный капитал из-за океана, недовольный ущемлением прав еврейского населения России.
Число агентов Николаи увеличивалось день ото дня: Маргарета Гертруда Зелле, известная как танцовщица Мата Хари, Элизабет Шрагмюллер, выполнившая целый ряд секретных заданий в странах Европы, барон Август Шлюга, передавший план развертывания всей французской армии уже на пятый день войны… Имея заметные успехи, майор Николаи, теперь уже руководитель разведки, контрразведки и политического сыска Германии, приступил к созданию внутренней контрразведывательной агентурной сети. Благодаря ей всего за год на территории Германии удалось обезвредить тридцать пять вражеских глубоко законспирированных шпионов. Третье бюро стало более функциональным. Оно имело шесть подотделов, и каждый из них напрямую подчинялся начальнику Генерального штаба, который, в свою очередь, отчитывался перед самим германским императором.
Операция «Фальшивая Екатерина» была задумана майором Николаи всего год назад. Он планомерно готовил ее осуществление вместе с тремя сотрудниками Русского отдела, офицерами: Бартенвефером, Нассе и Хагеном. Все было предусмотрено до мелочей, и вплоть до последнего времени никаких сбоев не происходило. Фальшивые банкноты как тараканы наводняли Россию, подтачивая и без того подорванную войной экономику. Но, как всегда бывает в жизни, в дело вмешался его величество случай — в Киеве появился Ардашев…
— И как вы его охарактеризуете? — потягивая из крохотной чашки кофе, осведомился Николаи у своего австрийского коллеги.
— Я бы назвал его лучшим представителем нашей профессии. Он хладнокровен, умен, расчетлив, осторожен, но всегда готов пойти на разумный риск.
— А какие у него слабые места?
— Трудно сказать. Наверное, обостренное чувство справедливости. Ведь Ардашев семь лет находился в сословии адвокатов. В определенный момент можно попробовать на этом сыграть, — ответил фон Бокль, сделал маленький глоток коньяка и закурил немецкую безмундштучную папиросу.
— А карты, женщины?
— В Ялте был у него один роман, который так ничем и не закончился. Видимо, любовь к жене пересилила временное увлечение. Правда, время от времени в карты поигрывает и на бильярде… Пишет книги, вернее, писал. Пьеску какую-то состряпал… Ее поставил тамошний провинциальный театр.
— Это где?
— В Ставрополе. На Кавказе. Он оттуда родом.
— Я знаю, — кивнул майор. — Был там в шестом году. Зеленый красивый городишко. Уютный. Тишина и покой. Утопает в садах. Реки, правда, большой нет, но зато много небольших речушек, озер, родников, прудов. В пригороде — богатая немецкая колония. Торговали мясом, молоком, колбасами. Заезжал, гостил… Райское место, скажу я вам. А теперь, наверное, все разрушили… Странные эти русские: в каждом немце шпиона видят. Совсем с ума сошли.
— А мы разве нет? В августе четырнадцатого в Поронино наши жандармы арестовали по подозрению в шпионаже в пользу России этого лысого коротышку — господина Ленина. Меня вызвали. Стал я его допрашивать. А он клянется, божится, что царя ненавидит и поражения своей стране желает… Невинно убиенного брата Александра упомянул.
— Так и сказал «невинно убиенного»?
— Да.
Майор брезгливо поморщился.
