Серебряный змей в корнях сосны

– Прости, – сказал он. Чиёко не отвела взгляд и, поднявшись с колен, твердо произнесла:
– Я иду с вами.
– Нет, – отрезал Учида. – Исключено. Это не женское дело.
– Я шаманка!
– Я не подвергну женщину опасности.
Чиёко вздернула подбородок.
– Не считайте себя сильнее меня, просто потому что вас учили в великих школах! Я Чиёко из рода Цубаса, итако, невеста ками Адзи-сики [61]. Мне нет нужды прятаться за мужскими спинами.
Учида немного растерялся, но и Чиёко замолчала, видимо, испуганная собственной горячностью. Наконец, паузу прервал Хизаши:
– Мы не знаем, куда пойдем, не знаем, что повстречаем в пути. Не хочу в его конце извиняться перед Кентой еще и за твою смерть.
Он поднялся, чувствуя, как сила возвращается в тело, и низко поклонился девушке.
– Спасибо за помощь и доброту, Чиёко из рода Цубаса. Да убережет тебя твой ками до нашего возвращения, если сможет.
Выпрямившись, он заметил влажные дорожки слез на щеках Чиёко. Она прижала ладонь к губам, вздохнула и обреченно опустила узкие плечи.
– Хорошо, так тому и быть.
Учида рискнул поднять оконную створку и, подперев ее, выглянул на улицу. Жизнь там текла своим чередом, солнце светило почти по-весеннему, люди уже начинали толкаться возле лавок, гомонили на разные лады. Скрипели колеса крестьянских телег – рыбаки возвращались после торговли в свои деревни. И никому не было дела до двух беглецов, притаившихся на втором этаже самого обычного жилища.
– Сасаки уже наверняка ищет нас, – сказал Юдай, обернувшись. – Его не должны были преследовать, вряд ли Дзисин его в чем-то подозревает.
Чиёко снова оставила их вдвоем, и Хизаши вздохнул с облегчением. Он долго привыкал к людям, их привычкам и поведению, но именно женщины до сих пор ставили его в тупик.
– Скорее всего, ты прав. Надо уходить, пока тот человек не решил вернуться и проверить все еще раз.
– Слишком поздно. Он воспользовался ранним часом, но сейчас его действия привлекли бы много внимания.
Он взял прислоненную к стене нагинату, и тут вернулась Чиёко с обеденным коробом, завернутым в платок. Губы девушки были сурово сжаты, а глаза, опухшие и покрасневшие, смотрели с вызовом, однако она лишь протянула Хизаши короб.
– Вот все, что я смогла собрать вам в дорогу. Это не мой дом, я здесь гостья, поэтому прошу простить за скудность угощения.
– Хозяева знают, что ты итако?
– Да. И они знают, что я ушла из семьи, поэтому я и вас прошу не рассказывать никому обо мне.
Юдай кивнул и неожиданно спросил:
– Госпожа Чиёко, вы ведь на самом деле не так уж удивились, что с Куматани что-то случилось?
Как он это понял, Хизаши не знал, но Чиёко не стала отрицать.
– Духи вели меня сюда, а они не умеют обманывать. Я чувствовала, что нужна именно здесь.
– Что ж, – хмыкнул Хизаши, – они и правда не солгали.
Больше Хизаши не оборачивался. Возле выхода тонкие пальцы внезапно сжали его запястье, опаляя жаром через ткань хаори. Чиёко смотрела на него снизу вверх, широко распахнув большие темные глаза.
– Спаси Кенту, – попросила она тихо. – Он… Он…
– Он единственный в этом мире, кто заслуживает спасения, – закончил за нее Хизаши, и даже если она хотела сказать что-то другое, не стала поправлять. Выпустила его руку и отступила на шаг.
– Я помолюсь за вас своему ками.
Хизаши не стал говорить, что ее вера во всемогущество богов-хранителей сильно преувеличена, сейчас им пригодилась бы и такая помощь. Он поймал на себе странный взгляд Учиды, но сделал вид, что не заметил. Может, позже он расскажет историю о том, как они с Кентой впервые встретили шаманку из рода Цубаса, но точно не сейчас.
Сасаки честно ждал их за городом, как и договорились, в беспокойстве расхаживая туда-сюда и что-то бормоча под нос. Возможно, разговаривал со своей кицуне. Он поднял голову как раз тогда, когда Хизаши собрался окликнуть его, и радостно улыбнулся.
– Я слышал, двое юношей гонялись по улицам, – сказал он, – и сразу понял, что речь о вас. В чем дело? Вас преследовали?
 
Хизаши махнул рукой и скривился.
– Любимая школа отправила за мной черного оммёдзи. Один друг сбил его со следа, но не уверен, что это надолго. Давайте не будет торчать тут, заметные как три пиона в саду камней.
Видно было, что Сасаки недостаточно таких скупых объяснений, но он кивнул и предложил вернуться в Кёкан. Учида покачал головой.
– Нет. Теперь, когда мы точно знаем, что на Мацумото открыта охота, надо постоянно двигаться. Мы не может привести врага к воротам твоей школы.
– Никто не попадет в Кёкан без одобрения, – возразил Сасаки, но не так уверенно.
– Я тоже считаю, что нельзя возвращаться, – поддержал Юдая Хизаши. – Надо выбрать, в какую сторону мы пойдем.
В этом была главная загвоздка. Хизаши рассчитывал найти в школе Сопереживания более существенную помощь, чем недоучившейся оммёдзи, на которого привык смотреть свысока. Толку с него, признаться, было немного. Впрочем, с чего он вообще решил, что ему станут помогать? Жизнь оказалась не слишком ласкова с бедным хэби.
А Сасаки тем временем присел на корточки, а потом и вовсе скрестил ноги и закрыл глаза, будто собрался ни с того ни с сего погрузиться в медитацию. Момент для этого был самым неподходящим.
– Он сошел с ума, – мрачным голосом сообщил Хизаши.
Юдай не ответил, но смотрел в спину Сасаки с плохо скрываемым осуждением. Они ушли от города не так далеко, всего лишь чуть углубились в лес под сень старых сосен в стороне от нахоженных троп. Здесь едва ли встретишь случайных путников, но Хизаши слишком хорошо помнил мучительное удушье после столкновения с заклинанием черного оммёдзи, чтобы не испытывать нетерпения.
Он только собирался шагнуть к юноше, как что-то потянуло его за полу хаори.
– Эй, порвешь же! – воскликнул он, и челюсти невидимой лисы разжались, к счастью, не оставив дырок на ткани.
Сасаки даже не дернулся от громких звуков за спиной. Хизаши прищурился и увидел окутывающее его переплетение энергетических нитей, каждая из которых устремлялась в густоту леса. Это было странное, но завораживающее зрелище – ки Сасаки пульсирующими сгустками отправлялась по нитям, пока постепенно не гасла. Учида тоже увидел и тихо сказал:
– Он кого-то зовет.
Кого именно Арата звал, гадать долго не пришлось. Хэби внутри Хизаши напрягся, почувствовав приближение других ёкаев, множества существ, стягивающихся с разных концов леса и со стороны города тоже. Первыми появились трое мелких юрких итати – куниц, проживших достаточно долго, чтобы перевоплотиться в ёкая-обманщика, за ними показалась рослая фигура Дзюмена – уродливого человекоподобного ёкая с по-рыбьи широким ртом, большими ушами и налитыми кровью глазами на выкате. Послышалось многоголосое хихиканье, и на нескольких деревьях возникли дзиммэндзю – плоды в форме человеческих голов. Их смех внушал тревогу, особенно когда они начинали хохотать на разные лады, кто-то тише, кто-то громче, женскими, мужскими и детскими голосами. Под одним из таких деревьев уныло покачивался бирон – нелепо вытянутый ёкай с торчащими неровными зубами. Пришли на зов и кицунэ, они возбужденно перетявкивались со ставшей видимой Аканэ-сан.
Учида непроизвольно выставил вперед одну ногу и обеими руками сжал древко нагинаты. Его напряженный взгляд перескакивал с одного ёкая на другого, наверняка фусинцу никогда не доводилось находиться в окружении такого разнообразия, и далеко не все из присутствующих были без обидны.
Хизаши положил ладонь ему на сгиб локтя и молча покачал головой.
– Спасибо, что откликнулись, – вежливо поблагодарил Сасаки и поднялся на ноги. – Меня зовут Сасаки Арата, я прошу вашей помощи.
Дзиммэндзю расхохотались еще громче и еще страшнее.
– Кто это с тобой, Сасаки Арата? – спросила одна из куниц. – Мы чувствуем угрозу.
– Они хотят напасть, – поддакнула ей вторая.