Серебряный змей в корнях сосны
Он опустился возле Юрико и уложил ее голову к себе на колени, человеческой половиной вверх. Огонь уже бушевал вовсю, стало нечем дышать, жар плавил кожу и тянулся к одежде. Кента мешкал, и Хизаши, превозмогая боль, сгреб его за плечи и потащил наружу. И в тот миг, как они начали спускаться по лестнице, раздался грохот – рухнула крыша. Огонь вырвался из тесной клетки и захватывал все больше пространства, ревел, как голодное разбуженное чудовище, и едкий дым шел впереди него. В какой-то момент Хизаши потерял Кенту, между ними рухнула толстая горящая балка, едва не придавив Хизаши. Хаори вспыхнуло, как свечка, никак не получалось его стащить. Кента звал его, никак не желал спасаться, а ведь мог просто убежать. Глупец! Хизаши с рыком прорвался сквозь преграду, и горящая деревяшка с силой впечаталась в раненое плечо. Запахло горелым мясом.
А потом Кента схватил Хизаши за локоть и вытащил из огненной ловушки. Они бросились к выходу, по пути стаскивая полыхающее хаори и сбивая с рукава остатки пламени.
На нижнем ярусе их встретил перепуганный Сасаки.
– Скорее, скорее! – он схватил Хизаши за локоть. – За нами приехали.
Во внутреннем дворе собрались люди: Сакурада-сэнсэй с угрюмым лицом смотрел, как Сузу-чан перевязывает рану на груди Морикавы, а рядом дрожит перепуганный черный кот, чуть в стороне теснились слуги замка, еще дальше – две оставшиеся в живых наложницы обнимались и тихонько плакали. Хизаши обернулся – на фоне ночного неба ярко полыхало пламя. Облака разошлись, закончилась метель, и только трещали деревянные перегородки, постепенно превращая главную башню замка Мори в хрупкий домик из золотой фольги. Хизаши тяжело опустился на колени и почувствовал такое облегчение, что сердце едва не вырвалось из груди. Зов прервался, и множество плененных ёкаев и призраков торопливо разбегались по округе, пока экзорцистам было не до них.
На плечо опустилась ладонь, и Кента сказал:
– Как думаешь, нам стоит рассказать все, как было, или…
Это «или» повисло в воздухе тяжелым грузом сомнений. Все, кто мог бы пролить свет на творившиеся в этих стенах дела, мертвы – управляющий Янагиба зарезан рукой Юрико-химэ, сама она не выдержала превращения в кидзё и оборвала свою жизнь, а Наримацу, почти добившись цели, сгорел в огне, чтобы сохранить хоть каплю достоинства. Стоило ли выносить эту историю на свет или нет? Кто бы знал, как правильно.
Хизаши поднялся, прижимая ладонь к пострадавшему плечу. Оно больше не кровоточило, кожа сморщилась от ожога, скрыв резаную рану, но боль все не унималась, въедаясь в плоть голодными муравьями. Хизаши терпел, и от этого усилия уже начала кружиться голова. А может, дело было в дыме.
– Какого демона тут у вас произошло? – грозно потребовал ответа подошедший Сакурада-сэнсэй. – Сложно было отправить записку в школу, а? Бестолочи! А если бы кто-то из вас пострадал?
– Но Морикава-сэнсэй отправлял, – удивился Кента.
– Не было ничего, – огрызнулся Сакурада и сцепил руки на груди, сердито оглядывая лица обоих юношей. – Вы хоть в порядке сами?
– Хизаши ранен…
– Нет, – перебил Хизаши и через силу опустил руку и выпрямился. – Просто обжегся, когда убегали.
Кента посмотрел недоверчиво, он ведь точно все видел – и как меч задел плечо на излете, и как брызнула кровь… Кровь. У Хизаши едва ноги не подкосились от страха разоблачения, но Кента смотрел хоть и обеспокоенно, но все так же, как и раньше. Не как на чудовище.
Не заметил? Не понял?
– Сакурада-сэнсэй, – к ним, хромая, подошел Морикава и улыбнулся. – Не ругай, пожалуйста, моих учеников. Они очень храбро повели себя, и если бы не они, я бы все еще был где-то там. И послание я действительно отправил, но мой шики не смог выбраться за пределы замка. Такие дела.
Он кивнул на пожар, и пламя отразилось в его глазах. Ревущее, голодное, всепожирающее пламя, которое не оставляет следов.
Обратный путь проделали в повозке, арендованной в ближайшем крестьянском хозяйстве. Морикава не мог сидеть в седле, да и Хизаши, пусть и мастерски притворялся, едва держался в сознании. Учитель Сакурада погрузил их с Кентой и Морикавой и всю дорогу трясся на своей лошади рядом, ругаясь на Морикаву и не особо выбирая выражения. Вышло так, что он и безо всякой просьбы о помощи не выдержал и примчался к замку Мори. Сослался на дурное предчувствие. А еще сказал, что такие экзорцисты, как Морикава, не должны ходить по одному. Видимо, троицу учеников он за экзорцистов не считал.
Кента будто бы дремал, но Хизаши помнил, как он дышит во сне, – сейчас он точно не спал. Казалось, за эти два дня его лицо стало старше. А ведь Хизаши считал, что Черный остров скоро позабудется, но вот снова кто-то пострадал, и снова Кента молчалив и хмур. Хизаши слишком устал, чтобы думать об этом, но почему-то все равно думал.
А еще он подумал вот о чем. А изменился ли он сам, и если да, то в какую сторону?
Возле тории с табличкой школы оммёдо и экзорцизма Дзисин крутилась мелкая фигурка. Было темно и холодно, и она приплясывала на месте, дула на ладони и куталась в слишком просторную для нее куртку. Когда повозка в сопровождении всадников приблизилась, фигурка спряталась и следила из укрытия.
Хизаши узнал мальчишку по имени Томоё, но виду не подал и краем глаза наблюдал. Вот Куматани выбрался из повозки, потянулся и направился к воротам. Томоё будто выдохнул, проводил его взглядом и отошел глубже в тень. Хизаши никому об этом не сказал, а вскоре и вовсе позабыл, провалившись в спасительный сон.
Меч нашли на следующий день во время разбора завалов. Дзисин оставила своих людей присматривать за работами, просто на всякий случай, и когда кто-то вытащил из-под покрытых копотью обломков старый затупившийся клинок, почерневший после пожара, его сразу же отправили в школу.
К тому моменту Хизаши успешно скрывался от лекарей, маскируя ранение под простой ожог, и даже уболтал Кенту посоветовать ему трав для скорейшего заживления – лишь бы отстал и не лез не в свое дело.
Морикава сильно пострадал – в тот день, когда он отправил послание в Дзисин и понял, что это бесполезно, к нему заглянул Наримацу и рассказал о планах своего господина занять место сёгуна, а там, может, и заменить самого императора. Сказал, что дело важное, и экзорцистам надо поспешить и сообщить, куда следует. Но Морикава собирался доделать работу, на которую подписался, хотя бы из уважения к старому другу семьи, и отказался покидать замок, пока не разберется со всеми его странностями. Наримацу это не устраивало, ведь он хотел разогнать всех лишних людей, чтобы спокойно искать ту самую вещь, ради которой лорд Киномото построил целый замок.
Юрико-химэ, сама того не подозревая, сыграла ему на руку – своим ритуалом проклятия отвлекла все внимание на себя. Это ведь Наримацу ей посоветовал, научил, как избавиться от соперниц, в обмен на помощь с внутренними планами замка. Да вот только Юрико-химэ немного перестаралась, и Янагиба позвал знакомого экзорциста, еще и не одного, а с целой троицей всюду сующих нос учеников. В чем-то Хизаши даже сочувствовал Наримацу, в конце концов, он и сам все никак не мог отделаться от посторонних, чтобы придумать способ попасть в место, где хранится демонический меч школы Дзисин. Но Хизаши хотя бы никого не убивал для этого.
Морикава был умным человеком, но бойцом неважным. Наримацу одолел его без шума и спрятал, раненого и связанного. Навестил Янагибу и убедил выяснить, кто бродит по ночам и пугает женщин. Сказал, что тоже будет патрулировать цитадель, но отдельно. Так Янагиба столкнулся с Юрико-химэ и испугался. Она же, помня, что никто не должен увидеть ее во время ритуала, заколола его специально взятым с собой кинжалом.
С первой кровью на руках дремлющий демон в ней стал сильнее, оттого и проклятие набрало силу – и убило младшую наложницу. Кот, как существо особое, чувствующее, начал хозяйку побаиваться, и талисман от злых сил Юрико-химэ взять не смогла – жег он ее, напоминал о творимом зле.