Сумерки империи (СИ)
Для сна или остроумия больше времени не было. Приходилось шевелиться. В заранее назначенный день из Рима и окрестных городов и селений к Капитолийскому холму начали стекаться военнообязанные. Это называется патриотизмом. Капитолий был по цивилизованному замощен булыжником, в камнях этой наклонной мостовой даже были высечены желоба для отвода огромного количества мочи с сильным запахом, которую кони, эти царственные животные, почему-то находили нужным испускать, как только оказывались перед этим римским подъёмом.
В основном, новобранцы были восемнадцатилетними юношами из зажиточных семей. Так как на сбор следовало сразу явится полностью вооруженным и оснащенным, а оружие они покупали за свой счет. Поэтому неимущих, или как их называли «пролетариев», в Риме в армию и не призывали. Военные трибуны отделили из толпы явившихся наиболее крепких. Республике нужны были солдаты, которые могли с утра съесть горсть сухого изюма, запить ключевой водой и идти сражаться целый день. Но римлян прибыло так много, что даже из отобранных, самых сильных и богатых восемнадцатилетних, пришлось по жребию отобрать пять тысяч человек. Они и составили новый легион.
Этот легион Сенат дал претору Г. Атилию, а к ним вдобавок еще пять тысяч италийских союзников из нового набора. Претор Атилий, обладающий внешностью орангутанга хворающего желудком, со своими двумя легионами без труда добрался до Таннета, и таким образом те солдаты Манлия, которым посчастливилось остаться в живых, были спасены. Тем не менее положение в Цизальпинской Галлии оставалось очень напряженным; бойи и их союзники отнюдь не были покорены и не только с нетерпением ожидали Ганнибала. Галлы продолжали сражаться с врагом, которому они объявили беспощадную войну, то есть с римлянами.
А Льву Карфагена несказанно повезло. Несколько галльских племен, устроив воинственный шабаш, уже взялись за оружие. А как уже говорилось, эти места были населены мужиком темноватым. Больше, чем войны с галлами, Ганнибал боялся задержки и промедления. Его послы тут же прибыли к грязным и пропахшим козьими шкурами вождям этих племен и от имени полководца объявили:
— Ганнибал желает переговорить с вами лично и готов встретиться в любом месте, какое вы сами назначите: он будет рад принять вас в своем лагере, но с не меньшею охотою приедет и к вам. Не сомневайтесь, он пришел в Галлию гостем, а не врагом и обнажит меч не раньше, чем переступит границу Италии. Разве только вы сами заставите его изменить этому решению…
Но мужики в трусиках и ушанках, неизвестно кому сочувствующие, все присматривались и колебались. Промеж себя переговаривались: «Э, не с нашим-то носом кипарисы нюхать! Знаем ваши печки-лавочки, и где раки зимуют, тоже знаем! Нам бы на мандалинах побалабонить!» Никому ничего эти мужики не отвечали, только свои топоры поглаживали.
Посланцы Ганнибала снова и снова повторяли и клялись мамой и Мечеруким Гэзом, что тот пришел в Галлию как гость, относится к хозяевам этой страны как брат, а не как враг, что, если галлам это будет угодно, он обнажит свой меч, только вступив на территорию Италии. Даже плясали пунийские послы отважно прямо посреди деревни для завоевания доверия местного крестьянства. Им поверили… Галльские вожди встретились с Ганнибалом, напугавшим многих доблестью карфагенского меча, у него в лагере.
Вид диких кельтских царьков, высоких и голубоглазых, с потными физиономиями пьяниц, был смесью свирепого и смешного: здоровенные губы, украшенные ржаво-соломенными вислыми усами, отвислые уши, распяленные ракушками и медными пуговицами, мохнатые, над жестокими глазами, брови, высокие прически в виде башен, утыканных перьями, ритуальные шрамы и татуировки, копья и палицы — все это дышало ядом и убийством.
На очередные уверения в дружбе и миролюбии полузвериные галльские владыки, холодно поблескивая мужицкими глазами, с прямотой фельдфебеля ответили:
— Так ты, батюшка, Ганнибал Гамилькарыч, ужо отколупни бабосиков, без энтого как же.
Все понятно. Понятнее некуда. Тоже ведь не дураки собрались, и свою выгоду понимают.
Получив богатые подарки, местные царьки, теперь галантные как принцы, вполне миролюбиво пропустили войско через свои владения. Золото Сагунтийской добычи и серебро рудников Нового Карфагена, звеневшие соловьиными трелями, пробили дорогу карфагенскому полководцу лучше любой армии.
Так что через некоторое время, оплатив «транзит», Ганнибал с войском очутился на берегах Родана (Роны). Это была огромная река. Ливийцы, исконные жители пустынь, привыкшие беречь каждую каплю воды с искреннем изумлением, с глазами «по пять рублей», смотрели на столь полноводную реку. Оставленная ими позади испанское Эбро по сравнению Роной казалась жалким ручейком.
Римляне из-за своих сложностей пока не сумели собрать в Марселе достаточное войско для генерального сражения. Хотя из Генуи спешили перебросить отданный взаймы легион.
— Столько месяцев ушло на болтовню, — ворчал один из молодых легионеров, плывущих на этом корабле. — Пора уже начать войну с карфагенянами и быстро покончить с этими проблемами. Дома полно дел.
— Ты же прекрасно понимаешь истинные причины проволочек, которые устраивают политики, — отвечал ему пожилой солдат. — Поскольку большая часть армии была распущена, было логично дождаться избрания новых консулов прежде, чем принимать далеко идущие решения. И потом и галлы восстали. Да и за деятельностью Филиппа Пятого, царя Македонского, в Иллирии надо было приглядывать. Вот три месяца и ушли псу под хвост.
Но прибывшим римлянам теперь уже не так-то просто было остановить на Роне Ганнибала. Галльских добровольцев теперь у них оказалось мало. Так что Рим нанял местное племя «волков» (или вольков) воевать с карфагенской армией и помешать ей переправиться через Рону. А там уже и армия великого Рима подтянется. Друзей не бросят в беде.
Кстати, когда консул Сципион, этот полудержавный властелин, завершив формирование в Риме нового легиона, прибыл в Марсель со своими войсками, он почему-то был искренне убежден, что у него в запасе еще полно времени. Мол, пунийцы еще не отошли далеко от Пиренеев. И тут такие новости, словно кулаком под дых.
В общем, высадившись в Мессалии и, к своему глубокому изумлению, узнав, что неприятель уже подошел к Родану, консул отправил вверх по течению Родана 300 отборных всадников с массалиотскими проводниками и наемниками-галлами, служившими в массалиотских войсках. В разведку. Они должны были проследить за тем, что предпримут карфагеняне. Больше никаких телодвижений Сципион не предпринял. Побоялся. Как и Семпроний высаживаться в Африке. Как еще в Предальпийской Галлии дела повернутся, возможно еще назад придется спешно возвращаться!
А ошарашенный Сципион стал спешно готовить Мессалию к обороне. Конечно же, Ганнибал не оставит в тылу такой важный город, а попробует захватить его! Что Ганнибал рвется по бездорожью в Альпы, оставив вражескую армию в тылу, такой фигни Сципион себе представить просто не мог.
Сменим теперь декорации, оставив горам и лесным чащобам их уединение, и перенесемся в мир более живой и прозаический, но все еще хранящий в себе некоторые черты сельские идиллии.
Все это временя в Гранаде Кирилл крутился как белка в колесе. Все дымилось, кипело, крутилось и вертелось. Но фронт работ зашкаливал. Парень столько готовился к войне, а по факту особо ничего не имеет. Гранаде крепость, чтобы от врага защищаться, нужна? Хотя бы в виде большого двухэтажного кирпичного сарая. Время, можно сказать, военное. Пушки опять две отлили (хотя расход бронзы не вдохновляет) и собирались их вниз по реке сплавить и поставить в Севилью, у реки, чтобы враг с моря в глубь страны не проплыл.
Опять же новые три драккара через пару месяцев закончат и надо начинать, следующие шесть делать. Или уже ваять не такие малютки, раз уж пушки есть, а что-то более солидное. Экспедицию в Гвинею отправил, с личным вкладом в количестве трех купеческих кораблей. А вернется по плану один, остальные уже заранее списаны в расходы. На север, в Толедо, экспедицию послал, чтобы новый металлургический комплекс там ваяли. В тех местах нашли богатейшие залежи железа, а в придачу в ним леса черной ольхи, уголь из которой обеспечивал сильнейший жар.