Сумерки империи (СИ)
Итак, в один прекрасный день из североиспанской Этовиссы вышел странный флот, сформированный на деньги Кирилла. Очень странный. Тут были уже нам известные три финикийских драккара Лала-Зора. Тут же находились шесть челнов констентанов Алете. Тот понес большие потери в экипажах у Таррагоны и до сих пор не сумел восстановиться. Тут были три гребных купеческих купца, угнанных ловкими констентанами из Таррагоны и выкупленные для своих нужд нашим попаданцем, на которые были набраны обычные контрактные команды для перегона.
Еще тут был купленный в Гадесе большой и грузный зерновоз, у которого передняя площадка была переоборудована и там водружена злополучная небольшая бронзовая пушка. Кроме обученных пушкарей экипаж, в том числе и гребцы был набран из различных авантюристов-добровольцев. В добавлению ко всему этому, три вышеупомянутых бывших греческих купца, из таррагонских трофеев, тащили на буксире каждый по две ветхие неказистые посудины, торговые суда, отслужившие свой век и купленные по цене дров. В общем: «Храни Вас бог, сеньоры!»
Естественно, что передвигалась эта горе-флотилия очень медленно, ориентируясь на скорость самого «черепашьего» судна. Малая зыбь, чистое небо и прозрачный весенний воздух делали это утро очаровательным. Во всей юной красоте. Так же к поэзии располагала и винноцветная, фиолетовая морская вода, с легким налетом, как на спелой сливе или виноградине. Через какое-то время выставленные наблюдатели заметили плывущую группу карфагенских кораблей и в небо поднялись тревожные дымы. Получив сообщение при помощи «огневой азбуки», из гавани Барселоны, навстречу беспечным карфагенянам, сумевшим забраться так далеко на север, тут же быстро вышла римская эскадра из дюжины кораблей. Началось!
В этот день небеса Испании увидели самое большое и кровопролитное сражение из всех, что разыгрались в здешних водах за последние двадцать лет!
Довольно скоро противники увидели друг друга. Формально командовал римской эскадрой Луций Марций Максимин, но поскольку все корабли были одного класса, а римские триеры из «Классис Романус» из-за расположенного на носу абордажного мостика («ворона»), были тут самыми медленными и плелись в хвосте, то греки выбрали себе в командиры барселонского адмирала Ксантиппа, командующего «Ахиллесом», и слушались его приказаний.
Кроме сотни гребцов и матросского экипажа на борту каждой триеры было по четыре десятка морских пехотинцев. А тут надо заметить, что даже римские галеры были римскими только по названию. Кроме морских пехотинцев там римлян не было. Это же совершенно не морской народ. Море никогда не было стихией римлян, они его боялись и не любили. Разноплеменных рабов можно было не считать, а экипажи были набраны из уроженцев италийской «Великой Греции», недавно попавшей под власть Рима.
Римские триеры с тремя рядами весел выглядели внушительными. Парус и мускульная сила сотни рабов обеспечивали невероятную скорость и маневренность этих судов: они выглядело словно породистые жеребцы по сравнению с вьючными мулами — грузовыми судами карфагенян, с которыми им сейчас приходилось иметь дело. В основном. Драккары Лала-Зора хотя и выглядели быстрыми, но были раз в пять меньше размерами, чем боевые триеры. Выглядело это так как будто моська собирается бодаться со слоном. Маленькие челны констентанов- вообще не в счет. Ни одно из карфагенских судов не было оснащено тараном, так что римляне их разметают в два счета как мусор на поверхности воды. Это будет просто резня!
Увидев врага впереди, адмирал Ксантипп почувствовал лихорадку боя. И жажду крови.
— Что же, жертвы принесены, оракулы благоприятны. Приступаем! Приказ начальнику гребцов: вперед обычным ходом! — хорошо поставленным командным голосом приказал он помощнику, увидев, что имеет большое численное и позиционное преимущество. — Курс — юг. Когда выйдем на дистанцию атаки, увеличить скорость до боевой. Поднимите всех запасных гребцов с нижней палубы. Все должны работать как единый механизм. Катапульты к бою!
Ноздри адмирала раздувались, глаза блестели. В нем говорила кровь древних морских пиратов, грабивших берега Иберии и Галлии.
Отсалютовав, помощник удалился исполнять приказ.
Ксантипп теперь повернулся к архонту, командующему морскими пехотинцами:
— Мне нужен временно десяток твоих людей, чтобы поддерживать порядок на нижних палубах. Гребцы, конечно, прикованы к веслам, но они должны быстро выполнять мои команды; кроме того, нам следует подготовиться к тарану.
Архонт срочно покинул бак, чтобы отдать распоряжения воинам. Моряки поспешно очищали палубу, готовясь к бою. Хороши, отметил адмирал, — опытные и умелые.
Под убыстрившийся грохот барабана, задававшего ритм, сотня весел одновременно вспорола гладь моря, нос триеры, украшенный тараном, заостренным наподобие ножа, резал волны. Море вокруг как бы пылало на солнце, лениво пофыркивая мириадами искрящихся брызг, и чайки, неспешными кругами плавно парили над палубой. Корабль вел себя как молодой жеребец, вырвавшийся из тесной конюшни. Адмирал крепче сжал борт, ощущая пульс «Ахиллеса», который стремительно несся по волнам, повинуясь ритмичным ударам весел.
Сборная солянка карфагенских судов, заметив римлян, разделилась. Передовой отряд драккаров, начал быстро выдвигаться вперед и потом забирать вправо, в сторону открытого моря. Три буксира, напротив, перерубив канаты, начали разворачиваться, пытаясь сбежать. «Старые калоши», в отсутствии гребцов и устойчивого попутного ветра, вообще не могли сдвинуться с места. Как и челны констентанов, пахарей мелководья, решивших не искать спасения на берегу, а оставаться в общей куче. На миру, как известно и смерть красна!
На каждом старом купеческом корабле почти не было экипажа. Хотя по бортам стояли расставленные деревянные чучела, наряженные в соломенные шляпы. Людей же на борту каждого дряхлого «купца» имелось человек двадцать — не более. Половина — мускулистые молодые иберийцы, выглядевшие по спортивному, другая половина- старые моряки из местных, всю сознательную жизнь проходившие на финикийских судах. И теперь они выполняли роль смертников.
— Братья мои! — обратился старый крючконосый моряк с седыми волосами, обращаясь к окружающим. Весь покрытый шрамами, он выглядел словно дерево о которое медведь долго точил когти. — Вот и пришел наш час. Враг грозен. Живущие-Выше-Гор, Тучегонители, заждались нас в своих небесных чертогах. Все мы прожили долгую жизнь. Позор тому иберийцу, что встретит старость в своей постели. Нас ждет щедрая награда, наши семьи будут обеспечены Ганноном, сыном Малха. И все знают о том, как легко горят боевые корабли.
Этим шести старым кораблям была уготовлена роль брандеров.
Внимают старому наварху престарелые и загорелые дочерна укротители бурь, не позволяя себе переспрашивать, и лишь почтительно слушают, не смея даже и вздохом помешать говорящему.
Действительно, дело мужчины — война. Горе тому народу, на землях которого царит длительный мир и окруженному дружественными соседями. Если можно представить, что бывают в этом мире мирные рубежи, не нарушаемые молодецкими набегами. Что произойдет? Женщины при родах часто умирают и через какое-то время доля мужчин там существенно превысит долю женщин. А там уже недалеко до внутренних раздоров и до гражданской войны.
Да и не лучше ли умереть в расцвете сил, чем мучиться дряхлым стариком, с разбитым суставами артритом? У которого нет зубов и что может есть только пищу, заранее пережеванную ему детьми и внуками? А какого лежать зимой на вонючих шкурах, не в силах лишний раз выйти на улицу, и смотреть полуслепыми глазами, вечно слезящимися от надоедливого дыма очага, в закопченный потолок? Не лучше ли погибнуть и пировать вечно молодым в чертогах богов?
Но тут были не только старики, но и молодые «спортсмены», с украшенной темной бронзой налобниками. И хотя с кормы каждого брандера скинули в воду по два небольших кожаных кельтских «карраха» было понятно, что там смогут спастись только шесть человек. Не больше. Но и молодые спокойно готовились к бою. Кому жить и кому умереть — решают боги на небесах. Судьба правит всем. А ради доброй добычи, ради славы, ради мести, наконец, сын славной Иберии, известный своей отвагой, всегда готов затянуть боевой, заклепанный медными бляхами пояс на крепких бедрах.