За гранью времени. Курская дуга (СИ)

Везденецкий услышал, как заряжающий дослал снаряд в люльку, и за доли секунды до выстрела перекатился в неглубокий овраг. Пушка бухнула, снаряд прогудел над Везденецким, взорвавшись в трех метрах от края складки местности и забросав укрытие промерзлой землей.
Нельзя было покидать безопасное место сразу. Если попадание из автомата и взрыв гранаты он мог выдержать, то с танками шутки плохи. Прямое попадание из танковой пушки, даже малокалиберной, как у "панцера", смертельно опасно. У силы Везденецкого был предел, он прекрасно понимал это, и не торопился на тот свет.
— Подохни! Подохни, ублюдок! — командир немецкого танка зажал Везденецкого в укрытии, и наслаждался превосходством. Он схватился за рукоятку башенного пулемета, и, под ритмичный гром залпов главного орудия, лупил по оврагу пулеметными очередями. — Убирайся обратно в преисподнюю!
Нужно поймать паузу между пушечными залпами. Казалось, пулемет угрозы не представлял, но вдруг его оснастили такой же ампулой, как в новом "МП-50"? Тогда опасность представляла не только танковая пушка. Велик был соблазн плотно залечь в укрытии, дождаться, пока фриц израсходует боекомплект, но тогда союзники могли пострадать от осколков.
Везденецкий не позволил себе отлеживаться. Сначала он присел на корточки, и, затаив дыхание, ожидал очередного залпа. Как только пушка выстрелила, он напряг ноги изо всех сил и выпрыгнул из оврага с проворностью хищника, а затем приземлился в сугроб.
Мощности танковой пушки хватит, чтобы убить Везденецкого, но вот скорость поворота башни оставляла желать лучшего. Командир "панцера" удивленно наблюдал, как Везденецкий прыгал по снегу, ловко уходя с линии огня. Поворотные механизмы не справлялись. Командиру не доставало времени, чтобы взять противника на прицел и поразить его прямым попаданием.
— Чертов русский! — злобно воскликнул командир, схватившись за "МП-50" и распахнув командирский люк. Ему настолько захотелось убить знаменитого Ворона Северского Донца, что он пренебрег собственной безопасностью.
"Если пришью выскочку, стану национальным героем!" — думал командир.
Слава Везденецкого шла впереди него. С самой Курской дуги за ним тянулась кровавая дорожка, усеянная трупами немецких солдат. В рядах германской армии его стали называть "Вальравн" — ворон, который в датской мифологии напитался трупами солдат отгремевшего сражения, и обрел сверхъестественные способности.
Командир высунулся наружу. В его лицо ударил порыв ветра, а затем перед взором, будто призрак, возник Везденецкий, взявшийся невесть откуда. Последнее, что командир увидел: костяшки кулака и яркую вспышку. Он вывалился из командирского люка, рухнув на дорогу замертво, из боевого отделения послышалась немецкая ругань.
Первым в проеме люка лицо показал заряжающий. Он увидел дуло "МП-50", увидел струи порохового газа, выброшенные под давлением через пламегаситель. Перед смертью заряжающий не успел испугаться. Пуля слишком стремительно пробила ему лоб.
Везденецкий даже не целился. Он направил ствол в проем люка, зажал спуск и расстрелял половину магазина. Пули с визгом отскакивали от стен, немцы гибли на боевых постах, боевое отделение покрыло брызгами крови. Рикошет — страшная вещь. Везденецкий вспомнил как в одном фильме, в его времени, показали сцену, где герой выстрелил из крупнокалиберного пистолета внутри тяжелого танка и остался жив. Забавное зрелище, вообще не соответствовавшее действительности.
Танк остановился.
В передней части колонны послышался оглушительный взрыв боекомплекта — башню ведущего "панцера" оторвало от корпуса, подбросило на несколько метров, она рухнула недалеко от обочины. Похоже, Привалов не устоял перед соблазном и решил воспользоваться панцершреком.
Неприятная потеря, но ладно. Возможно, среди трофейного вооружения найдется что-то противотанковое.
Везденецкий осмотрелся. Впереди дымились грузовики, перевозившие пехоту. На дороге и по обе ее стороны лежали трупы немецких солдат. Раненых не осталось. Русские щедро и моментально уничтожали немцев, чтобы те не страдали перед смертью. Один выстрел — один труп. Только так.
 
Он поднял руку, и согнул несколько пальцев, жестом показывая партизанам на позициях: "Все чисто. Можно брать трофеи".
— Ура-а-а! — радостно воскликнули партизаны со всех сторон.
На памяти Везденецкого это первая операция, где он был в центре внимания. Когда партизаны подходили к грузовикам, он неизбежно ловил на себе взгляды: восхищенные, и, за редким исключением, встревоженные, что не удивительно. Всё-таки, не каждый человек способен обезвредить танк в бою один на один, да еще и так быстро.
— Саня! — с улыбкой произнес Привалов, взобравшись на броню и дружелюбно хлопнув Везденецкого по плечу. — Смотри, сколько стволов! — использовал он современное выражение. — Да тут человек на пятьсот точно хватит! Ещё и с мертвых фрицев трофеи снять можно. Ты молодец! Люди от тебя в восторге. А как ты эту, — он топнул по броне, — черепаху-то разобрал! Всем на зависть.
— Черепаха теперь наша. Есть среди стрелков те, кто сможет с ней управиться?
— Подожди, — Привалов провел по воздуху указательным пальцем. — Сейчас устрою.
Привалов пронзительно свистнул, а затем крикнул:
— Сержант Белов! А ну, иди сюда!
— Иду! — отозвался один из партизан.
Белов? Не родственник ли это того Белова, который прикрыл отход раненых ценой собственной жизни в схватке за Оку?
К "панцеру" подошел белокурый парень, и тогда Везденецкий убедился, что это был либо младший брат танкиста Белова, либо сын. Выглядел он младше, но взгляд такой же дерзкий, черты лица волевые.
— Белов, значит? — Везденецкий обратился к сержанту.
— Так точно, — ответил Белов.
— А родня твоя где?
— Из родни у меня только брат остался, — нехотя ответил Белов. — Фронтовик. Держал Курскую дугу на тридцатьчетверке. Пропал без вести. Его фрицы наверняка в концлагере держат. Хочу вытащить его оттуда.
— Я знал твоего брата, — сказал Везденецкий, испытав неприятные ощущение в груди. Самым страшным на войне он считал момент, когда нужно было сообщать родственникам о смерти близких.
— Правда? — Белов просиял лицом. — А где он? Вы видели его?
— Он умер, танком прикрывая эвакуацию раненых с поля боя, — признался Везденецкий. — Храбрый был мужик.
— Ясно, — ответил Белов с внезапным равнодушием. — Зачем позвали, товарищ капитан? — он обратился к Привалову.
— С черепахой справишься? — Привалов хлопнул ладонью по командирскому люку. — Колонну вести будешь.
— Так точно, — кивнул Белов. — Нас трофейными управлять учили, на случай, если в тылу врага окажемся.
— Хорошо. Ты храбрый малый, — одобрительно кивнул Везденецкий, спрыгнув с брони и положив руку Белову на плечо. — Как и твой брат. Фрицы многого нас лишили. И поверь, скоро мы надаем им по зубам так, что они забудут сюда дорогу раз и навсегда. Точно справишься с задачей? С танком?
— Справлюсь. Спасибо, товарищ командир, — сдержанно ответил Белов. Видно было, что парня распирали чувства, но он упорно их сдерживал. — Фрицы и мамку нашу, и папку нашего убили. Чем больше фрицев я перестреляю, тем лучше мне будет, потому я не собираюсь распускать нюни.
— Правильно, — одобрил Везденецкий.
Белов взял в помощь несколько бойцов, и выгрузил из танка трупы немцев. Внутрь он залез совершенно не брезгуя пятнами крови на приборных панелях, и, усевшись в кресло механика-водителя, завел двигатель.
— Во! — он показал Везденецкому большой палец вверх. — Поедет. Ещё как.
 
Партизаны умело обстреляли колонну. Грузовики с пехотой превратили в решето, а вот те машины, где был груз, оставили практически целыми, пристрелив только водителей. Разве что стекла в кабинах были выбиты, но это не страшно.
Привалов уселся на водительское место, а Везденецкий пристроился рядом с ним, в качестве пассажира. Ящиков с "МП-50" было много. Точно Привалов предположил — человек на пятьсот оружия хватит. Более того, к автоматам прилагался бонус: броня и обвес Черных штурмовиков, ручные пулеметы "МГ". В штучных количествах, правда, но это уже гораздо лучше, чем скакать по лесам в простынях и утепленных обносках.