Мечты камня (ЛП)

— Два разных мира могут создать третий, совершенно новый.
Наши взгляды снова встречаются, и я как бы бросаю ей вызов: возразит ли она? Решится ли разрушить мои идеалы? Ей хватит одного лишь слова.
Давай же, Линн, разбей мне сердце.
— Это не…
Окончание её ответа тонет в крике, от которого у меня стынет в жилах кровь. Этот крик разрывает барабанные перепонки, от него раскалывается голова. Мне приходится крепче схватиться за поводья, чтобы не упасть. Останавливаю своего коня. Оглядываюсь по сторонам — крик был громким, значит его источник должен быть поблизости, но никого не видно. Невидимая рука сдавливает сердце. Никогда ещё я не слышал, чтобы кто-то так страдал, это была агония умирающего зверя. Столько боли… Нечто невообразимо ужасное произошло с тем, кто так орал, разрывая глотку.
Линн и Хасан зовут меня, но я уже скачу прочь от них, к дереву, под которым шевелится чья-то тень. Я не задерживаюсь, чтобы дать объяснения, потому что и так всё понятно. Но по пути я задаюсь вопросом, не опоздал ли я. Может, это был предсмертный вопль.
Как бы то ни было, я обнажаю меч, сворачивая с дороги. Останавливаю коня — возможно, чересчур резко, — и спрыгиваю.
Дерево на самом деле больше, чем мне показалось изначально, с размашистыми ветвями, тянущимися к небу. Под ним не скроешься от палящего солнца. Весь его ствол почернел. Похоже, оно уже давно мертво. Среди его корней, торчащих из-под земли, на коленях стоит женщина в чёрных лохмотьях, которые, кажется, когда-то были платьем. Босые ступни выглядывают из-под остатков подола юбки. Я не могу разглядеть её лица, скрытого тёмной вуалью. У неё словно… траур. Белой рукой она крепко прижимает к груди букет увядших цветов. Несколько лепестков опали на её колени — золотисто-коричневые, как осеннее воспоминание.
Женщина здесь одна, насколько я вижу, и на её одежде нет следов крови. Она кричала от боли, потому что потеряла кого-то близкого? Нет, никакая скорбь не может звучать так: это было похоже на массовую пытку. Я всё ещё слышу, как тяжело она дышит и стонет, словно её что-то физически разрывает изнутри. Она слегка раскачивается, как ветки на ветру.
Подхожу на шаг ближе.
— Вы в порядке? — тихо спрашиваю я. Она не шевелится, будто вовсе меня не слышала. Возможно, так и есть. — Я могу вам чем-то помочь?
Ещё шаг. Я уже так близко, что мне достаточно наклониться, чтобы прикоснуться к ней.
— Вы меня слышите?
Протягиваю руку, но останавливаю себя, когда замечаю, что она шевелится. Дрожит, кажется, и начинает поднимать голову. Букет падает на её колени и скатывается по юбке на землю. Её пальцы тянутся к вуали и медленно открывают лицо.
В следующее мгновение я падаю на землю, из лёгких вышибает воздух. Видимо, я споткнулся, невольно отшагнув назад. Она поднимается и смотрит на меня глазами без радужек и зрачков. Лицо белое как мел, тонкая кожа обтягивает кости. Я не дышу. Плоть отслоилась с правой стороны лица, обнажив скулу и часть челюсти. Волосы, такие же чёрные, как у меня, в столь же плачевном состоянии, что и платье. Я замечаю проплешины и неровные пряди, свисающие с её головы.
Что это такое? Что здесь происходит?
Она раскрывает потрескавшиеся губы, словно в своём безумии искусала их в кровь.
И начинает кричать.
Возможно, я тоже ору, когда этот визг оглушает меня. Когда мне становится физически больно, будто это нечто более плотное, чем просто звук. Закрываю уши ладонями, но она не останавливается.
Она всё кричит и кричит, пока я пытаюсь сжаться, отползти, исчезнуть.
Она всё кричит, пока я зажмуриваюсь так сильно, что перед глазами появляются белые пятна.
Она всё кричит, и я кричу в ответ, умоляя, чтобы эта пытка прекратилась. Словно тысячи игл вонзились в голову, я чувствую давление в ушах, в лёгких, эта боль распространяется по всему телу, от эха вибрируют все кости, мышцы, всё во мне.
Замолчи!
Замолчи!
ЗАМОЛЧИ!!!
* * *
— Артмаэль!
Тишина наступила так резко, что мне показалось, будто я просто отключился. Но это не так. Линн наклоняется надо мной, на её лице написаны беспокойство и страх. Всё успокоилось. В ушах, правда, всё ещё стоит звон, и голова кружится, но я уже могу дышать. Боль прошла, оставив лишь слабость и растерянность.
 
Линн помогает мне приподняться и обнимает обеими руками. Несмотря на жару, у меня ледяная кожа. Я собираю остатки сил, чтобы поднять руки и обнять её в ответ.
Закрываю глаза и ищу успокоения в её объятьях. У меня мокрые щёки, но я не помню, в какой момент начал плакать.
— Что… что это только что было?
Она отвечает не сразу. Прищуриваюсь и вижу неподалёку Хасана, пытающегося справиться с лошадьми, которые заметно разнервничались. Он бросает в нашу сторону такой же обеспокоенный взгляд, каким сейчас смотрит на меня Линн, но отводит глаза так быстро, что меня охватывает дурное предчувствие.
— Этот крик… — бормочу я, и каждое слово царапает горло. — Н-не понимаю… Тут была женщина, но на самом деле это не женщина…
Я дрожу. Тепла её тела недостаточно, чтобы согреть меня. Видимо, подумав о том же, она накидывает на меня мой плащ и закутывает. Я замечаю, как она что-то шепчет одними губами волшебнику. Слышу, что тот отходит подальше.
— Здесь никого не было, Артмаэль… — мягко произносит она, проводя рукой по моим волосам. — Мы ничего не слышали… Ты просто внезапно куда-то сорвался, а мы бросились вдогонку. Но…
Окончание фразы повисает в воздухе. Моё сердце сжимается от страха.
— Нет-нет, — возражаю я. — Вы должны были её слышать. Оба раза. Вы должны были её видеть. Она только что была здесь!..
Только что. Но уже нет. От женщины в чёрном платье не осталось ни следа, и теперь мне самому всё это кажется каким-то бредом. Птица садится на сухую ветку, но тут же улетает.
Что такого ужасного могло произойти в столь спокойном месте?
Линн прослеживает мой взгляд. Кажется, она дрожит. Она не пытается со мной спорить. Не пытается рассуждать логически. Не задаёт неудобных вопросов. Не выставляет меня дураком. Она просто поднимает руки и большими пальцами вытирает мои щёки от слёз.
— Нам лучше вернуться обратно к дороге.
С её помощью, всё ещё немного шатаясь, я поднимаюсь на ноги. Пытаюсь держаться ровно, но не получается, и она поддерживает меня.
— Ты, наверное, думаешь, что я сошёл с ума, — вздыхаю я.
Линн слегка улыбается.
— От любви, — тихо произносит в ответ. — Но мы оба это уже знаем.
Пытаюсь улыбнуться.
Пытаюсь забыть.
Поэтому ничего не говорю про букет высохших цветов, оставшийся лежать среди корней.
ЛИНН
Скоро уже будет месяц, с тех пор как мы отправились в это неожиданное путешествие. Последние пять дней мы стали делать меньше остановок, потому что мы и так уже сильно затянули, а ведь сестре Хасана нужно лекарство, о котором мы так ничего и не знаем. Когда мы спросили его, не ускориться ли нам, не опоздаем ли мы, он ответил, что всё в порядке, сестра выдержит. Он не считает, что ей могло стать хуже за это время.
И хотя мне не хочется это признавать, но я начинаю подозревать, что он нам что-то недоговаривает. Например, он ни разу не упоминал, чем именно она болеет, какие симптомы, и вообще, когда бы разговор ни заходил о его сестре, он старается менять тему. Мы предполагали, что мальчик просто очень сдержанный, даже немного замкнутый, и просто хочет верить в лучшее и меньше думать о плохом и о том, над чем он не властен, а потому и не давили на него.
Как бы то ни было, мы покидаем Сиенну и пересекаем её границу с Идиллом. В королевстве, которое многие называют царством магии, все краски ярче: леса зеленее и цветы пестрее. На каждом шагу природа в своём первозданном виде, хотя меня это не удивляет. Во всех книжках, что я читала об Идилле, королевство описывалось как место силы и расового разнообразия — кого только ни встретишь в местных деревушках: феи, гномы, эльфы и многие другие существа, порождённые Стихиями, живут в гармонии с людьми. И хотя все страны Маравильи открыты к межкультурным контактам, а конфликтов на почве расизма почти нигде не бывает, Идилл кажется единственным уголком на всём континенте, где это смешение так очевидно. В Сильфосе подавляющее большинство населения — люди, самые обычные и заурядные, без особых талантов и выдающихся способностей, не считая ума и любви к деньгам, и мало представителей других рас проживают там. Гномы, в свою очередь, стараются расселяться подальше от столицы и работать на золотых и серебряных рудниках внутри страны.