Мечты камня (ЛП)

Разворачиваюсь. Он украдкой наблюдает за мной.
Прохожу мимо него, чувствуя, как он не сводит с меня глаз.
Сажусь на кровать, но не предлагаю ему сесть рядом.
Снова молчим.
— Почему ты не сказал мне утром о своих чувствах, вместо того чтобы… промолчать и гордо уйти?
Мне кажется, это неплохой вопрос для начала. Если бы он только сказал мне тогда…
Разумеется, сама я не рискнула спросить, потому что слишком боялась услышать ответ.
— Потому что знал, что будет больно, — тихо отвечает Артмаэль. Наверное, это было ещё одной нашей ошибкой. Которых мы допустили слишком много. — И потому что мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы сказать тебе это сейчас, Линн. Это не так… просто. Говорю же: это нечто новое для меня. Никогда такого не испытывал.
Вздрагиваю. Почему я? Он знал стольких женщин, сколько хватило бы на целый дворец. Он получал тех, кто ему нравится, когда хотел. Не может такого быть, чтобы со мной было иначе.
— Может быть, ты ошибаешься, — понизив голос, предполагаю я. Не уверена, хочу ли я, чтобы он со мной согласился или чтобы начал с жаром отрицать. — С чего бы кому-то любить меня? Зачем это тебе?
— А почему бы и нет? — нерешительно, но он делает шаг ко мне. Наблюдаю за ним краем глаза. Открываю рот, чтобы ответить, но он меня опережает: — Ты особенная. Красивая, умная и весёлая, — он резко вдыхает и, несмотря на напряжённую атмосферу, слегка улыбается. Он выглядит смущённым. Мне самой немного неловко. — И ты сводишь меня с ума, во всех отношениях. И я… — снова запинается, делая ещё один шаг ко мне. Задерживает дыхание, принимая серьёзный вид. — Я знаю, что ты сама себя не любишь, Линн. Знаю, что тебе причинили много боли и что тебе… вбили в голову мысли, которые не являются правдой. И перебороть их нелегко. Но даже если ты не любишь себя, я… я мог бы это делать за двоих, пока ты не научишься.
Его слова попадают прямо в цель, меня даже немного пошатывает, словно мир вокруг потерял опору. Он видит всё это? Видит, что у меня не получается стать той, кем я хотела бы быть? Видит, что мне хотелось бы иметь веру в себя? Видит, что я всё время считаю, что я недостаточно хороша, и мне от этого больно? Не думаю, что он хотя бы немного понимает, что это значит, но… он это видит.
Перед глазами на мгновение всё плывёт. Он видит и всё равно… хочет быть рядом. Любит меня такой, какая я есть.
Я не знаю, что ответить.
Он снова пользуется паузой и подходит ещё немного ближе. Слёзы щиплют глаза.
— Сегодня утром я… когда я сказал, что мы могли бы вместе отправиться на Грат, я хотел… хотел продлить всё это, Линн. То, что между нами. Даже если между нами ничего нет. Наши отношения… не обязательно, чтобы что-то менялось. Я не рассчитывал, что что-то изменится. Я готов был принять всё, как есть. Но когда ты не ответила… Я запаниковал. Закрылся. Разозлился, потому что если бы ты сказала нет, то мне бы хотя бы стало понятно, что происходит в твоей голове.
У меня много чего происходит в голове, но что-то в его словах цепляет моё внимание сильнее, чем его признание, о чём думал, когда предлагал мне продолжить путь вместе. То, за что я хватаюсь, как за соломинку. Единственное, что мне на самом деле хочется услышать.
— Ты бы принял всё, как есть? — осторожно повторяю. — Ты готов был… оставить всё, как было, не рассчитывая на большее? Перед тем как… — сглатываю, вспоминая его раздражение и шутки, его слова. — Перед тем как разозлился из-за того, что я… не согласилась.
— Не стану врать, Линн… Конечно, мне бы хотелось большего. Конечно, мне бы хотелось, чтобы ты полюбила меня в ответ. Но я бы смирился с этим. Я не хочу… просто переспать с тобой. Ты не просто тело. Даже если ты ответишь мне взаимностью, это не сделает тебя моей собственностью, да я и не хочу этого. Как-то так я чувствовал… Пока ты не разозлилась на меня за то, что я поступил как трус.
Он сказал это. Он не смотрит на меня как на вещь. Он не считает, что может иметь надо мной власть. Он не рассматривает меня как что-то, что можно взять и присвоить.
 
Словами не описать, какое облегчение меня охватило с головы до ног, и принц это замечает — я понимаю это по тому, как он виновато прикрывает глаза.
— Я был дураком. Не думал, что говорю. Если честно, спроси меня сейчас — я даже не вспомню, что именно сказал. Отныне можешь забирать у меня алкоголь, когда захочешь. Я не стану возражать.
Киваю, но при этом пытаюсь выдавить улыбку, чтобы он перестал чувствовать себя виноватым.
— Почему ты назвал себя трусом?
— А как назвать того, кто пытается забыться с помощью алкоголя? Того, кто пытается сбежать таким образом от проблем вместо того, чтобы решать их? Я не знал, что мне делать. Мне не хватало смелости… спросить тебя, почему ты поцеловала меня, значило ли это что для тебя так же, как для меня… потому что не знал, хочу ли услышать ответ.
Опускаю взгляд. У всех нас есть способы сбегать от реальности, когда нам что-то не нравится. Пусть он это сделал с кувшином, но я-то оказалась не намного смелее, спрятавшись за своим молчанием.
— Видимо, в итоге мы с тобой два труса.
Артмаэль хмурится, но, поборов последние сомнения, решается сесть рядом со мной.
— Ты это к чему?
Тяжело сглатываю. Похоже, теперь моя очередь снять маску. Объясниться. Прояснить, что происходило с моей стороны.
И если я не скажу это сейчас, то мне никогда не хватит духа заговорить.
— Я молчала… не потому, что собиралась отказать. Я молчала, потому что… просто не знала, что ответить. Мне было страшно. Я не знала, что ты чувствуешь ко мне и смогу ли я ответить на твои чувства. До сих пор не знаю. Не знаю, сумею ли я вообще кого-нибудь полюбить, Артмаэль. И я боялась… что мы причиним друг другу боль. Что продление путешествия лишь отсрочит неизбежное, а под неизбежным я имею в виду наше расставание, и… Чем дольше мы вместе, тем больнее будет потом, разве нет? Но в то же время я… Я правда хотела провести больше времени с тобой, — закрываю глаза, стараясь не обращать внимания на голос, который кричит мне, что это безумие. — Я честно хотела не бояться и… поступить, как дети: наслаждаться настоящим, даже если потом будет больно. Я правда хотела… — набираюсь храбрости и смотрю на него, чтобы он по глазам мог прочитать все мои сомнения, страхи, опасения, которые заставили меня промолчать. — Я правда хотела узнать, к чему это может привести.
Его выражение лица меняется прямо у меня на глазах. Я вижу его потрясение, неверие, вижу, как он задерживает дыхание. Не знаю, то ли от надежды, то ли от желания продолжить откровения. Его пальцы касаются моих, и я опускаю взгляд на это нежное действие. Никакого давления. Он не сжимает мою ладонь, только слегка накрывает сверху. Это та самая потребность прикасаться ко мне, о которой он говорил? Один из тех жестов, когда он пытается оказаться ближе ко мне? Не могу сказать, что меня напрягает. Это приятно.
Как и целовать его.
— А сейчас… что бы ты хотела?
Я набираю в лёгкие воздуха, перед тем как ответить, снова поднимая глаза на него. Он не кажется взволнованным, скорее наоборот — очень спокойным и терпеливым. Если я скажу ему, что не знаю, он поймёт такой ответ? А если скажу, что мне нужно подумать, чтобы принять правильное решение, он даст мне время?
Хотя кое-что мне осталось непонятно. Знаю, что не могу погружать его в весь тот хаос, что творится у меня в голове, о масштабах которого он даже не догадывается. Если бы он это увидел, то уж точно не решился бы сказать, что любит меня. Никто не смог бы любить весь этот кошмар.
 
— Я знаю, чего бы я не хотела, Артмаэль, — прикрываю глаза, отчасти чтобы сдержать слёзы, отчасти чтобы не смотреть на него. — Сделать тебе больно. Ты… не знаешь, что у меня внутри. Не представляешь, сколько там… страха, неуверенности в себе, размышлений о том, что сколько бы я ни старалась, этого всегда будет мало. Ни для кого я не буду достаточно хороша. Даже для самой себя. Ты не знаешь, каково это иметь голос в своей голове, который всегда готов напомнить тебе, что ты ничтожество. И что ты никогда ничего не добьёшься. Я не хочу… грузить тебя этим. И поэтому не хочу, чтобы ты испытывал что-то ко мне. Разве не видишь? Будь я другой девушкой, полноценной, то, скорее всего, поступила бы иначе. Накричала бы на тебя или просто подождала, пока ты не протрезвеешь. Но я поверила твоим словам, потому что мне проще поверить, что я ничего не значу, потому что это мне втолковывали всю жизнь, чем поверить в то, что я могу быть кем-то значимым.