Кстати о любви (СИ)

«Да какие у меня против тебя шансы?» — мелькнуло в ее голове, прежде чем она произнесла вслух:
— Нам часов шесть ехать. И гостиницу я не бронировала. Если что — это был последний аргумент.
— Идет, — согласился Лукин и громко развернул конфету, живо отправив ее в рот. — И в честь нашего совместного путешествия к морю — перестань «выкать».
— Как скажешь, — живо отозвалась она и с облегчением выдохнула. Можно подумать, что теперь все стало просто. Да черта с два просто! Машина гнала на бешеной скорости, она неторопливо допивала свой кофе и мысленно недоумевала: действительно, что может быть проще? Мужчина с лицом для глянца и собственным шофером едет с ней хрензнакуда на ее желтеньком Корвете. И если с Корветом он еще так-сяк сочетается, то с ней — едва ли.
— А ты не пьяный? — на всякий случай уточнила она, когда ее посетила идея, объясняющая происходящее.
— С чего такие предположения? — Лукин с любопытством посмотрел на нее.
— Только по пьяни можно вечером пойти в гости, а утром оказаться в Одессе.
— Может быть, я — латентный романтик.
— Не похож.
— Черт…
Он вознамерился еще что-то сказать, но передумал и уставился в окно. Бредовость происходящего, кажется, достигла предела. Лукин ночью, посреди области, направляющийся смотреть ноябрьское море и несущий словесную чушь — все это настолько не вязалось с его обычной жизнью, что могло быть только бредом.
По мере того, как из головы выветривался коньяк, он все сильнее ощущал усталость последних дней. Неопределенные силуэты строений и деревьев, мелькающие в свете полной луны, постепенно усыпляли его, и Лукин все чаще прикрывал глаза.
Он поерзал в кресле, разминая затекавшие ноги. Мечты о кровати пришлось отбросить — сам ввязался в авантюру, теперь приходилось соответствовать. Джеймс Бонд недоделанный!..
«Зато теперь узнаешь, куда ее занесло после «Мандарина», — мысленно фыркнул Егор, и это было последним, что он помнил перед тем, как окончательно провалиться в сон.
То, что он уснул, Руслана поняла как-то не сразу, а когда рука потянулась выключить заглохнувшее радио и врубить ненавязчивого и сладкоголосого Энди Уильямса — самое то для дороги. Тогда же она взглянула и на мужчину на соседнем сидении. Идеальные глаза на идеальном лице были закрыты. И в свете фонарей идеальные темные ресницы отбрасывали длинные тени на нижние веки. Отвратительное по своей сути желание дотронуться до него, чтобы понять, насколько он реален, Руслана с трудом подавила. Но и музыку включать не стала — дай бог не уснуть дорогой, а еще глупее — разбудить его.
— Лукин Егор Андреевич, — пробормотала она себе под нос и улыбнулась, снова уставившись на дорогу.
Е95 тянулась впереди бесконечной лентой, за которой — лишь зримая чернота. Все же она любила ездить именно ночью. Черт его знает почему. Может, и правда потому что ночное животное?
Когда Лукин проснулся, они стояли на заправке, и Руслана старательно жевала бутерброд и пила кофе. Буйная копна ее волос была завязана сзади в не самый аккуратный пучок, а выглядела она так, будто это кто-то другой всю ночь провел за рулем — вполне себе бодренько и жизнерадостно.
— Привет. Бутеры в пакете, я взяла тебе кофе и купила чашку, — весело сообщила она, едва увидела, что он зашевелился в кресле.
— Привет, — кивнул Егор. Повел плечами и шеей, разминая затекшие мышцы. Потом глянул в сторону заправки. — А что-нибудь существеннее бутербродов у них водится?
— Как везде. Через сорок минут будем в Одессе. Там можно нормально позавтракать.
— До Одессы еще доехать надо, — усмехнулся Лукин, почесывая пробившуюся за ночь щетину неожиданно рыжего цвета. Резко выбросил себя из машины и, наклонившись, сказал: — Пойду сам оценю их ассортимент товаров и услуг.
Он вернулся минут через двадцать. В руках держал пакет с яблоками.
— Заразы так вкусно пахнут, — сообщил Егор, снова устраиваясь на сиденье и размещая пакет по соседству со стратегическим запасом от Росомахи. — Давай свои бутерброды и кофе.
Руслана улыбнулась: Росомаха, хоть и хищник, но перед началом зимы она усиленно питается растительной пищей: кореньями, ягодами (вороникой, брусникой) и кедровыми орешками. Впрочем, яблоки тоже сойдут. Она потянулась за фруктами и минералкой, параллельно сунув Егору в руки упакованный в пищевую пленку сэндвич. Открыв дверцу машины, над асфальтом помыла яблоко и удовлетворенно сказала:
 
— И правда пахнут. Ты вообще как? Живой?
— Меня измором не возьмешь, — хрустя огурцами, сказал Егор. — Хочешь, я поведу?
— То есть доверить тебе самое дорогое?
— Сама так сама, — пожал плечами Лукин.
— Ну я же не сказала, что не доверю, — рассмеялась она. — Если честно, устала, как собака.
В отличие от Русланы, Лукин водил сдержанно, будто никуда не торопясь. А нынешним утром он и правда никуда не торопился. Руслана, вполне возможно, тоже. Куда море денется из своих берегов. А ноябрь… Как был вчера, так и завтра будет ноябрем. И Егор плавно выворачивал руль, умудряясь обходить на трассе тех, кто еще пять минут назад мчался мимо них, рассекая воздух и пугая встречных.
Под Одессой заговорило радио.
— Я тоже на радио работал, — сказал Лукин, посмотрев на Руслану. — Мне нравилось.
— «Утренний таблоид» на «Рекорде». Я слушала по дороге в универ, — усмехнулась Росомаха. — Потом вспомнила, когда познакомились. У тебя здорово получалось.
— Это скорее разбежка была, хотя и интересно, — задумчиво проговорил Лукин и спросил о другом: — Где море смотреть будешь?
— Поехали на Приморский. Где-нибудь машину бросим, пешком пройдемся.
На Приморском они оказались настолько быстро, насколько это было возможно при знании города и наличии пробок. Машина, как и предполагалось, была брошена. И они неторопливо топали по направлению к Морвокзалу. С неба срывались мелкие снежинки и падали под ноги, отчего в белый окрашивались асфальт и пожухлая трава на газонах. И, несмотря на близость порта, воздух был замечательный. Такой, какой бывает только на Приморском бульваре. Людей вокруг совсем не наблюдалось, и особое удовольствие доставляло то, что они оказались практически одни, не считая чаек над морем, рассекавших крыльями все еще розоватое небо. Росомаха, как нормальный турист, поминутно фотографировала на телефон всякую дребедень, попадающуюся им по пути, и вслух читала вывески.
— Летом здесь была выставка бабочек, — болтала она, указывая на какой-то дом. — Мы не пошли, но здесь стояла… такая огромная штука… знаешь, кованный каркас в виде бабочки, а крылья из цветов были… Красиво, мне понравилось, я потом жалела, что не успели.
— А орхидеи любишь?
— Их все любят. Даже росомахи и те, кто в этом ни за что не признается.
— Тогда езжай смотреть своих бабочек на Майнау. Вкупе с орхидеями — прикольно.
— Прямо сейчас? — хохотнула она.
— В принципе. Хотяяя… было бы желание.
— Ближайшие два-три дня я занята. Прикинь, у меня бывают планы.
— Да я всего лишь предложил. Тут вода, там вода. Какая разница.
— А я скорее констатирую факт… Становись-ка туда, я тебя щелкну, — она махнула рукой куда-то прямо, откуда ясно вырисовывался вид на здание Морвокзала. — Потом буду друзьям показывать: я с самим Лукиным гуляла.
— Я бы на их месте не поверил.
— Потому мне и нужны доказательства. Становись, говорю!
— И что? Гулял я в Одессе, а ты мимо шла, — рассмеялся Егор.
— Ты знаешь, что Шаповалов тебя графом за глаза называет?
— Знаю. У него с фантазией всегда было не очень.
— Зато у меня очень. Граф позволит простой плебейке с ним сфоткаться?
Лукин внимательно посмотрел на Руслану.
— Я не граф, — сказал он и протянул ей руку, — но с тобой сфотографируюсь.
Росомаха шагнула к нему, сдернула с головы резинку, которой был закреплен пучок на затылке, и ее золотисто-зеленые пряди рассыпались по плечам. Включила фронтальную камеру, устроилась возле Лукина и фыркнула:
— Это нечестно, когда мужик на фотке красивее бабы.