Кстати о любви (СИ)

Помимо того, Оля в «счастливом» изумрудном платье и с идеальной укладкой, сидя на маленьком креслице в углу кухни, закинув ногу на ногу, яростно набивала текст на планшете и хмурилась, не то что не соизволив голову поднять, но, кажется, еще и не замечая вошедшего супруга.
— Не мучай технику, — сказал Егор, присаживаясь к столу и приступая к завтраку.
— Меня бы лучше пожалел, — хмуро ответила Ольга, не отвлекаясь.
— На предмет чего?
— На предмет Озерецкого.
— Снова отказал?
— Это уже вошло в систему, да?
— Да оставь ты его в покое, — посоветовал Егор. — Найди себе другой предмет для домогательств.
— Да ему альтернативы нет! — возмутилась Оля, оторвав наконец от планшета глаза, идеально подведенные черным карандашом. — Где еще такого возьмешь? С нашим-то печальным кинематографом… а тут бац — и сразу Голливуд. Черт… значит, как на вшивом кинофесте летом в Одессе тусить — так это нормально! А как в приличном издании засветиться — так «Энтони Озерецкий не дает интервью»!
— Имеет право, — хмыкнул Лукин.
— Право? Ну знаешь! Нам нужен лучший. Лучше Озерецкого никого нет. Ты вообрази себе на минуту, какие это перспективы. Эксклюзив для «À propos». Черт, ну не мне же тебе объяснять, Егош!
— Да ладно! Не единственный он.
— Ты, кстати, тоже не единственный, — фыркнула Оля. — Молодежь вот на пятки наступает. Вчера у тебя из-под носа твою премию умыкнули, сегодня — Озерецкий нас послал. А завтра — вылетим в трубу. И так держимся за счет былых заслуг, плесенью покрываемся!
— Закажи декоратора, он убедит тебя, что плесень — это винтаж, — Егор поднялся. — Отвлекись на что-нибудь другое. Потом вернешься к Озерецкому. Ты едешь?
— Нет. У меня с утра встреча.
Машина за ним приезжала всегда ровно в 10–00. Время в дороге Лукин чаще всего занимал мозговым штурмом, функции которого сегодня взяла на себя Ольга. Озерецким она бредила несколько месяцев. За это время ее идея обросла подробностями и нюансами оформления. И потому требовала воплощения — это состояние и сам Егор знал не понаслышке. Была она права и в том, что журналу требовалось что-то новое. Их формат всегда был далек от громких разоблачений и грязных скандалов, но любой эксклюзив протухает в те же сроки, что и бульварщина. И тогда плесень, украшающая «À propos», перестанет быть винтажом, превратившись в привычное состояние, в котором Лукин с его космическими амбициями находиться не намеревался.
К своим амбициям Егор относился крайне нежно. Именно они привели его туда, где он теперь находился, и сделали таким, каким он был.
Хотя и начиналось все достаточно банально — желанием продолжить династию журналистов Лукиных. Первым в репортеры подался дед. Самоучка, писавший документальные очерки и месяцами пропадавший по городам и весям необъятной Родины. Отец стал военкором. Его мотало по горячим точкам, и жизнь его умещалась в одном рюкзаке. А когда возвращался домой — неожиданный и молчаливый, дом наполнялся собранностью, совершенно не присущей матери.
Даже отчим Егора оказался обозревателем небольшой газетенки, которую сплоченный всеми возможными способами коллектив умудрялся удерживать наплаву не один десяток лет.
Будучи прагматиком, Лукин-младший не искал в профессии романтики, но и себя вне журналистики не представлял. Он ставил перед собой надежные цели, уверенно их достигал и прочно обосновывался на новой ступеньке, внимательно присматриваясь к следующей.
Собственный тематический пятиминутный блок в утреннем шоу на радио, журфак с красным дипломом, Марценюк в качестве бессменного подельника любых начинаний Егора и профессор, направивший его в престижный бизнес-журнал — таков итог университетской пятилетки.
Потом были фриланс, участие в аналитических телепрограммах и собственный электронный журнал, который они организовали вместе с Марценюком, удачно воспользовавшись популярностью Егора при отсутствии денежных средств.
Интернет-версия оказалась не только жизнеспособным детищем, но и спустя короткое время привлекла фею-крестную в лице широко известного бизнесмена, который в тот период подыскивал медиа-проект для своего холдинга. Заводы и пароходы у него уже были, а газеты не было. Новоявленный мистер Твистер оказался идеальным партнером. Вложил деньги, ни во что не вмешивался, довольствовался дивидендами, и, объявив себя человеком старой формации, поставил единственное условие — воплотить «À propos» еще и на бумаге.
 
А теперь каннибалы… наступают на пятки.
Первая половина дня прошла вяло. Марценюк был подозрительно тихим. Выпускающий редактор не менее подозрительно покладистым. Руководители отделов не показывались, что подозрительным не было. Вечером первый зам объявил им летучку — подбирают хвосты. Сам Егор просматривал рукописи для сигнального выпуска, поглядывая на часы с обратным ходом, негромко шуршащие секундной стрелкой.
Телефон агента Энтони Озерецкого оказался на его столе с самого утра, едва он переступил порог приемной, не сумев озадачить этим вопросом расторопную помощницу. Потому после обеда, устроившись в любимом кресле любимого кабинета, он слушал в трубке пунктирные гудки вызова.
Его ожидание было вознаграждено. Через несколько секунд заокеанье отозвалось приветственной басурманской речью в исполнении приятного, почти мурлыкающего женского голоса, означавшей на всех языках мира примерно одно: «ну и чего ты, мил человек, звонишь?».
— Здравствуйте! — симметрично включился главред. — Егор Лукин, журнал «À propos». Я хотел бы обсудить эксклюзивное интервью мистера Озерецкого.
— Мистер Озерецкий не дает интервью иностранным изданиям, — безапелляционно ответствовали ему. — Вам об этом сообщалось неоднократно. И переговоров по этому поводу мы не ведем.
— Интервью, которое мы предлагаем мистеру Озерецкому, пойдет на пользу его имиджу.
— С его имиджем и так все прекрасно. И то, что он имеет славянские корни, еще не значит, что он должен согласиться на любое предложение, если оно поступает с вашей стороны.
— Вы нас недооцениваете, — сдерживая недовольство, продолжал гнуть свое Лукин.
— Даже если так… мистер Озерецкий не заинтересован в сотрудничестве. У него плотный график, и он не станет работать еще и для вашего продвижения. Пожалуйста, не звоните нам больше.
Гипнотизировать замолкнувшую трубку смысла не было, и потому Егор спросил кофе и бутерброды. В попытке смириться со свершившимся — Лукина недвусмысленно отшили, глаза его наткнулись на новые свитки, весело блестевшие в шкафу, и, недолго думая, он открыл блог Русланы Росохай, давно добавленный на экспресс-панель.
Первым загрузился баннер, гласивший буквально следующее: «Дом пушистой Росомахи. У меня не разуваются». Унылый зверек с когтями-саблями, как у известного киногероя, сидевший под крышей, угадывался на карандашном наброске рядом с подписью. Выглядело жутко мило… как для третьекурсницы, возомнившей себя великой блогершей.
Впрочем, картинкой долго любоваться не пришлось, потому что внимание тут же переключилось на открывшееся на главной странице навязчивое и раздражающее флэш-видео. Сама «великая блогерша» приветствовала с экрана своим низким голосом, который и теперь странно не вязался с ее внешностью — она действительно выглядела не старше третьекурсницы с дурацкими изумрудными прядями в светлых волосах и в футболке с черепом во всю грудь.
«Привет! — весело рявкнула обладательница его, Лукина, премии. — Я Руслана Росохай по прозвищу Росомаха, и у меня действительно не разуваются. Падайте, где найдете свободное место. Единственное правило: не тащить то, что плохо лежит. Потому что лежит все как надо! Чем заняться — и так найдете, а я погнала ваять дальше. И помните: это не я отражаю жизнь — это жизнь отражает меня!»
Ну а ниже располагались рубрики. И те самые каннибалы в виде ссылки на сайт, полностью им посвященный, включающий несколько фильмов, сотни пестрых, но впечатляющих фотографий и статьи, написанные, надо признать, довольно вкусным языком.