Эй, Микки! (СИ)

— Мы не можем подвергать опасности посетителей!
— А меня не ебёт, – спокойно отвечает Микки. – Как не ебёт и то, как ты пилишь зарплату охранника, который должен здесь быть. Мэнди будет работать тут как минимум до тех пор, пока не найдёт что-нибудь побезопаснее, понял? Если захочет искать, конечно, потому что пока-то её вроде всё устраивает.
— Меня не устраивает!
— Тогда нам очень повезло, что у меня дар убеждения, не правда ли? – улыбается он и треплет мятого по щеке.
— Она даже не может работать по графику! – продолжает тот, отшатываясь.
— Теперь может, – поправляет его Микки. – Я решил этот вопрос. Хотя должен был решать ты. Вернее, охранник вашей дыры, которого, гляди-ка, нет.
— А ты думаешь, его так-то просто найти?!
— Хочешь, за один звонок найду? – с готовностью предлагает он. – Есть у меня знакомый, как раз недавно из тюрьмы вышел и ищет, где бы деньжатами разжиться. Дурь выбивает охуительно. И из тебя выбьет.
— Я вызову полицию!
— Вряд ли они согласятся день и ночь охранять твою забегаловку. В общем, слушай, – громче говорит Микки, – Мэнди выйдет завтра, по графику. И завтра охранник должен быть на месте. Я доступно объясняю?
— Но до завтра…
— Не найдёшь ты, найду я, – напоминает он. Мятый не отвечает, и Микки не сдерживается: треплет его по небритой щеке ещё раз и подмигивает. – Пока думаешь, можешь пожрать принести, – заканчивает он и садится за ближайший стол.
  *
Мэнди не звонит ни пока он закидывается яичницей и сосисками, ни пока возвращается домой. Поначалу он ждёт подвоха, но сдаётся: Йен вроде не дурак, наверняка сможет объяснить всё Мэнди толково. На худой конец, просто отберёт у неё мобильный и запрёт в ванной, ухмыляется он и, откинувшись на спинку дивана, с силой трёт глаза.
Он устал. Неебически устал, что логично: проснулся-то ещё вчера перед работой. И если поначалу после драки в голове не было ни единой мысли о сне (сложно о нём думать, пока адреналин бурлит в крови, и ещё сложнее, когда тебя втрахивают в дверь туалетной кабинки), то сейчас вот они. А завалится спать – хер доберётся до работы в понедельник. Йен простит, конечно, как нехуй делать, но быть на особом счету за какие-то заслуги, кроме профессиональных, Микки никогда не любил. Он мигом представляет себе ебло Липа, если тот узнает, что на пропуск Микки себе насосал, и его перекашивает.
Он мужественно пытается не спать, хоть глаза и слипаются. Заваривает себе кофе в самой большой кружке, которую нашёл в доме, – кажется, Мэнди говорила, что это супница, а не чашка, но ему похер, – врубает GTA на консоли и устраивает себе гонку за гонкой, периодически поглядывая на по-прежнему молчащий телефон. Не то чтобы его это напрягает, совсем нет, просто Мэнди – баба опасная. Во всяком случае, именно так он себе это объясняет, когда часа через полтора не выдерживает и берётся за телефон.
Вы
[11:44 a.m.] Мэнди оставила тебя в живых?
Ну что ж, Милкович, ты только что написал Галлагеру первым. Если его не убила Мэнди, то точно убьёт твоё сообщение.
Он раздражённо вздыхает и отшвыривает телефон в сторону, правда, убедившись сначала, что громкость сигнала установлена на полную.
Галлагер имеет наглость молчать.
Микки раздалбывает в хлам четыре машины.
Проходит около трёх часов, когда он опять хватает телефон и открывает диалог с Йеном, чтобы написать ему что-то совершенно несдержанное, но только каким-то чудом приходит в себя и умудряется успокоиться. В конце концов, Галлагер может и спать. Хер его знает, может, он вообще вырубается, как щенок. Ну или Мэнди там обрабатывает ему раны. Или добавляет новые, закатывает глаза Микки и, сделав большой глоток остывшего кофе, морщится. Что за дрянь.
Ну и нахуй.
Единственное, о чём сейчас жалеет Микки, так это о том, что отменить отправку сообщения или хотя бы стереть его в галлагерском телефоне нельзя.
Спать он ложится, едва темнеет.
И когда просыпается, никак не может понять, то ли до сих пор темно, то ли он провалился в яму на сутки, и началась уже следующая ночь. За окном тихо, но это нихера не подсказывает, кроме того, что сейчас явно что-то после трёх, потому что и часа в два, и в третьем с улицы, да ещё и в выходной, явно должны доноситься голоса.
 
В дверь стучат, и Микки со скрипом соображает, что и проснулся тоже из-за какого-то постороннего звука. Блядь.
Галлагер на пороге выглядит таким же заспанным, каким Микки себя чувствует: стоит с закрытыми глазами, упёршись лбом в косяк, и зевает, а потом приоткрывает один глаз и делает шаг внутрь.
— Доброе утро, – говорит хрипло и улыбается, и Микки беспомощно оглядывается в поисках часов. – Сейчас около шести, – продолжает Йен и опять зевает. – Мэнди в пять позвонил её уёбок-начальник и сказал, что уволит, если она не будет на работе к шести. А она, видимо, работу пока менять не собирается, так что переоделась и мигом втопила, сказала, будет завтра. Я попытался уснуть, потом хотел написать тебе, но не нашёл телефон, наверное, проебал его во время драки. Так что взял такси и решил приехать.
Он продолжает болтать что-то ещё, и всё это по пути в спальню, где мигом заваливается на кровать и подползает к подушке.
— Ты не охуел? – равнодушно интересуется Микки, глядя, как тот обнимает кусок одеяла.
— Спать хочу, – бубнит Йен.
— А дома хули не спится?
— Я подумал, что ты мог волноваться, – сквозь зевок отзывается он. – Давай потом обсудим? Рубит – пиздец.
Микки вообще-то тоже рубит, поэтому предложение Галлагера он считает здравым и, спихнув его на другую сторону кровати, потому что это он всегда спит слева, ложится рядом. Не то чтобы он сильно волновался, конечно, но с Йеном за спиной спится куда спокойнее. Даже несмотря на то, что тот мигом подгребает его к себе и утыкается носом в шею. Где-то это всё уже было, а Микки никогда не любил дежавю.
Раньше не любил.
  *
Со вторым пробуждением в комнате опять темно. Шторы задёрнуты, а Микки даже обернуться не может, чтобы посмотреть, пробивается ли между полотнами свет: Йена будить не хочет. Будильник стоит на той тумбочке, поэтому ему и на часы не взглянуть, а он как назло выспался. Остаётся только лежать и плавиться в объятиях Йена, потому что лето в этом году пиздец жаркое. Ну и, может, ещё по каким-нибудь причинам.
Есть вещь, которую он не признает вслух даже под пытками: ему нравится просыпаться с Йеном. Не потому, что тот как-то по-особому обнимает, и не потому, что даже несколько часов спустя продолжает прижиматься губами к выступающему позвонку. И уж точно не потому, что Йен сплёл их пальцы: это, если честно, Микки совсем не нравится, и он пытается ненавязчиво выпутать руку из галлагерской стальной хватки, но хер там был. Просто, когда Йен рядом, не надо дёргаться, не отпиздил ли его в какой-то подворотне Ке… блядь, Кемаль или Кеньятта? Сука, ну что за имя.
То ли дело Йен, всего три буквы, его не забудешь.
У него начинает сводить ногу, и он ворочается в попытке лечь поудобнее. И вздрагивает от неожиданности, потому что его вдруг прихватывают зубами за плечо.
— И давно ты не спишь? – ворчит он, не предпринимая, правда, попыток выбраться из-под руки.
— Секунды три, – хрипло отзывается Йен и целует место укуса. – Скажи спасибо, что не сожрал тебя с голодухи. Есть чё похавать?
— Есть.
— Класс!
Он откатывается назад и, пока Микки садится и трёт глаза, раскрывает шторы.
— Кто-то уже устал, а кто-то только проснулся в седьмом часу вечера, – замечает Йен и с хрустом потягивается. – Бля, ненавижу это, весь день насмарку.
— И пара следующих, – поддакивает Микки.
— Я вообще-то не думал спать, – обвиняюще заявляет Йен, когда он оборачивается, и складывает руки на груди. – Думал, мы с тобой найдём, чем заняться, и что это точно будет поинтереснее, чем спать.
— И что тебе помешало? – выгибает бровь Микки.
— Ты вообще-то! Стоял такой заспанный, захотелось тебя сразу под бок.