Эй, Микки! (СИ)

Ему бы научиться тоже на хую вертеть не только в прямом смысле. Хотя он уверен, что, попади они с Галлагером в такую переделку ещё недели три назад, он бы послал всё нахер и пошёл домой промывать ссадины водой. И сдох бы от заражения крови, возможно. Хер там знает, в Саус-сайде даже воздух смертельные болезни переносит. Охуение, долбоебизм и тупость, например.
— Достань сигареты из бардачка, – просит Йен, – и пистолет туда кинь, что ты его баюкаешь.
Возражать даже в голову не приходит. Он убирает пистолет, вынимает из сигаретной пачки зажигалку и, прикурив, протягивает Йену сигарету. Тот кивком благодарит и паркует машину, и следующие пару минут они молча курят.
— Пошли, – кивает наконец на бизнес-центр Йен. – Сейчас семь, у охраны пересменка. Может, и проскочим незамеченными.
Микки предпочитает не задавать себе вопроса, откуда Йен знает, во сколько у охраны пересменка. Но проскользнуть мимо удаётся, и он удивляется настолько, что в лифте позволяет Галлагеру стоять у него за плечом почти впритык и горячо дышать в ухо. Вымотанный организм только сейчас догоняет адреналин: Микки чувствует, как начинают гореть мышцы и как отступает тупая боль в плече. Лучший момент любой драки. Он слегка улыбается и чуть подаётся назад, на Йена, который, кажется, задерживает дыхание.
Лифт с коротким звонком останавливается.
Если честно, отлепляться от Йена Микки не то чтобы очень хочется. Он и это на адреналин списывает. Да и, в конце концов, драки нехуёво так сближают, ведь ты доверяешь человеку прикрывать зад. А до этого позволил этот самый зад ебать, но сближают, конечно, именно драки. Микки бы сейчас глаза закатил, если бы это не было так палевно.
Странно, что в офисной аптечке есть что-то кроме пластыря и обезболивающих. Микки не ожидал, но там и правда лежат и антибактериальные салфетки, и антисептик. Очень кстати. Галлагер, судя по всему, собирается с удобствами разложиться прямо в офисе, и Микки недоверчиво на него смотрит.
— Ты шутишь?
— А что? – хмурится тот и язвит: – Кто-то может войти и увидеть тут нас с тобой?
— Ты второй раз за утро пытаешься этим до меня доебаться, а я второй раз делаю вид, что не заметил. Цени это. Иначе ты бы выплюнул уже половину зубов.
— Как тот братан Кеньятты! – загораются глаза у Йена. – Бля, ты вроде и несильно въебал, а скольких он зубов лишился? Трёх?
— Я не считал.
— Да мне тоже не до того было, но охуенно же вышло!
Микки вздыхает и с улыбкой качает головой. У Галлагера восторга столько, будто он про карусели в парке рассказывает, а не про драку. Но хотя бы вопросов больше не задаёт: хватает салфетки и антисептик и выходит из офиса. Микки не отстаёт.
Если отстанет, лишит себя вида на упругую задницу.
До Галлагера только минут через пять доходит, что в туалете, в отличие от офиса, есть проточная вода, и он охотно делится этим наблюдением. У Микки явно с головой что-то не так: то ли адреналин, то ли недосып сказывается, то ли всё вместе, но его даже стебать не хочется. Он выглядит настолько непосредственным и так быстро переключается к серьёзности, что Микки не сразу понимает, что залипает, глядя, как тот промокает ссадину на скуле и даже не морщится.
Он прикладывает компресс к разбитой брови. Щиплет, сковывает холодом, но всё терпимо. Они молчат, только изредка смотрят друг на друга, а обернувшись в очередной раз, Йен смотрит куда-то поверх головы Микки и сводит брови.
— Только не говори, что у меня за спиной двухметровое уёбище, – шутит Микки.
Йен в ответ мотает головой, берёт новую салфетку, смачивает её и, потянув Микки за плечо, накладывает куда-то на затылок.
— Что, мозги под волосами разглядел? – продолжает веселиться он.
— У тебя голова не кружится? – не поддерживает тон Йен.
— Не-а.
— Не тошнит?
— Нет, и я на всякий случай даже спрашивать не буду, что у меня на голове.
Йен прижимает салфетку сильнее, и Микки шипит сквозь зубы. И поначалу думает, что ему кажется, и косится в зеркало по левую руку. Не кажется: Галлагер в самом деле дует ему на затылок. И Микки бы взбрыкнуть, отскочить в сторону, покрутить у виска, обматерить, но он молчит, потому что тот второй рукой поглаживает его запястье, а потом сокращает последние полшага расстояния между ними и прижимается вплотную.
 
Микки, кажется, проглотил язык.
Микки, кажется, ебанулся в край, потому что он позволяет Йену приподнять его подбородок и прикоснуться к губам. И если тут он ебанулся в край, то как назвать то, что происходит дальше, он вообще в душе не ебёт, потому что он обхватывает Йена за шею, тянет на себя и отвечает.
Галлагер тут же вжимает его жопой в раковину, жмётся ближе, опускает руку на ширинку, трёт пальцами, заставляя Микки раскрыть рот шире, и проходится языком по сколотому зубу. По остальным тоже, но Микки уже теряет все мозги до последнего. Они наверняка через дыру в башке вытекли, точно. Какие ещё могут быть варианты, что он даже не думает отпускать Галлагера, трётся об него пахом, впитывая стон, и прикусывает губу.
Разбитую губу, вспоминает он, когда Йен вздрагивает, и тут же извиняется, зализывая ссадину. Металлический привкус на языке вышибает остатки соображения. Если до этого хоть какая-то надежда на здравый смысл была, то сейчас вообще к ебеням вылетела. Как ещё объяснить его рваный недовольный вздох, когда Йен отрывается от его губ и присасывается к шее. Рваный недовольный вздох, запрокинутую голову? Он никогда в жизни не чувствовал себя большей сучкой, чем сейчас. Никогда в жизни не утыкался каменным стояком в молнию джинсов после одного поцелуя. Если бы те, первые его поцелуи, хоть наполовину напоминали галлагерские, Микки бы ни за что это не бросил.
Галлагеру, конечно, знать об этом не обязательно.
Со вчерашнего вечера он уже где-то научился расстёгивать штаны, не прекращая вылизывать шею. Микки бы, может, даже озадачился, если бы не был рядом с ним каждую секунду этого времени. Всё, на что его хватает, – это пихнуть Йена в грудь и хрипло скомандовать:
— В кабинку.
Йен зато даже рта для ответа не раскрывает, только кивает и, затянув Микки внутрь, тут же толкает его на дверь и опять втягивает в поцелуй.
Как же охуенно-то, блядский ты боже.
Ещё охуеннее становится, когда Йен, наскоро облизав пальцы, запускает руки ему в штаны и стягивает вниз, сжимает задницу, скользит рукой ниже и толкается одним пальцем. Микки выгибается ему навстречу. Он очень торопится скорее расстегнуть галлагерские джинсы, обхватить хер и проехаться по нему ладонью, размазывая смазку. Они никогда ещё так не трахались. Может, доверять ему и не стоило бы, учитывая, что тот в прошлый раз засадил ему как умалишённый, но Микки отмахивается от этой мысли. Он сейчас отмахнётся от чего угодно, если это не член Галлагера.
Он пытается вывернуться из рук Йена, чтобы повернуться к нему спиной. Ведь так же надо, да? Как ему ещё жопу подставить? Но тот не даёт. Он ногой в два счёта снимает с Микки одну штанину до конца, подхватывает под колено и ставит ногу Микки на унитаз.
— Блядь, ты что делаешь, – выдавливает он, но тут Галлагер добавляет второй палец, и вопрос перестаёт иметь хоть какое-то значение.
Ладно, и пальцами сойдёт.
Когда Йен трётся членом о член Микки, ему приходится закусить губу, чтобы молчать, но даже дыхание предаёт – прерывается. Йен носом обводит ушную раковину, втягивает, посасывая, мочку, целует в шею, а потом слегка проталкивается головкой внутрь, и Микки застывает.
Да нет, не может быть. Не лицом же к лицу.
— Хочу тебя видеть, – шепчет Йен, целуя разбитую бровь.
У него из губы опять сочится кровь, и Микки стирает её пальцем.
Йен прихватывает его пальцы зубами и тянет Микки ближе, насаживая на себя ещё ниже. А он смотрит Галлагеру в глаза и свои закрыть не может, потому что оттенков дохера. Там что-то больше и страшнее похоти даже в свете тусклой рыжей лампы.
Волосы Йена, кстати, в этом свете кажутся ещё рыжее, будто факел на башке пылает. Микки только рот раскрывает, чтобы сказать об этом, но Йен толкается ещё раз, проскальзывая внутрь на всю длину, замирает ненадолго, изучает лицо Микки, а потом начинает двигаться.