Оно того стоит (ЛП)

Розовые свечи горят в центре нашего стола в качестве украшения, и меня удивляет, отчего пламя не розовое. Розовые лепестки цветов повсюду на розовой скатерти, розовые чехлы на стульях украшают сиденья, а розовые… К черту все розовое. Вы уловили мысль. Похоже, здесь взорвалась бутылка Пепто-Бисмола, пролившись на украшения, создав тем самым чертов розовый Апокалипсис.
Даже Барби поежилась бы, увидев эту постановку.
— Черт, — стонет Лидия.
— Что такое? — мы с Хенли спрашиваем одновременно.
— Он здесь, — говорит она, будто она не может в это поверить.
Стараюсь проследить за ее взглядом и вижу, как Андерсон поднимается и обнимает свою невесту, окутанный сиянием одной из розовых наружных люстр.
— Ну, это ведь его свадьба, — напоминает ей Хенли. — Ты думала, что не увидишь его?
— Я просто не ожидала увидеть его так скоро, — тихо говорит Лидия.
Она хмурится, глядя в сторону, и я решаю выкинуть что-нибудь глупое.
— Сейчас вернусь, — говорю я им.
— В следующий раз произнеси это голосом Терминатора, — говорит Хенли, покручивая в руке бокал шампанского. — У тебя классно получается.
Таким темпами мы потратим время впустую, прежде чем начнется вечеринка. Вставая, я направляюсь к розовому шведскому столу с вышивкой нарциссов на скатерти, по пути хватая бутылку виски и бутылку водки из бара, засовывая бутылку водки под мышку.
Фуршетный стол находится под большим навесом и стоит бесхозный. Еду еще не подали, но напитки пользуются всеобщим вниманием. До празднества еще далеко, и люди, кажется, не замечают меня. Не говоря уже о том, что здесь немного темнее.
Даже не осмотревшись по сторонам, отвинчиваю крышку и выливаю все содержимое бутылки виски в чашу для пунша. Затем с ангельским видом хватаю кувшин с водой и выливаю его содержимое до того, как наполнить водкой кувшин для лимонада. Улыбаясь, бросаю две пустые бутылки под стол, оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться, что никто в этот момент не наблюдает за мной — кроме моих любопытных друзей — и весело направляюсь вприпрыжку обратно в сторону своего столика.
Ну, я стараюсь, честно стараюсь прыгать. В конечном итоге спотыкаюсь передней частью носка туфли о землю и падаю вперед, делая резкий, болезненный вдох за секунды до того, как чье-то тело останавливает мое падение. Моя голова врезается в твердую грудь, и две сильные руки хватают меня за бедра, удерживая меня.
Сегодня не мой день.
— Полегче, барышня, — произносит знакомый, глубокий голос, пробирая меня до костей.
Приподнимаю голову, мои глаза лезут на лоб, когда я пялюсь на парня, ухмыляющегося мне в ответ. Он подмигивает, и я отступаю назад, спотыкаюсь, чуть ли не падая снова. К счастью, он все еще удерживает меня за бедра и буквально пришпиливает обратно к себе. К сожалению, я снова ударяюсь о его твердое, рельефное, невероятное тело.
Как я превратилась в такую размазню?
— Ты всегда такая грациозная? — насмехается он надо мной.
— А ты всегда преследуешь таких как я?
Его глаза сужаются, когда улыбка сползает с его лица.
— Ты ведь помнишь, что сама первая ворвалась в мою комнату нагишом, верно?
— На мне было полотенце, — напоминаю я ему, как будто это что-то меняет.
— Ты натолкнулась на меня, — продолжает он.
— Ты вообще-то вцепился в меня, — указываю я ему.
Злиться, когда тебя унижают… это называется защитным механизмом. Доходчиво.
Он снимает руки с моих бедер и отступает, поджав губы. В сиянии свечей он выглядит еще сексуальнее. Почему я? Почему он тот, перед кем я облажалась?
— Я рад, что ты врезалась в меня, — говорит он, неторопливо осматривая мое тело.
Шквал противоречивых чувств зародился в самом низу моего живота, и я бы солгала, если бы сказала, что внутри не визжала от самодовольства. Очевидно, снаружи остаюсь неотразимой и крутой.
— А? — смотрю на него вопросительно, и даже выпячиваю бедро, ухмыляясь. — Почему это?
Его глаза снова заблестели каким-то злым блеском.
— Мы пробудем здесь неделю, верно? — спрашивает он риторически.
Тепло, волнение и нервозность пытаюсь прорваться наружу, но я стараюсь выглядеть отстранено. Я обычно проверяю парней по реакции на мою руку. Верите или нет, но не все парни упускают из виду тот факт, что у меня только одна рука. У некоторых из них с этим фактом реальные проблемы.
Шокирующе, знаю. По-видимому, они пропустили ту часть, в которой говорится, что одноруких девчонок по статистике меньше, чем обычных с двумя руками. Но, кого удивишь чем-то обычным в наши дни?
— Верно, — говорю протяжно.
— И мы будем делить ванную комнату, — продолжает он, закусывая нижнюю губу, взглядом продолжая блуждать по моему телу.
Мне нравится не тонкость намека, а прямой подкат и его напор.
— Да, — говорю я с придыханием тоном, который не соотносится с моей попыткой выглядеть потрясно.
Когда его взгляд возвращается ко мне, он ухмыляется.
— Учитывая, насколько отвратительно выглядел душ после твоего ухода, смею полагать, что ты редко моешься. Сделай мне одолжение и убери за собой, если ты снова решишь принять душ на этой неделе. Я не чистюля, но знаю, что значит испытывать отвращение.
Он бросает мне насмешливую ухмылку, и новая волна тепла накрывает мое тело. Это уже точно не возбуждение. И что я могу на это сказать?
Независимо от того, что я произнесу, я буду смущаться только сильнее.
— О, — продолжает он, не испытывая затруднений с выражением своих мыслей по сравнению со мной. — Полагаю, это твое.
Он достает из кармана мое суперменское нижнее белье, и я с присвистом выдыхаю, выхватывая его у него из рук. Слегка представляю, как исколю его одной из этих малюсеньких вилочек для креветок у шведского стола. Отец сказал мне, что моя рука может раздавить яйца с той же силой, что и челюсти аллигатора — тело ребенка. В данный момент мне любопытно, насколько точна эта оценка.
Комкаю свое нижнее белье, неловко подтыкая ткань под мышку, учитывая, что в платье у меня нет карманов, а он смеется, как придурок.
— Держись от меня подальше, — ворчу я, пытаясь пройти мимо него, но он пытается преградить мне путь.
— У нас общая ванная комната, забыла? — спрашивает он, все еще ухмыляясь, а в глазах при этом пляшут чертики.
— Тогда не забудь запереть дверь, чтобы я случайно не вошла туда, когда ты будешь принимать душ, и случайно не споткнулась с ножом в руках, ведь я абсолютно случайно могу ударить тебя им пятнадцать раз через занавеску. Мне бы очень не хотелось, чтобы что-то подобное произошло случайно.
Одаряю его улыбкой, которая, по моему мнению, должна выглядеть пугающей, но он не выглядит напуганным ни на йоту.
— К счастью, в душе дверь. Не занавеска, — щебечет он.
Этот парень настоящий?
— Несчастные случаи имеют тенденцию случаться. — Мои глаза сужаются, когда эта угроза слетает с моих губ.
— Не волнуйся. Я не оставлю ее незапертой случайно.
Не знаю, почему это звучит как нечто очень грязное, но это именно так. Он подмигивает, прежде чем уйти, а я снова хочу провалиться сквозь землю.
Когда я добираюсь до своего стола, Лидия и Хенли обе смотрят и в режиме «атака включена», набрасываясь на меня с расспросами в унисон.
— Кто был тот…
— Я не хочу говорить об этом, — прерываю я, размахивая рукой для пущего эффекта, прежде чем влить в себя остатки шампанского.
Эй, моя бионическая рука может держать стакан, не разбив его. Папа действительно сделал все, что можно с этой штукой. Этот вариант сборки гораздо лучше того прототипа, который загорелся и переломал все мои карандаши.
— Он отдал тебе твое нижнее белье? — спрашивает Хенли.
— Я сказала, что не хочу говорить об этом, — ворчу я, выхватывая шампанское у Лидии и глуша его.
У них очень хорошее зрение, если они отсюда умудрились рассмотреть, что это мое нижнее белье.
— О… хорошо… — Лидия закусывает улыбку.
— Так что тебе удалась затея с напитками? — Хенли спрашивает, меняя тему разговора.