Легенды Отрезанного Простора (СИ)
Адхи устремился к центру святилища, чтобы вознести молитву духам. Он попал в правильное место, в самый темный час судьба не оставила его. Но внезапно его остановил голос:
«Не время для молитв. Не проси помощи у духов, помоги себе сам».
— Белый Дракон! Это ты? Я слышу тебя, о Белый Дракон! — возликовал Адхи. В этом древнем месте ему отвечали и без обращения.
«Змей Хаоса особенно невзлюбил это место, — разносился в голове мелодичный низкий голос. — Здесь поклонялись его злейшему врагу, да. Белому Дракону. И он превратил некогда цветущий край в Пустынь Теней».
— Так Белый Дракон и вправду сражался со Змеем Хаоса? Ты сражался? — воодушевленно спросил Адхи, устало садясь на каменные обломки, готовясь слушать и внимать.
«Не совсем так. И уверен ли ты, что говоришь с Белым Драконом, а не с очередным лжецом?» — задумчиво протянул голос.
— Ты знаешь, что на самом деле случилось с нашим миром? — спросил Адхи.
«Лишь отчасти. Могу рассказать новую легенду», — предложил призрачный собеседник.
— Расскажи! Расскажи, о Белый Дракон! — обрадовался Адхи. Вновь его мир делался простым и понятным, вновь не давила каменная плита ответственности и неизвестности. Кто-то наставлял и готовился указать путь. Или нет? Адхи сомневался, чей голос звучит у него в голове. Особенно после первых слов новой легенды, в которой не нашлось места океану света.
«Когда-то давным-давно во Вселенной сражались два зла, два черных Змея, две жадности, две ярости. Были ли они началом всех пороков или соткались из пороков разумных существ — неизвестно. Но они не могли остановиться в своем желании разрушать, — мрачно начал Белый Дракон. — Они поглощали миры, уничтожали галактики, гасили светила. Они не хотели править или порабощать, их изначальная цель была лишь одна — получение новой силы, все больше и больше. Вернее, один из них хотел править Вселенной. А Змей Хаоса не желал ничего, более древний, бессмысленный в алчности и злобе».
— А потом пришел Белый Дракон? И Белые Драконы других миров, да? — с надеждой спросил Адхи, но одернул себя, усмотрев в своем поведении непослушание и наивность, достойную малыша Дады. Не так уж сильно они различались с братом при встрече с неизведанным. Да и вообще столкновение с неизвестностью стирало различия между младенцами и старцами, пугая новизной одних и отнимая знания прожитых лет у других.
«Белый Дракон? Нет. Его не было в этой истории. Два темных змея сражались веками, тысячелетиями. И никто не мог остановить их, пока однажды они не сцепились столь ожесточенно, столь безрассудно, что едва не взорвали все миры, не погасили все звезды, — размеренно продолжал рассказ Белый Дракон, не сетуя на несдержанность молодого ученика. — И от взрыва два древних змея разлетелись в разные стороны, на разные края бесконечного космоса».
— Но ведь одного сразил Белый Дракон? Правда же? — с надеждой спрашивал Адхи.
«Один попал в населенный людьми мир и, даже лишенный силы, запертый в слабом теле человека, превратил тот мир в ужасное место, ставшее его владениями и одновременно ловушкой. А второй змей, ставший Змеем Хаоса, долго летел сквозь галактики и планеты, раскалывая их, смешивая и искажая, — продолжал без запинки Белый Дракон. — Но магия уцелевших миров выстраивала защитные Барьеры, сохраняя то, что удавалось, лишь осколки. Ваш мир, как и многие другие в Хаосе, оказался одним из таких осколков. Вернее, даже половиной некогда существующей круглой планеты. Вторую половину отнесло на другую сторону Хаоса. Сам же Змей оказался заперт в черной дыре, в Норе Змея. Он потерял большую часть силы, но это не мешало ему мучить уцелевшие осколки и питаться отчаянием живых существ».
Адхи представил разбитый круглый плод, вспоротый ножом или топором. Из сердцевины вытекал яркий сок, похожий в видениях на кровь. Раньше Адхи никогда не задумывался, какой формы их мир, весь их мир, а не одни родные степи. Раньше и не существовало другого мира, только Отрезанный Простор. Теперь же перед ним открывались бесконечные горизонты, всполохи далеких звезд, чудеса разноцветных туманностей, хотя он не представлял, на что они похожи. Белый Дракон подсказывал, посылая образы — на разноцветных светлячков, окутавших табор кудесников во время пира. И эти далекие огоньки когда-то гасил и поедал Змей Хаоса. А вокруг каждого потухшего источника света в темноте оставался разрезанный на множество осколков кровоточащий круглый плод.
— А как же наш мир? Он ведь создан Белым Драконом! Правда? Ты знаешь? — грустно уточнял Адхи, бессильно сжимая кулаки.
«Не знаю. Знаю только, что раньше здесь стояли дома из стекла и бетона. Раньше по морям ходили железные корабли, а по небу летали стальные птицы. Но с пришествием Хаоса все замерло, все обратилось вспять», — проговорил с тоской Белый Дракон. Отчего же его голос звучал так грустно? По легендам, он дарил надежду, а не погружал сердца в смятение.
— Но ведь… но ведь у нашего мира был творец? — робко уточнил Адхи, но губы его уже предательски дрожали. Он снова боялся. Наверное, больше всего на свете он боялся, что кто-то разрушит его любимую легенду о творении мира, которую каждое лето повторял шаман.
«Кто-то создает миры. Или миры сами возникают из ничего. Когда я был человеком, то не верил в богов. Теперь… Теперь думаю, что кто-то один сотворил все миры и разумных существ, и не было у каждого мира своего творца. Но я Его не видел. И вряд ли увижу. А Белый Дракон, наверное, один из стражей, одно из возможных созданий», — задумчиво проговорил незримый собеседник заумным тоном кудесников. Адхи посетила догадка, что все это время один из приятелей Ледора и Аобрана проникал в неокрепший разум наивного орочьего мальчишки. И это осознание будило ярость. Истинный Белый Дракон не стал бы отказываться от легендарной сущности в присутствии ученика.
— Нет! Это плохая, ненастоящая легенда. И ты не Белый Дракон! Ты просто… просто лгун! Я не хочу слушать тебя! Белый Дракон вылупился из белого яйца в океане света и сотворил наш мир, а потом отдал жизнь в борьбе со Змеем Хаоса! — воскликнул Адхи, сжимая кулаки. Он ожесточенно спорил с пустотой заброшенного святилища, с осколками каменной мозаики.
«И я отдал жизнь в борьбе со Змеем Хаоса. Отдал, потерял всё, всех…» — с неискоренимой тоской сурово отозвался собеседник. И Адхи сжался от страха, потому что завибрировали стены, а с потолка посыпалась пыль. Но в коротком возгласе не слышалось настоящего гнева, скорее бессильная боль, скорбь о потерянном.
— П-прости… — вырвалось у Адхи.
«Ничего. Ты еще мал. Я не вправе гневаться на тебя, — смягчился Белый Дракон. — Но почему ты считаешь, что моя легенда неправильная? Разве бывают правильные? Даже в каждом племени орков рассказывают свои».
— В моем племени правильная! А в других… в других шаманы неправильные, — пробормотал Адхи, уже догадываясь, как нелепо и по-детски звучит его спор.
Он умолк, а Белый Дракон рассмеялся: «Неправильные! Ну конечно… Какой ты еще ребенок, Адхи, и до чего же ты боишься всего нового, малейших изменений в жизни. Хотя ты привык к укладу своего племени. Но тебя никогда не манили далекие просторы, тебе не любопытно узнать, что на самом деле произошло с миром? Тебе достаточно легенд шамана Ругона. Но ты ведь задал вопрос, ты услышал меня. Так действительно ли ты боишься нового? Или лишь давишь в себе бесконечную тягу к познанию в угоду традициям?»
— Традиции священны! Духи предков становятся духами-из-скорлупы и оберегают нас до тех пор, пока мы следуем традициям. А все новое, все, отличающееся в моей жизни, пока приносило только боль, — отчеканил заученную с детства фразу Адхи. Только верил ли он собственным словам? Верил ли, что всегда под защитой духов, а ведет его неизменная и предначертанная с рождения судьба? Так говорил шаман, этим оправдывали любые странности в жизни.
«Но чтобы выбраться отсюда, тебе придется измениться. Чтобы найти брата, тебе придется измениться. И ты уже изменился. Разве нет? Загляни в себя, ты изменился. И не потому что стал мэйвом, ты начал меняться с тех пор, как вступил в пору взросления. Теперь, к сожалению, тебе придется повзрослеть быстрее, чем сверстникам. Спасти брата сможешь только ты, но друзья помогут тебе. Кстати, тебе пора к ним возвращаться».