Аквариум(СИ)
Я шагнул за порог, поднимая автомат, дверь за спиной тут же захлопнулась, послышался сильный удар, вставшего на место засова. Молодец, старый!
В коридоре было темно. Но ни мне, ни моему врагу свет был совершенно не нужен. Борода уже успел вскочить на ноги и застыл, пригнувшись и касаясь когтями бетонного пола. Смотрит на меня раскосыми бельмами, в которых на смену удивлению и ярости приходит узнавание и радостное предвкушение крови.
— Егор… — хрипло и как-то даже ласково протянуло то, что когда-то было нашим Командиром.
— Вот это подарочек! Прямо Новый год какой-то, епта! Вернулся, сучонок! Да смотри, какой прокачанный! Ну, тем интересней тебя убивать будет. На хер мне теперь Бабушка… Ты мне, роднее намного, принцесса. Всегда тебя, падла, ненавидел…
Выпрямился, молниеносным плавным движением выдернул из-за спины автомат, направив на меня. Стоит лыбится. Урод.
Изменился, конечно, сильно. Рожа страшная, но прежние черты все-таки проступают. Странное ощущение. Смотришь на него — тварь из самой последней преисподней, а все равно ведь Борода. Только другой. Вырос на голову, не меньше, плечи еще шире стали. Он и будучи человеком, был очень хорошим бойцом, а теперь — просто киборг-убийца. Буквально физически ощущаю потоки мощи, от него исходящие. Закрываться, как я, то ли не умеет, то ли не считает нужным… Если бы тогда, под трибуной Сталелитейщика, вместо Иван Петровича был он, неизвестно, чем бы там все закончилось.
Но с тех пор прошло больше месяца. Я тоже повзрослел. И главное — остался человеком, не стал вот этой мерзостью…
Мерзость устала ждать и начала стрелять мне по ногам. Сухо затрещал Вал, девятимиллиметровые пули выбивали яркие искры из многострадальной двери, а я уворачивался, и, как Миксеры из метро, длинными прыжками от стены к стене, наискосок коридора, двигался к нему. Пули проносились на расстоянии волоса от тела, вспарывая одежду, но кожи под ней так ни одна и не коснулась. Бой на сверхзвуковых скоростях. Последний длинный прыжок, удар обеими ногами, и Борода снова летит по коридору.
Поднялся, развернулся. В глазах — что-то похожее на растерянность. Что, козлина, не ожидал от Егорки такого? Пора приступать к казни. Пинать его, как футбольный мяч по коридору можно до бесконечности, толку не будет. Я вскинул автомат и дал очередь. Он попытался отпрыгнуть, но я бил с упреждением. Руками управлял не мозг, а инстинкты, просчитывающие действия противника на шаг вперед. Мои пули раздробили ему левое колено. Борода приземлился на пол, нога подломилась, его повело в сторону, но тут же последовал разворот на здоровой ноге, новый прыжок назад и очередь в мою сторону. Теперь уже не по ногам, а в голову. Понял, что поиграть не получиться, надо бить наверняка. Нужно отдать должное Уроду, увернулся на этот раз я еле-еле. Но, увернулся. Двинулся за ним, несколькими выстрелами разнес второе колено. Борода завыл и очень быстро пополз на руках прочь во тьму коридора, волоча за собой обездвиженные ноги. Тюлень, бля. Я медленно двинулся за ним вдоль черного мокрого следа на пыльном бетоне. Метров через двадцать след свернул направо под прямым углом, исчезая в одном из проемов.
Та самая комната с рисунками. Случайно или нет? Впрочем, какая разница…
Перекатом оказался внутри, пропустив рой гудящей свинцовой смерти над собой, одновременно определяя позицию Бороды. Перекатился еще раз, снова разминувшись с автоматными пулями, поднялся на колени и дострелял магазин в огромную серую фигуру, скрючившуюся в углу. Туловище, плечи, локти. В голову стрелять не стал. Она мне еще пригодится.
Вал выпал из рук Урода, а он сам, подергиваясь, сполз по стене. Я подошел, глянул. Полная потеря несущей способности. Конечности обездвижены, бронежилет похож на решето, но Командир жив. Наверное, если сейчас уйти, оставив его таким, дня через три будет снова скакать, как ни в чем не бывало. Взял за ногу, перетащил тяжеленое тело на середину комнаты. Достал топор. Традиция — есть традиция. Борода, приподняв голову, молча смотрел на меня. Больно ему не было. Ему было страшно. Страшно не от осознания приближающейся смерти, а от того, что я наконец раскрылся, и тот смог взглянуть на меня по-настоящему, в силу своих возможностей, конечно.
— Как? — прохрипела тварь.
Я молчал. Стоял, смотрел на бывшего хирурга. Жил мужик, сильный, умный, с харизмой, людей от смерти спасал, а теперь вот это… Хотя, если честно, всегда был с гнильцой, презирал всех нас непонятно почему. Так что не жалко мне его. Ни капельки.
— Чапай, Валуев, Света. — произнес я. — Особенно, Света… Зачем? За что?
Широкий, зубастый рот растянулся в улыбке:
— Тебе не понять. Я…
Топор разрубил шею, вонзившись в пол. Хорошо наточил Бабушка. Таким острым лезвие еще никогда не было. Из шеи толчками брызнула черная кровь, голова откатилась в сторону.
Я подошел к ней, взял этот отвратительный тяжелый предмет, который две секунды назад что-то пытался мне сказать. Поднял, как баскетбольный мяч, за холодный облезлый затылок и со всей силы запустил его в изрисованную стену перед собой, попав прямо в миндалевидный глаз, заключенный в треугольник.
— Получайте! — сказал я нарисованным Аннунакам. — Дар… Отмытый, бля, праведной болью.
Голова Бороды отскочила и с костяным стуком упрыгала в угол. На стене осталось мокрое пятно, начавшее тут же стекать вниз. Как будто всевидящий глаз вдруг заплакал черными слезами.
Все.
Я повернулся и пошел в Сарай.
К Бабушке. К Насте…
* * *Снова стоим у двери. На этот раз втроем. Мы с Настей, экипированные в новую спецназовскую снарягу, в новых шлемах и очках, увешанные гранатами и патронами, и Бабушка. Старый, грустный Бабушка. Пошел нас проводить. Так за нас переживает, что даже подарил Насте свой топор. Думаю, самый лучший топор в этом мире.
Посмотрел на него и все-таки спросил в последний раз.
— Может передумаешь?
— Нет, Егорка. Не передумаю.
— Дед. Повторяю тебе еще раз — мы знаем, где находимся, вроде знаем, как отсюда выбраться, даже теоретически догадываемся, как вернуться домой. Пошли с нами!
Он покачал головой.
— Все. Хватит. Ничего не говори и не рассказывай. Мой дом теперь здесь. Я уж тут как-нибудь потихонечку… Куда мне, старому, идти? На хрена? Нет. Я остаюсь. Завтра вон, может, погулять отправлюсь.
Я видел это в его глазах. Он все решил. Бабушка остается умирать. Здесь. Жаль…
Я крепко обнял его, он похлопал меня по спине, проворчал, скрывая слезы:
— Давай, Егор! Покажи там всем этим педерастам, что русские не сдаются!
— Покажу, старый, покажу!
Он обнял Настю, и снова обратился ко мне:
— И сокровище, вот это береги! Ты смотри — она аж светится вся изнутри! Алмаз, а не девка!
— Спасибо, Бабушка. — тихо сказала Настя. — Прощай.
— Прощай, дед. — проговорил я.
— Бывайте, ребят. — ответил он, пряча глаза, и закрыл дверь. Через секунду из-за нее глухо донеслось. — И про растяжки мои не забудьте!
Не забудем… На душе скребли кошки. Больше мы его не увидим. Никогда. Я это знал точно.
В комнату с комиксами на стенах заходить не стали. Не хотел, чтобы Настя видела казненного Урода, да и картинки с текстами я запомнил и мог просто мысленно ей показать во всех подробностях. Так что — незачем. Только время тратить.
Быстро миновали коридор и выбрались на поверхность.
Шока, на этот раз, не было. Мы уже были готовы к тому, что увидим. Зато вчера, выйдя из подземелий метро на станции Абалинской и оглядевшись вокруг, мы сначала вообще ничего не поняли. Ждали всего, чего угодно, но только не такого.
Последние три перегона метрополитена миновали практически без проблем. Шли спокойно и не спеша. Миксеры маячили невдалеке, цокали когтями в параллельном тоннеле, но напасть так и не решились. Наверное, между двумя их группами, разделенными станцией каннибалов, существовала ментальная связь, и сильно уменьшившееся в числе стадо, живущее в перегонах до Космической, настойчиво рекомендовало соседям держаться от нас подальше. Соседи решили прислушаться к советам и нас так и не побеспокоили.