Снежный ком
Милиционер видит, жив остался, выглянул из-за столба да как засвистит! «Давайте, говорит, гражданин, ваши права!» Дырку в талоне проколол и еще на полгода учиться отправил.
Но и через полгода дядюшка мой не мог сказать, как говаривал в свое время Николай Васильевич Гоголь: «И какой же русский не любит быстрой езды!» А все из-за того же левого поворота.
Отмучился дядя Фрол еще полгода на курсах и так все здорово выучил, что, спроси у него, — учебник по автоделу, как поэму, от корки до корки перескажет. Сдал правила движения, материальную часть, вождение, несколько дней готовился к первому выезду с нашего двора, чтобы к себе в Костаново домой ехать. Машина-то у нас в городе стояла. Очень даже здорово продумал, как он будет делать этот трижды клятый левый поворот.
Наконец наступил торжественный день, когда дядя Фрол усадил меня рядом с собой и тронул свой автомобиль с нашего двора. Подъезжает на первой скорости к магистрали и видит, что слева наперерез ему катит здоровенный «Икарус», битком набитый пассажирами.
Чтобы не получилось никакого дорожного происшествия, мой дядюшка остановился за двадцать метров до перекрестка, вышел навстречу «Икарусу», скрестил руки над головой, еще и помахал ими в знак того, что путь закрыт.
Водитель автобуса даже оторопел от такой жестикуляции, но «Икарус» свой остановил. Высунулся в окошко и не очень дружелюбно спрашивает: «Чего тебе?»
Дядюшка по-деловому предлагает: «Постой, говорит, минутку, я тебя объеду».
— Тьфу! — разозлился водитель. — Ну давай, объезжай скорей, черт бы тебя побрал!
Правда, ругаться он тут же перестал: видит, человек перед ним солидный, от волнения бледный весь — искренне не хочет сделать аварию.
Дядюшка быстренько сел в «Запорожец», выжал сцепление, включил скорость, тронулся с места и начал делать этот самый «левый поворот», объезжая по всем правилам стоявший на месте «Икарус». И надо же! Как раз в эту минуту он вспомнил вдруг, как регулировщик всего полгода назад на этом же проклятом перекрестке махнул ему жезлом перед собой, дескать, проезжай ты скорей, старая калоша!
Баранка в руках у дядюшки сама собой довернулась влево до отказа, и его бравый «Запорожец», отремонтированный после удара в телеграфный столб, прямо с боевого разворота врезался дожидавшемуся его «Икарусу» точнехонько между глаз…
Я не буду передавать, что сказал по этому поводу водитель «Икаруса» и что говорили сидевшие в автобусе возмущенные пассажиры: есть еще у нас грубые, невоспитанные люди. За ремонт «Икаруса» пришлось платить, за ремонт собственного «Запорожца» — тоже. И еще полгода ходил мой дядюшка на курсы, а уж когда совсем научился, неожиданно для самого себя взял и продал машину за полцены. Вернулся из магазина самым счастливым человеком: «Избавился! Десять лет жизни себе сохранил!..»
Ни к кому другому так не подходит известная народная мудрость: «Самолет — хорошо, а олень — лучше. Свой автомобиль — совсем хорошо, а ишак — совсем лучше…» Чтобы водить ишака, экзамен сдавать не надо, левые повороты он делает сам… Дядя Фрол признавал только гениально-простые, безотказные вещи. Не раз он хвалил свой фронтовой автомат ППШ, потому что состоит он всего из трех частей: возвратно-боевой пружины, железяки и деревяки — ломаться там нечему… А если приходится осваивать какую-нибудь машину, да еще в этой машине есть хоть одно колесо — жди неприятностей: обязательно это колесо укатится черт-те куда или вся машина заведет тебя в такие тартарары, что и не выберешься. Автомобильный опыт дяди Фрола именно это и доказал…
При свете лимонно-желтой зари я, в ожидании Темы, хорошо видел, как Лялька охорашивалась перед зеркалом, укрепленным посередине ветрового стекла. С ревнивым чувством следил, как она красиво причесала волосы, поправила себе щеточкой ресницы, провела столбиком помады по губам. Раньше я как-то не замечал, что Лялька подкрашивает губы, оказывается, делает это настолько умело, что не вдруг и заметишь. Вот она встала и отряхнула джинсы за сто восемьдесят «рэ». Не сама же она их купила? Расправив складки кофточки и даже подтянув бретельки, чтобы форма соответствовала содержанию, Лялька во всеоружии приготовилась встречать Тему.
Как же я ненавидел ее в эту минуту! Фальшивая дрянь! Вся напомаженная, искусственная! Окунуть бы ее в речку да так, чтобы краска потекла! И вытирать не давать! Для кого фуфырится?!
Мне бы уйти и в одиночестве переживать свое горе, потому что я понимал, с таким, как Тема, хитрецом мне не тягаться: он меня по всем статьям за пояс заткнет. Но не мог же я позволить ему так дурить голову Ляльке! Не должно быть такое, чтобы она в МИМО́, а я — ми́мо. Слишком это было бы несправедливо!
Сам я ни на грош не верил Теме. Если бы он мог занять важный пост, не сшибал бы шабашки в Костанове, и без Ляльки залез бы в какое-нибудь тепленькое место. Значит, далеко не везде требуются такие проходимцы, как он! Но как раскрыть на все глаза этой дурехе?
Примерно так я размышлял, сидя на берегу реки, наблюдая, как прихорашивается Ляля, дожидаясь возвращения Темы, который что-то долго не выходил из домика «аэропорта».
Появился он неожиданно и почему-то со стороны служебного входа. Выйдя из-за угла, стеганул хворостиной зазевавшегося Жулика, который ждал его там, где ходят все. Жулик с воплями бросился за Темой, проводив его до самой реки, и, едва тот прыгнул в лодку, тут же переключился на меня.
Отбиваясь от Жулика, я видел, как Тема что-то сказал Ляльке, привлек ее к себе и поцеловал. И она не отстранилась, не дала ему по морде, а даже захлопала в ладоши от радости и погладила Тему по груди. За что она его благодарила? И что это за радостные поцелуи? О смысле их разговора мне приходилось лишь догадываться, поскольку я улавливал лишь отдельные фразы.
— Ну хватит, надо и о Фроле позаботиться… — это сказала Лялька.
— Очень жаль, а то бы не отпустил тебя, — ответил ей Тема. А? Ну как это понимать? И что я обо всем этом должен думать?
Больше я ничего не понял, отбиваясь от проклятого пса, но и услышанного было достаточно.
— Погоди, тут, кажется, кто-то есть! — Тема обернулся в сторону моей засады, и я, уже не пытаясь договориться с Жуликом, позорно бежал, проламываясь напрямую через кусты, спасаясь от разъяренного пса.
Ликующий лай Жулика раздавался на всю округу. Окаянный кобель, кажется, и в самом деле вообразил, что «его взяла», и теперь мстил мне за то, что я таился в кустах, и за то, что его протянул хворостиной по хребту Тема…
Я слышал, как почти одновременно взревели моторы самолета и лодки, но не видел, удалось ли Ляльке улететь или она укатила с Темой на ночь глядя, возможно, к дальним островам, где колхозники уже ставили стога душистого свежескошенного сена. Мысли об этом сене огненными иглами пронизывали мою голову, радужными кругами вспыхивали перед глазами.
Отвязавшись наконец от проклятого пса, полный самых мрачных мыслей и чувств, я вышел на дорогу, ведущую от аэродрома к Костанову, даже не догадываясь, какие еще приключения ближайший вечер обрушит на мою голову. Надо было спешить в больницу выручать дядю Фрола. Но вот почему он решил, что от его присутствия дома будут зависеть судьбы нескольких близких ему людей, например моя и Лялькина, — это, убейте меня, я не понимал.
Жгучая обида на Ляльку раздирала меня: напрасно в ее представлении я — всего лишь неоперившийся петушок. У молодых петушков тоже есть шпоры, причем острые…
Скорей к Теме! Если его нет дома, остается одно! И я чуть ли не бегом припустил по деревенской улице…
Тема
Чем ближе подходил я к дому своего врага, тем тяжелее становилось у меня на душе. Я должен был узнать не только то, вернулся ли Тема с аэродрома и улетела ли Лялька в город за облепиховым маслом (хотя, убейте меня, я не понимал, кто это подаст ей специальный самолет даже по просьбе всемогущего Темы). Важнее было другое: почему Тема пользуется таким влиянием, а Лялька позволяет ему лезть с поцелуями? Какими он владеет тайными пружинами и почему все ему в жизни удается, получается по одному лишь мановению руки? Есть ли средство переломить отношение Ляльки к этому типу и склонить ее на свою сторону? Мне до ломоты в висках хотелось сейчас осрамить Тему в Лялькиных глазах и стать для нее интересным, значительным человеком.