Тьма под кронами (СИ)
— Кис, кис, кис, — подзывала Елена Викторовна. — Идите, покушайте. Не бойтесь.
Наконец коты вышли. Первый жадно накинулся на еду, а второй, которому досталась тарелка с ягодами, долго принюхивался и, наконец, принялся аккуратно есть.
Скоро оба кота закончили трапезу. Первый черныш поспешил вернуться в подвал, а второй, с белыми пятнышками на правом боку, съев корм вместе с ягодами, приблизился к Елене Викторовне и стал тереться об ее руки.
— Хороший котик, — шептала женщина, поглаживая выгибающего спину кота.
Кот громко мурчал, вытягивал хвост трубой и ластился, но вдруг резко замер и уставился куда-то в пустоту, будто увидал перед собой добычу. Затем пошатнулся, прошел несколько шагов по снегу и упал на бок.
Елена Викторовна резко поднялась на ноги, решив, что кот сдох, но тот вдруг громко и протяжно заурчал и затрясся всем телом. Женщина невольно отступила, наблюдая за странным поведением животного. Прямо на глазах живот кота раздувался, словно воздушный шарик. Елена Викторовна отступила еще дальше.
— Что я наделала? — прошептала она.
Дура! Знала же, что ягоды плохие!
Живот кота уже раздулся до невероятных размеров и, казалось, вот-вот лопнет, но вдруг с резким свистом начал сдуваться. Кот задрал хвост. Потянуло кошачьим дерьмом, жидкая коричневая масса закапала из кошачьего ануса на снег. Кот резко подскочил на ноги, повернулся к женщине и снова замер на месте.
Елена Викторовна с облегчением выдохнула с паром и улыбнулась коту, присаживаясь на корточки и вытягивая руку, чтобы позвать животное к себе. Но вдруг кот снова резко заурчал, закряхтел и срыгнул на снег крупный серый комок, в котором Елена Викторовна разглядела шерсть, пару целых ягод и кусочки корма. В следующую секунду кошачий бок с хрустом разорвало. Елена Викторовна вскрикнула и повалилась на спину, но тут же подскочила на ноги и отступила еще на шаг, не сводя с кота глаз. Из разорванного кошачьего бока двигаясь по-змеиному вытянулся гладкий отросток и потянулся к земле. Не сразу до Елены Викторовны дошло, что это похоже на корень. Извиваясь, он безуспешно пытался пробиться в мерзлую землю. То же самое произошло и со вторым боком. Все это время кот продолжал глядеть на женщину и громко, протяжно урчать. Затем глаза его налились красным, кровь полилась по мордочке и закапала на снег, глаза лопнули, кровь хлынула на землю, а из отверстий на месте глаз вытянулись тонкие ветки и стремительно потянулись вверх.
Елена Викторовна в ужасе огляделась, но улица была пуста, никто кроме нее не наблюдал это ужасающее зрелище.
Кот уже не двигался, он так и стоял на месте, а все новые и новые ветви прорастали сквозь его тело и тут же становились серыми, за несколько секунд сгнивали и осыпались прахом. То же самое происходило и с корнями. Елена Викторовна хотела уйти, но не могла заставить себя не смотреть. Вскоре на месте, где стоял кот, осталась только черная куча золы.
* * *Спустя неделю на руках появились новые ростки и росли прямо на глазах. Листья на этот раз были крупнее и толще, как и сами стебли, а цветки появились уже на третий день. Сначала они походили на крохотные тюльпаны, но распустившись, напоминали колокольчики с более плотными лепестками. Пришло давнее воспоминание, как шестилетняя Вика на даче оборвала колокольчики на соседском участке, счастливая принесла матери в подарок и все просила сосчитать цветочки. Елена Викторовна насчитала шестнадцать, и вдруг навалилась странная тяжесть. Сидя за столом, она смотрела на цветы пустым взглядом, а Вика трясла мать за плечо, допытываясь, сколько же цветочков вышло. Вике было столько же лет, когда она умерла.
Когда цветки распустились, Елена Викторовна чувствовала себя так, будто ей снова двадцать лет, она полна сил и энергии. Не болели суставы и спина, ушли мигрени и постоянный насморк, прошла и тяжесть в ногах. А однажды утром она вдруг с удивлением обнаружила, что на месте удаленного много лет назад зуба растет новый. Только кожа на руках огрубела и постоянно чесалась, а на локтях она отвердела настолько, что даже лопнула и сквозь мелкие трещинки сочилась белая, густая и липкая жидкость, пахнущая смолой, но боль Елену Викторовну беспокоила не сильно. На фоне общего подъема ей это казалось сущей ерундой, и она верила, что все пройдет, как только она соберет новый урожай.
Но урожай не спешил. Зеленые еще ягоды появились только в конце марта, когда обе руки и полноватый, мягкий когда-то живот женщины покрылись твердым грубым наростом, напоминающим кору дерева. Лишь в местах, где проросли стебли, этот нарост был очень тонким. При резких движениях он отставал от кожи, болел, как оторванная короста, и сочился гноем. Ноги налились тяжестью, проступила под кожей сетка вен, каждый шаг приносил боль, особенно болели икры, будто заполненные битым стеклом. Елена Викторовна стойко терпела все неудобства, ожидая урожая.
К середине апреля, накануне того дня, когда Вике должно было исполниться семнадцать, ягоды созрели, налились соком. Теперь они были заметно больше и сладко пахли.
* * *Полная тарелка ягод на столе, Елена Викторовна в кровати пытается уснуть, но сон не приходит. Пылает огонь во всем теле, но особенно горячо рукам и голове. Обжигают мысли, воспоминания. То и дело женщина тянется к телефону и рассматривает фотографии Вики. Дочь так не любила фотографироваться, и каждый раз приходилось ее уговаривать. Вот она с букетом цветов, но отводит глаза от камеры. Вот она случайно захвачена объективом матери, когда та фотографировала дерево в парке, чудно раскинувшее свои ветви в разные стороны. А вот фото прошлой зимой, где лица Вики совсем не видно, оно спрятано за толстым, покрытым изморозью шарфом. Светлые волосы выбиваются из-под шапки, почти белые от мороза. Вику так достала эта зима, она хотела уехать из Сибири. Часто повторяла, как ей осточертел вечный мороз. Елена Викторовна думала теперь об этих словах и мучилась. Может, и зря она не воспринимала их всерьез. Может, ее вина, что не накопила денег, не схватила Вику в охапку и не отправилась с ней в места, где климат не такой суровый и люди не настолько очерствели.
— Кто с тобой это сделал, доченька? — шептала Елена Викторовна и забывалась муторным, беспокойным сном.
Во сне она встречала Вику, и та почему-то была обнаженной, но Елена Викторовна не видела деталей, лишь размытый силуэт тела. Только улыбающееся лицо Вики оставалось четким. Мать звала дочь, снова и снова спрашивала, как это произошло, но Вика только улыбалась и молчала. Елена Викторовна бежала за ней по белому снегу, просила что-нибудь накинуть, ведь мороз такой, но дочь продолжала уходить по снегу, не оставляя следов. Мать нагнала ее возле внезапно возникшего леса. Густая опасная тайга впереди, куда нельзя заходить, там слишком опасно, там дикие звери, но кажется, Вика стремилась именно туда.
Вика больше не улыбалась, лишь грустно смотрела на мать, будто прощаясь с ней.
Слезы на лице Елены Викторовны замерзали, прилипали к щекам и обжигали кожу.
— Доченька, милая, тебе там хорошо?
Вика пожала плечами:
— Мне никак…
* * *В шестом часу утра, проснувшись в липком поту от очередного забытья, Елена Викторовна встала с кровати и побрела на кухню за водой. Хотелось потушить неугасающий внутренний пожар. Шоркая тапками по полу в сером полумраке предрассветных сумерек, она глядела на свои руки, из которых больше ничего никогда не вырастет.
На кухне она вскрикнула и едва не рухнула на пол от боли, резко пронзившей грудь. Перед ней была Вика, всего на мгновение появилась, обернувшись в тот же миг всего лишь свисающим со стула махровым халатом, чей силуэт Елена Викторовна приняла за дочь. Но халат этот действительно носила Вика, а мать не помнила, как принесла его сюда, да и зачем?
Елена Викторовна приблизилась к балконной двери и поглядела на увядающий цветок. Пропал его чудный свет, цветок поник, потеряв всякую тягу к жизни.