Замужняя невеста для короля (СИ)

Интересно, он всегда так пахнет?
Мелькнула искра надежды. Что если он сжалится над молодой супругой? Что если прежние раздражали его капризами и расточительностью? Я ведь не такая. Меня воспитали покладистой, терпеливой, незаметной.
— Мы уедем сейчас же, граф. Давайте подпишем договор. Романта пока может проститься с близкими, — обволакивающим басом сказал мой жених.
— Разумеется, барон! — отец суетливо подбежал к столу, стал перекладывать бумаги, на миг оторвался от этого занятия и крикнул мне: — Иди в комнату! Ланфа собирает вещи, она и проводит тебя в карету жениха.
— Как, — я забыла, что собиралась быть покладистой и терпеливой, — а свадьба?
— Обвенчаетесь в домовой церкви. Не задавай глупых вопросов. Тебе прекрасно известно, что в нашем положении не до торжеств.
Я медленно присела в реверансе и поплелась прочь.
Свадьба мне была нужна не больше чем само замужество. Но это хоть какая-то отсрочка! Сначала следует разослать приглашения родственникам, встретить гостей, разместить их в доме и в гостинице, назначить день венчания в храме ближайшего села, потеснив крестьянские пары — я была далека от мысли, что родители согласятся везти меня в город, как это предпочитали делать родовитые соседи. Потом полагались недельные гуляния. По бытующим поверьям, число дней праздника задавало длительность счастливого брака. Семь дней соответствовало семидесяти годам. Глупость, конечно, но люди старались выдержать эту гонку, чтобы их не посчитали скупыми.
Наше семейство не имело средств на многодневный праздник, но деньги водились у моего жениха, и раз уж отец задумал продать меня ему, мог бы выхлопотать и свадьбу. Увы, последняя возможность отсрочить отъезд провалилась. Это утвердило меня в мысли, что Циантин Кофр не собирается жить в браке хоть сколько-нибудь долго, и меня ждёт та же участь, что и прежних несчастных жён этого человека.
В комнату зашла, заливаясь слезами, но они высохли, как только я увидела, что там творится. Все свободные служанки под предводительством моей невестки рылись в выброшенных из шкафа и сундука вещах. Каждая норовила завладеть хоть чем-то из моего имущества. На полу валялись шёлковые чулочки, нарядные панталончики, ночные рубашки, на них то и дело наступал кто-то из мародёров. Ланфа разъярённой кошкой металась от одной служанки к другой, выхватывая из цепких рук то кофту, то юбку. Её бесцеремонно отпихивали. Госпоже она не решалась мешать, жена брата спокойно рассматривала одну вещь за другой и складывала обратно в сундук. Я успела порадоваться, что в моём распоряжении останется хоть что-то годное, но ошиблась, слишком хорошо думая о невестке.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — произнесла она любимую свою поговорку, смерив меня ядовитым взглядом, и скомандовала: — Отнесите сундук ко мне, девушки.
Я успела только набрать воздуха в грудь, но возражений так и не сформулировала.
— Ведьмы! — шепнула Ланфа в сторону закрывшейся двери и повернулась ко мне, старательно изображая улыбку. Получалось жалко. — Говорит, тебе это барахлишко не понадобится, муж новое купит.
— Сундук-то ей зачем? — недоумевала я. — В чём остатки везти?
— Мешка, сказала, хватит, — вздохнула горбунья.
Вообразив себя с мешком, я расплакалась с новой силой. Уж лучше ничего не брать, чем так позориться перед новой семьёй. Кто встретит меня у Кофра, я не имела представления, но должны же у него быть родственники. Мать с отцом, брат или сестра. Да хоть и не родственники, слуг уж точно в достатке. Судя по надменному виду самого барона, камердинера он точно имел, да и прочих, вполне определённо представляющих, какая жена достойна их господина: не деревенщина с мешком тряпок в качестве приданого. Красивый кованый сундук, доставшийся мне от бабушки вместе с качественным бельём и расшитыми вышивкой сарафанами, смотрелся бы куда солиднее.
Ланфа уселась рядом со мной на кровать и стала поглаживать по спине, причитая «снявши голову, по волосам не плачут». Я кивнула в ответ. Действительно, мне и жить-то осталось чутка да малость, чего о репутации печься? Пусть хоть всё королевство потешается надо мной! Но это была бравада наносная, внутри мне хотелось ласки и тепла, а не насмешек и побоев, которых мне и дома хватило с избытком. Горбунья, видя, что я понемногу успокоилась, с озабоченным видом принялась устраивать в сером перекошенном мешке оставшиеся после погрома тряпочки.
 
— Вот стерва носатая! — бурчала она, думая, что я не слышу, как она припечатала жену брата, которую, кроме как носатой, за глаза никто не называл. — Ведь длинно будет, перешивать придётся, зачем девку обобрала?!
А ведь точно, невестка носом своим, похожим на клюв, до плеча мне едва доставала. Куда ей мои наряды? Жаль, если подрубать станет — самую красоту отрежет. По традиции наших мест кайму по краю подола и рукавов расшивали.
— Может, для дочки побережёт? — встала я, хлопнув себя ладонями по бокам. — Она в отца пошла, тоже длинная вымахает.
— Это ж сколько лет ждать одёжкам?! Моль поточит, плесень поест, — поморщилась Ланфа, завязывая мешок. — Пойдём, барышня. В карету отнесу, а как приедешь — не трогай. Слуги подхватят.
— Подхватят, — согласилась я, — куда им деваться…
— Ещё спасибо скажут, что баронесса сундук тяжёлый не привезла.
Я горько улыбнулась:
— Не такой и тяжёлый, девчата вон как лихо утянули. — Горбунья покивала и пошла вперёд. Я напоследок посмотрелась в зеркало, за шестнадцать лет видевшее множество моих синяков и шишек, и вздохнула: — Баронесса. Надолго ли?
Не стоило тянуть время. Отец, рассердившись, мог послать за мной кого-нибудь, а потом, не стесняясь, отчитать жениха за нерасторопность. Вряд ли барон вступится, ведь сказал же он: спешит домой.
Глава 2
Увидев, что меня ждёт, замедлила шаг. Отныне я буду ездить в таких экипажах? Наши коляски можно было бы принять за лачуги на фоне королевских палат в сравнении с каретой, стоявшей у ворот — эффектной, украшенной позолоченным гербом, запряжённой шестёркой серых в яблоках лошадей. Предложи мне кто-нибудь прокатиться в этом великолепии ещё день-два назад, вприпрыжку бы побежала, чтобы занять место, а потом высовывалась в окно и махала мелькавшим кустам и деревьям. Я взглянула на барона. Он стоял у кареты и обсуждал с моим отцом порядок выплат. Отец, что неудивительно, хотел всё и сразу, мой жених настаивал, что переданных средств достаточно на первое время, а остальное поступит сразу после венчания.
— Да куда она денется от вас?! — горячился родитель. — Не сбежит, не опасайтесь. Она во как воспитана! — он потряс кулачищем, и мне захотелось поскорее спрятаться в карете.
Истинного господина трудно было пронять подобными жестами и утверждениями. Барон отвернулся от собеседника, проследив за тем, как Ланфа укладывает в багажный отсек мешок с моими вещами и отходит в сторону.
— Разве гувернантка не едет? — удивился он.
— Э-э-э… зачем? — протяжно спросил отец. — У вас, я уверен, достаточно прислуги.
— А я уверен, что моей юной жене захочется иметь знакомого человека на новом месте, — сухо возразил барон и повернулся к Ланфе: — Ты согласна отправиться с госпожой, милая?
Горбунья покраснела и приосанилась, польщённая непривычным обращением:
— А чего ж не поехать?! — Испугавшись собственной смелости, она добавила: — Если господин не против.
— Он согласен. Беги, собери вещи. — Кофр дождался, когда служанка скроется за ближайшими кустами, и велел кучеру: — Посадишь её и догонишь нас, мы пройдёмся.
Он кивнул моему отцу, прощаясь, и пригласил меня идти по дороге. Признаюсь, я ликовала. Не один раз ещё буду вызывать в воображении вытянувшееся лицо родителя. Разумеется, он не собирался отпускать со мной Ланфу. Расторопная и безответная горбунья работала почти бесплатно. Угол в каморке под лестницей, остатки господского обеда, кусок хлеба и чашка простокваши на ужин — всё, что ей полагалось. Иногда в честь праздника получала что-то из старой одежды да пятак на пряник, чтобы погулять на ярмарке, глазея на то, как другие делают покупки. Выходка жениха повеселила меня. То, что барон забрал Ланфу лишь затем, чтобы позлить моего отца, я не сомневалась. Не мог же он, в самом деле, думать о моём удобстве?