Призрачный обряд
Мастер Юн замер, удивленно вскинув брови.
– Что?
– Только один мужчина. И он не нравится мне – он мне необходим. Я… не могу без него.
Признать это было так же сложно, как освоить мастерство Ночных Цветов. Горло жгло от сказанных слов, а сердце билось с такой скоростью, будто я признался в своих чувствах Рэйдену.
– Если есть кто-то, кто заставляет тебя испытывать подобное, тогда почему ты подавляешь эти эмоции? Они – ключ к нашему искусству. – На несколько мгновений он задумался, а затем пристально посмотрел на меня. – Баи будет раздавлен. Однажды его уже покинул возлюбленный.
– Я не давал ему надежды и никогда не говорил, что предпочитаю мужчин.
– Побег от собственных чувств ничем хорошим не закончится. Тот, кого любил Баи, тоже не мог принять себя. Никак не желал примириться с притяжением к другому мужчине. Он даже сбежал отсюда, не желая признавать свою страсть. Мир не знал алхимика талантливее его. А он предпочел сгинуть в твоем прогнившем королевстве.
– Похоже, не только мастер Ченг меня ненавидит.
Мастер Юн мрачно взглянул на меня.
– У тебя его дневники.
– Что?
– Среди твоих вещей мы нашли его дневники.
Дневники… Записи, которыми так дорожили Рэйден и Дайске. Не может быть.
– Наверное, мне не стоит возмущаться тем, что вы рылись в моих вещах?
Я позволил себе усмешку.
Лицо мастера Юна окаменело.
– Почему они у тебя?
На его веках начали проступать черные линии, словно кто-то невидимый водил по лицу кисточкой. Благодаря матери и постоянному ожиданию смерти во дворце, я научился сохранять спокойствие.
– С чего вы взяли, что они принадлежат вашему другу?
Я не ожидал, что мастер Юн ответит.
– Я узнаю его каллиграфию среди тысяч. К тому же в одном из дневников есть отрывок из стихотворения его брата… Никто и никогда не видел эти строки.
Я посмотрел на сложенный веер в руках мастера.
– Кроме вас…
Подбородком я указал на веер.
Мастер снова удивленно вскинул брови. Рисунки на его лице стали четче. Теперь я понимал, что это – проявление сущности Ночных Цветов, свидетельство их эмоций.
– Как ты понял, что строки связаны?
– Я знаю этот стих полностью.
Лицо мастера Юна стало смертельно бледным. Настолько, что он стал походить на ожившее умертвие. Чернила на его лице сложились в два веера, парящие на веках, висках и скулах. Но роспись была необычной. Словно у артиста, его лицо было усыпано блестками. От каждого поворота или наклона головы они начинали мерцать, и казалось, что листья, стебли и даже миниатюрные облака двигаются по его лицу.
Хрипло и невнятно он приказал:
– Расскажи.
Не знаю, почему послушался его. Возможно, потому, что видел: ему важно слышать эти строки. Для него они имеют какое-то значение.
Не придавая особого значения смыслу, я спокойно произнес:
– Молодой господин, ты изященИ дрожишь, как прекрасный цветокНа первом осеннем ветру.Мастер Юн судорожно вздохнул и прикрыл глаза. И тут я по-новому увидел картину, словно маску скрывающую верхнюю половину его лица. Это был не просто рисунок…
Веера, которые первыми бросались в глаза, были не главным. Главным был молодой ученый, окруженный увядающими розами. От ветра лепестки на их бутонах срывались и падали на воду черного озера. Я разглядел даже тонкую дугу моста, над которым висела бледная крошечная луна. Стебли трав гнулись к земле. Каждый штрих был пронизан грустью и отчаянием. Вечным одиночеством.
Я начинал понимать истинный смысл этих строк.
– Она не пришла?..
Мастер Юн горько усмехнулся.
– Да. Я прождал всю ночь. И утро тоже. Но она так и не появилась. Прожив несколько сотен лет, я оставался наивным юнцом, способным только размахивать мечом и наблюдать за небом. Я думал, нашим звездам суждено вечно сиять вместе. Но я ошибался.
Что-то в его взгляде заставляло вслушиваться в каждое слово. Это не просто печальная история.
– Мы познакомились в Доме Услады. Ее танец был подобен полету черного феникса. Большую часть жизни я провел здесь. Может, именно поэтому она меня так поразила… – Взгляд мастера Юна устремился вдаль. – Я был бессмертен, но совершенно наивен. Она же…
Его глаза подернулись туманной дымкой, возрождая былые воспоминания.
– Я проводил в Доме Услады сутки напролет. Готов был вечность слушать, как она играет на цине. Устав, она засыпала у меня на коленях. И это были счастливейшие часы моей жизни. Откуда же я мог знать, что король, переодевшись простолюдином, тоже навещает этот Дом Услады? – На лице мастера Юна появилась злая усмешка. – Как думаешь, кого она выбрала? Безвестного ученого или короля?
В душе шевельнулась смутная догадка, но я отогнал нелепую мысль, полностью сосредоточившись на рассказе Ночного Цветка.
– Когда она танцевала лишь передо мной, был ли кто-нибудь счастливее меня? Но она выбрала другого. В ту ночь она обещала прийти. Я прождал ее в саду. До утра. И когда, уже отчаявшись, собрался уходить, увидел ее. В объятиях другого мужчины. Прямо на полу, в беседке. Они спали на собственной смятой одежде, и он укрывал ее от холода своим телом. Тогда я впервые узнал, что такое ненависть. Я не понимал, почему она выбрала не меня. Ведь я во всем был лучше. Намного красивее, образованнее, а мои богатства – больше казны любого короля. Я мог дать ей все. А он? Что он мог предложить ей? Стать его любовницей на несколько ночей, пока ему не наскучит? Она предпочла быть его наложницей, а не моей женой.
Ветер, трепавший волосы, пах прелыми листьями и приближающейся грозой. Я чувствовал, как вокруг меня сжимается тяжелая влажная туча. Бархатистым воздухом она касается щек, оседает на коже влажной моросью и проходит по нервам трескучей молнией.
Может ли ложь быть столь идеальной? Что я знал о матери? Чуть больше остальных. Ее не стало на моей пятнадцатой зиме.
Всю мою сознательную жизнь она внушала мне мысль, что трон мой по праву. Он принадлежит мне, но собственный отец отобрал его у меня. Среди других наложниц она занимала особое положение. У нее был собственный дворец, как и у законной супруги. Но за всю жизнь я ни разу не видел, чтобы король навещал ее.
Нас словно не существовало. Мы жили подобно призракам. Оказавшись в нашем дворце, мы оставались в нем навсегда. Это была темница из золота, серебра и самого дорогого шелка. Именно потому, что король не проявлял к нам никакого интереса, матери удалось обучить меня. Но я знал: хоть она и воспитывала во мне ненависть к нему, сама же не могла простить ему равнодушия. Она ненавидела его. И любила. Против своей же воли.
Я всегда знал об этом, и все же каждое слово мастера Юна было как направленное на меня острие ножа. Мне хотелось закричать ему в лицо, чтобы не смел даже думать о моей матери, но я снова заставил себя сдержаться. Я упрямо делал вид, что он говорит о ком-то другом, но только не о ней.
Отрицать все стало невозможно, когда он тихо процедил:
– Она всегда желала отомстить. Семья короля враждовала с ее семьей. В результате большая часть ее клана была убита, а ее саму продали в Дом Утех. Тебе известно об этом?
Да, я знал, что мой дед был одним из заговорщиков, пытавшихся свергнуть с престола моего отца, когда тот только взошел на трон. Противостояние двух кланов оказалось настолько жестоким, что половина нашей семьи похоронена без голов, а кровь в некоторых местах не смогли отмыть – так много ее было.
Я слышал, как на одном из редких пиров, куда мы были допущены с матерью, король сказал, что не позволит менять полы и окровавленные ширмы, ибо они – напоминание мне и матери о грехе нашего клана.
Так что да, мне было известно об этом. Но я не желал слышать подробности кровавой истории моей семьи от мастера Юна.
– Я предлагал ей помощь. Готов был сделать все, что она пожелает. Все, что прикажет. А знаешь, как она узнала о Манускрипте? Я ей рассказал. Но она все равно выбрала его. Его! Короля, погубившего ее семью! Как она могла влюбиться в него? Она даже рассказала ему, как получить Манускрипт. Она всерьез заявила мне, что вражда их семей давно окончена и он сделает ее королевой. Она будет править страной, и ей больше никогда не придется прозябать в нищете. Зачем ей нужен какой-то безвестный ученый, когда есть король? – Мастер Юн улыбнулся опасной улыбкой. – Ты мог бы быть моим сыном. Тебя не удивило, откуда я столько знаю о тебе? Все эти годы я малодушно посылал призраков следить за тобой. Я так надеялся, что ты вырастешь жестоким и уродливым. Представлял избалованного глупого самодура, который может только приказывать и наслаждаться кровавыми развлечениями. Я молился, чтобы ты был именно таким. Но день ото дня ты заставлял меня ненавидеть самого себя. Тебе не просто дарована недоступная человеку красота. Ты умен и талантлив. Владеешь боевым искусством и лишен тщеславия. Твой отец отобрал у меня не только любимую женщину, но и желанного сына. Но меня всегда утешала мысль, что я все же смог на тебя повлиять. – Он снова улыбнулся, и рисунок полностью скрыл верхнюю часть его лица, превратившись в маску, которая искажала каждую эмоцию. – Твой учитель литературы и каллиграфии, знаменитый поэт королевства, мастер Чжицзян…