2070 (СИ)

— Сейчас мы полетим с тобой в город. От меня не отходить. Молчать. И, разумеется, по прибытии никому не рассказывать о том, что ты видел. Понял?
— Понял, — кивнул я.
Всё это было очевидно, но говорить об этом не имело смысла. Да и сама Узза, скорее всего, говорила всё это для порядка, а не потому, что сомневалась в моём примерном поведении. Вслед за ней я прошёл к небольшому шлюпу, размеров с небольшой легковой автомобиль. Стены и потолок у него были прозрачными, к дверям вели три ступеньки. Разблокировав дверь, Узза первая зашла в шлюп и села в кресло у пульта управления. Я занял соседнее кресло, с подлокотников которого свешивались широкие кожаные ленты. Как только я положил руки, ленты обхватили запястья, и правую руку защипало. Я поморщился.
— Это вместо ремней безопасности, — произнесла Узза. — Парализует всё тело. В случае аварии ты не сдвинешься с места, поэтому нет угрозы разбиться о стекло. Оно практически непробиваемое, и столкновение с ним будет равносильно удару о бетонную стену.
— Нарушаете законы физики? — ляпнул я.
— Ваши законы не имеют смысла там, откуда мы прибыли, — сухо отозвалась Узза.
— И часто вы попадаете в аварии? — осторожно поинтересовался я. Тело я уже не чувствовал, и ощущение было не из приятных.
— На родине ни разу, — чуть помедлив, ответила Узза. Она уже включила пульт управления, и шлюп с тихим гудением оторвался от земли. — Да и для нас всё это не проблема. Но иные расы уязвимы. Да и некоторые особенности планет могут вносить искажения в работу наших машин. С тех пор, как мы сюда прибыли, мы потеряли около тридцати таких шлюпов. Погибших не было, если тебе это интересно, — добавила она через минуту.
Я попытался кивнуть, но ничего из этого не вышло. Скосив глаза, я наблюдал за шоссе под нами, вокруг которого раскинулись соседние лагеря, окружённые лесом. Я смог разглядеть в одном из лагерей виселицу: длинную, человек на пятнадцать, возле которой собиралась толпа.
— Оттуда сбежали трое, — произнесла Узза. — Они смогли убить одного из солдат. Признаюсь, это нас впечатлило. От казни, разумеется, беглецов это не спасёт. Но мы в очередной раз задумались о вашем будущем. У ваших детей есть шанс на обычную жизнь. Что касается вас… — Узза покачала головой. — Вы постоянно что-то творите, не давая нам уверенности. Честно, я никак не могу понять, как вы, живя столько лет без оружия и войн, способны раз за разом сопротивляться нам. Откуда вы берёте в себе силы и смелость?
— Мы слишком долго боролись за наш Рай, — подумав, ответил я. — Так долго, с такими потерями, что терять его больно. То, чем раньше была наша планете, мы бы отдали без колебаний. И ещё бы спасибо сказали. Но вы прибыли слишком поздно.
— Жаль, — под нами уже виднелись небоскрёбы, и Узза устремила шлюп к земле.
Мы приземлились возле жилого комплекса, который открыли около года назад. Квартиры здесь были баснословно дорогими, и позволить их себе могли видные учёные, профессора, писатели и художники. Я был здесь незадолго до вторжения Иных, приезжал проведать дальнего родственника, приехавшего из-за границы обратно в Россию. Он приобрёл квартиру на последнем этаже, и из окон открывался прекрасный вид на город с юга и на парк с севера. Дома, построенные полукругом, окружали площадку с фонтаном в центре. Сейчас же здесь стояли шлюпы Иных, в окнах были заметны силуэты, а на крыше одного из домов группа солдат устанавливала непонятную конструкцию, отдалённо напоминающую антенну.
К телу вернулась способность двигаться. Узза выключила пульт управления и велела выходить на улицу. Я повиновался. На наше появление никак не отреагировали, только парочка солдат, проходящих мимо, что-то сообщила Уззе на их языке.
— Следуй за мной, — приказала Узза и направилась к крытой парковке.
Я поспешил за ней. Возле входа на парковку нас остановил Иной, сидящий за столом: судя по одежде он был не обычным солдатом, но перед Уззой всё равно вытянулся и приветственно кивнул. Узза отрывисто просвистела и щёлкнула пальцами. Иной кивнул и достал из ящика ключи от автомобиля. Нужную машину мы отыскали быстро.
 
— Хочешь куда-то конкретно съездить? — спросила Узза.
— Я могу побыть в своей квартире? — тихо спросил я.
— Да. Ты можешь увидеть любое место в городе, всё, что захочешь.
Узза завела машину, и мы выехали на улицу. Город приближался, и я почувствовал волнение, узлом стянувшееся где-то в животе. Мы выехали на знакомую мне улицу, по которой я часто проезжал летом на дачу, проехали мимо старых девятиэтажек, парк, мой бывший университет, в котором я отучился шесть лет. На улицах видны были Иные. Казалось, что они живут здесь самой обычной жизнью: ходят на работу, по вечерам встречаются с друзьями или с семьёй выбираются на прогулку, встречаются, влюбляются и ссорятся. Некоторые Иные сопровождали небольшие группы детей, человек по десять. Самых маленьких несли на руках, а ребята постарше держались за руки и бодро шагали, пытаясь поспеть за сопровождающими.
— Ваши дети чудесны, — сообщила Узза, заметив, как я наблюдаю за ними. — Их не придётся держать в исправительных лагерях. Разумеется, среди старших находятся те, кто задаёт слишком много вопросов или пытается найти родителей, но с ними работать гораздо проще, чем с вами. Даже силу применять не нужно.
— Что вы с ними делаете? — задавать вопросы я уже не опасался. Судя по всему, наедине с Уззой мне были позволены такие вольности, а инструктаж был скорее спектаклем для Ига.
— Ничего опасного для их здоровья. Обучаем, обследуем, тренируем. Наша задача не сделать из них рабов, а сохранить вашу расу. Да, кое-что изменится, главы государств будут подчиняться нам, людям придётся освоить оружие, их разделят на касты. Но это пойдёт на благо. Высшей ценностью для них станет благополучие и процветание родины, а «я» отойдёт на задний план, уступив место «мы».
— Все равны, все как один?
— Нет. Ваш советский союз повторять мы не будем. Невозможно быть равными и одинаковыми, ведь вы не клоны. Мы изучим способность каждого ребёнка и в зависимости от результатов разделим их. Кому-то уготована судьба космонавтов, учёных и политиков. А кто-то должен быть простым рабочим, поваром или воспитателем. Каждый будет на своём месте, каждый будет приносить пользу, а, значит, ваша планета будет процветать.
— А если человек не хочет быть учёным? Может, он с детства бредил карьерой актёра?
— Эта профессия не несёт в себе никакой пользы, — покачала головой Узза. — Поэтому подобные желания будут подавляться. Дети непостоянны, Марк. Даже на моей планете некоторых детей приходится силой заставлять выполнять своё предназначение. Сейчас ребёнок хочет быть актёром, — Узза поморщилась, — завтра учителем, а после завтра разводить лошадей. Если потакать его желаниям, то он будет знать всего понемногу, и пользы от него будет мало. Но если с детства он будет нацелен на достижение своей профессии, то к двадцати годам он станет профессионалом и не будет отвлекаться на посторонние занятия.
— Неужели это возможно? — покачал я головой. Мы выехали на мост, и мой взгляд зацепился за застывшие во льду небольшие катера, на которых летом постоянно катались туристы, праздновали выпускные школьники или отмечали свадьбы. Мне стало тоскливо.
— Разумеется. Наша психология на сотни лет опережает вашу, поэтому определить специализацию, наиболее походящую каждому ребёнку, мы можем за три или четыре месяца работы с ним.
— А как же родители? Вы не берёте в расчёт их влияние на ребёнка.
 
— Родители? — Узза вздрогнула. Машина вильнула, и Иная резко затормозила. Нас толкнуло вперёд, и ремни безопасности неприятно впились в тело. — А кто говорит, что у них будут родители? — Узза снова завела машину. — После рождения дети будут изыматься. Родителям будет позволено навещать их раз в неделю в интернатах, а после выпуска родители и дети смогут уже свободно общаться. Всё не так страшно, как тебе кажется. Следующее поколение уже не будет понимать, что что-то не так. Им не нужны будут родители, а родителям не нужны будут дети.