2070 (СИ)

Люди из моего барака уже топтались на месте, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. Завидев меня, они тут же замолчали, а затем один робко спросил, когда я проходил мимо:
— Что происходит? Дело во взрыве?
Я молча пожал плечами и встал в строй. Тут же рядом со мной встала женщина-солдат. C грубыми чертами лица, короткими волосами непонятного сероватого оттенка, мощными плечами и плотной фигурой она могла сойти за мужчину. Я знал, что ранее она была помощницей Ига, его правой рукой, не отстающей в жестокости от своего начальника. Чем она вызвала ярость Ига — неизвестно, но однажды она оказалась среди обычных солдат, в простой форме без всяких отличительных знаков. Правда, ходили слухи, что она попыталась спасти от экзекуции одного мужчину, к которому прониклась симпатией, но в это я не верил.
Площадь медленно заполнилась узниками. Около десяти тысяч человек стояли на площади, в ожидании худшего, и смотрели на трибуну, с которой, предположительно, Иные должны были вынести всем нам приговор. Кто-то начал молиться, его подхватили. Нестройный хор голосов читал молитвы, позабытые нами лет десять назад. Я молчал. А на востоке медленно всплывало холодное и равнодушное солнце.
  
Глава 8
 
Мы ждали. Сколько прошло времени было непонятно, но холод уже успел пробраться под одежду. Я переступил с ноги на ногу, и в правую ногу будто вонзились тысячи игл. Понимая, что лишний звук спровоцирует агрессию, я стиснул зубы и попытался встряхнуть онемевшую конечность. Тут же получил от Иной по спине.
— Не сметь двигаться, — зло кинула она.
Я промолчал и с трудом подавил желание потереть ушибленное место, от которого короткими импульсами исходила острая боль по всей спине.
Незаметно над площадью воцарилась жуткая тишина. На помост начали выходить Иные: Узза, Иг, ещё десяток тех, кто отличался от обычных солдат. А следом за ними вытолкали выживших во взрыве. Хотелось закричать от ярости, вырваться вперёд и убить, убить всех Иных. Заклеймённую руку обожгло огнём, на браслете тускло замигал красный огонёк. Предупреждение.
Раненные еле держались на ногах, опирались на плечи друг друга, кого- то пришлось тащить на руках. Те, кто лишился ног, ползли, и мне было отчётливо видно, как бледны их искажённые болью лица. Окружившие площадь солдаты явно напряглись, когда послышался ропот и отдельные выкрики из толпы.
— Это наш шанс, — раздался тихий шёпот за моей спиной. — Если мы сейчас все окажем сопротивление, бросимся на них. Сколько ещё мы будем это терпеть?
— Надо подождать, — был ответ.
«Глупцы» — подумал я. Не успеют они сдвинуться с места, как тут же будут скручены болью из-за клейма или же расстреляны солдатами. Ничего нас не спасёт.
Тем временем Узза вышла вперёд и вскинула руку. Было в этом жесте что-то гипнотизирующее, заставляющее замолчать и не сводить с неё глаз. Осталась лишь она во всём этом мире, только она. Её голос раздался совсем рядом, будто она стояла за спиной.
— Вы решили, что можете контролировать свою жизнь. Наивно полагали, что способны дать отпор нам. Жалкие существа, которые не заслуживают достойной жизни. Вы погрязли в пороках и своих эгоистичных желаниях. Мы пришли очистить вас от этой скверны, поставить на место, указать на ваши ошибки. Мы дали вам возможность переродиться и стать лучше, пройти трансформацию и превратиться в разумных существ. Но вы решили отблагодарить нас бунтом — грязным и подлым, исподтишка. Мы не раз говорили, что покорность — залог вашей спокойной жизни. Покорность! Мы долго терпели, но теперь настало время перейти к более строгим мерам. Эти люди, — она махнула в сторону раненных, — причастны ко взрыву.
Я дёрнулся. Нужно было остановить её, напомнить, что виновен лишь один человек, Александр. Но склизкое осознание, что ничего мой крик не исправит, быстро вытеснило это желание. Нужно быть покорным, как и говорит Узза…
— Мы казним этих людей, — Узза мрачно улыбнулась. — А вместе с ними каждого десятого из вас. А за каждую попытку сопротивления мы будем убивать ваших детей, которых вы так жаждете увидеть.
 
Дети… Про них мы давно не слышали. Матери тщетно умоляли Иных позволить хотя бы минутное свидание, хотя бы просто увидеть их на одно мгновение. А тех немногих младенцев, что появились уже в лагере, тут же забирали, не говоря ни слова. Угроза детям была подлым ударом, но действенным. Всколыхнувшаяся было толпа застыла, крики замолкли. Узза довольно улыбнулась.
— Но прежде, чем перейти к казни, мы хотим сообщить, что среди вас есть те, кто отличился покорностью и послушанием. Не только поступками, но и помыслами они покорились судьбе. За хорошее поведение полагается награда. Вам будет позволено посетить город, а те, у кого есть дети, смогут с ними побеседовать в течение получаса.
Стало трудно дышать. Город часто мне снился, с его шумными улицами в центре и утопающими в зелени районами на окраинах, сверкающими шпилями и куполами, бегущими по рекам и каналам пароходами. Я скучал по своей большой и уютной квартире с высокими потолками и окнами, выходящими и на оживлённую улицу, и во двор. Кто там сейчас живёт? Или теперь, когда нас согнали в лагеря, город вымер? Возможно ли, что обещанная награда за разговор с Сергеем Николаевичем — поездка в город?
Тем временем между рядами стали ходить солдаты. Они отсчитывали каждого десятого и у тех тут же загорались красным браслеты. Всё происходило быстро и тихо. Узники вертели головами и их губы беззвучно шевелились, некоторые пытались поменяться с более удачливыми соседями, но быстро сдавались, понимая, что никто не захочет занять их место. Тысяча человек и те, что на трибуне. Это будет самая масштабная казнь за всё это время. Я слегка привстал на цыпочки, пытаясь разглядеть, есть ли среди раненных Сергей Николаевич. Сердце ёкнуло, когда на самом краю я разглядел знакомое лицо. Сергей Николаевич улыбался и явно что-то напевал себе под нос, пальцы его беспокойно теребили одежду и всё пытались натянуть на босые ступни штанины больничных брюк.
Мимо меня, не глядя, прошёл солдат. Смерть миновала, и я почувствовал постыдное облегчение.
Процедура длилась уже около получаса, но Иные и не думали торопиться. Я был уверен, что они легко могли отобрать каждого десятого с помощью браслетов, но, похоже, длительная селекция была также частью казни. Также было и со строительством лагеря: вместо того, чтобы за считанные дни самим его построить, Иные поручили это нам.
Ожидание убивало. От тоски и скуки, такой неуместной в данную секунду, я начал про себя вспоминать все песни, которые когда-то любил слушать. Мрачные композиции оказались подходящим саундтреком происходящему.
Наконец, солдаты закончили отбор. Нам было приказано освободить центр площади, там должны были остаться только приговорённые к казни. В несколько рядов мы встали по периметру площади, окружив живой стеной тех, кому не повезло. Солдаты вынесли небольшие металлические коробки и разложили вокруг узников. С трибуны столкнули раненных и поволокли за руки и за ноги на место казни. На снегу оставались кровавые полосы, словно кто-то рассыпал ягоды рябины.
— Что же с ними сделают? — прошептал кто-то за моей спиной.
— Может, взорвут? — раздалось предположение откуда-то слева, но тут же оно было высмеяно стоящей рядом со мной женщиной.
— Ещё один взрыв? Даже для них это уже слишком. К тому же, даже их технологии не смогут защитить от ударной волны их солдат. Да и нас тоже, в конце концов, мы же нужны им.
 
— Нужны? — с горечью отозвался кто-то. — Ваша наивность и оптимизм поражают.
Узза с лёгкостью спрыгнула с помоста и мягко приземлилась на залитый кровью снег. Последовавший за ней Иг сделал взмах и свистнул. Тут же металлические коробки щёлкнули, и над ними вспыхнул огонь. Те из приговорённых к смерти, кто стоял ближе, завопили от ужаса и отпрянули назад, стремясь скрыться от обжигающих языков пламени. Те, кто оказался в самом центре толпы, испуганно вскрикивали, пытались встать на цепочки и разглядеть, что же происходит. Их сжимали со всех сторон, кто-то упал на землю и тут же оказался затоптанным своими собратьями по несчастью. Огонь разгорался всё сильнее, и его жар доходил до нас. Снег начал таять, и казалось, будто земля оплакивает несчастных. Огонь перекинулся на людей, и паника усилилась. Невольно я подумал, что мы все сейчас сгорим, если толпа сгорающих людей бросится врассыпную.