Квест "Охота на маньяка" (СИ)
Я вышел на балкон, сдвинул створку. В вечернем воздухе уже чувствовалась прохлада. Взгляд немного очистился, пелена спала. Когда мне становилось невыносимо, и мысли засасывали в воронку безумия, я приходил в гипермаркет и рассматривал продуктовые полки, заставлял себя изучать товар, брал в руки пачку печенья, шоколадную плитку, банку тушенки или овощной салат (всё, что угодно), полностью прочитывал состав и данные о производителе. На какой-то час я выныривал из сумрака. После магазина становилось чуть легче.
Положив руки на перила, я наклонился вперёд, рассматривая наш двор. Четверо пацанов поглядывали на стайку девчонок на соседней лавочке, женщина тянула за поводок маленькую дрожащую собачку, лающую на прохожих, мамаши с мелкими чадами суетились около детской горки, карапуз болтал ногами на качели, на свободное место парковалась машина. Каждый был занят своим делом, их суета заставляла сердце замедлять разогнавшийся ритм. Стало легче дышать.
Я не поеду к её дому, не буду разыскивать её квартиру, не стану спасать Дашу от Макеева, даже если он приготовил ей блюдо, которое подают холодным. Это её опыт и её выбор. Своим вмешательством я сделаю только хуже, как бы абсурдно это ни звучало, я не дам ей возможность распутать узел их отношений.
Вселенная мудра, человек несчастен. Почему? Он не ощущает поток, ломиться в закрытые двери, не замечает открытых. Я тоже ломлюсь, когда забываю о голосе души, полагаясь на разум и следуя его указаниям. В моей жизни, на самом деле, случилось много чудес. Я давно привык к ним, иногда даже не замечал. Но как только я с головой погружался в реальность, игнорируя вторую часть своего я, чудеса исчезали из моей жизни.
Уйдя с балкона, я сел за стол, включил ноутбук, создал новый документ и поименовал его. Перед чистой страницей в голове была бессистемная каша. Нет, я не бросился на клавиатуру строчить двумя руками, чтобы ночью рухнуть с таблеткой валидола. Я поймал поток без эхолота и металлоискателя. Поток вдохновения по имени воинственного персидского царя подхватил меня и понёс вперёд. В строчки из чёрных букв ложились обрывки снов, воспоминаний, своих и чужих историй, образов, запахов и звуков. Я хотел сразиться со всеми чудовищами на своём пути.
На следующий день началась работа, посыпались клиенты, жизнь стала входить в привычную колею.
По настоянию Бабкина я сделал рентген, который подтвердил наличие двух сломанных рёбер. Мне был назначен щадящий режим, лечебная физкультура, таблетки и мазь. К лечению я отнёсся наплевательски, забросив мазь в холодильник, анальгетик и не думал пить — терпеть боль я умею. Но тренировки в зале пришлось всё-таки забросить.
Хандра и погружение в рутину шло полным ходом, но мои чудовища подняли головы, завыли в полные глотки, никто не хотел кануть в небытие. Они требовали, кусали, жалили ядом, толкая каждый день к письменному столу. Чудовищам было плевать на синдром самозванца, на неуверенность и страх осуждения. Они в очередной раз разбили мои дырявые доспехи, вытащили из болота и бросили в пучину энергий. Целый месяц чудовища терзали меня, то чуть отпуская, то сжимая кольцом своих тел. Иногда я ускользал от них, но они были сильнее, они знали главное слово, которое после очередного нокаута поднимало меня, и я вставал.
**
Через месяц в конце рабочего дня, когда я закончил сказку, в офис пришла Даша. Цветная картинка словно проявилась из негатива. Я не мог поверить своим глазам. Она зашла, натянуто улыбнулась.
— Привет. Я без записи. Примешь?
Как человек реагирует на чудо? Я указал рукой на стул, потому что ком в горле не дал возможности ответить сразу.
— Странно, что ты, не имея специального образования, вторгаешься в психику людей. А если навредишь? Не боишься последствий?
Я отвлёкся от созерцания Даши. Она ждала ответа, с чуть наигранной улыбкой смотрела на меня. Словно завороженный, стряхнул с себя морок – лёгкую дрожь волнения.
—Я не отнимаю то, что у человека в голове. Моё вмешательство – всего лишь взгляд наблюдателя и небольшое участие в событии.
— Это опасно.
— Делать правильно и безопасно – иногда невозможно. Чтобы история свободы стала настоящей, приходиться рисковать.
— Красиво излагаешь.
Странный разговор завёл в тупик. Я не видел Дашу целый месяц, гнал мысль, что не увижу никогда, придумывал способы неожиданной встречи, изворачивался как уж под вилами в своих фантазиях, а она сидит напротив, задаёт вопросы в маске озабоченности моими методами работы. Ей неловко. Зачем эти слова, которые мы забудем через пять минут. Зачем я подыгрываю? Почему надо ходить вокруг, да около. Есть же напрямую.
— Лучше расскажи о себе?
Взгляд Даши стал отстранённым, дыхание выровнялось. Вызванные смущением провокационные вопросы потеряли значимость, растаяли как снег под жарким солнцем.
— Хожу на уроки вокала, разъехалась с сестрой, сняла другую квартиру, ищу новый салон. У меня всё хорошо, — она вздохнула, — но мы же топим за честность. На самом деле, грустно. Как будто я прошла половину пути, а потом испугалась идти дальше и повернула назад.
— Ты вернулась к Макееву?
Я понял, злость на Макеева, который семь лет…, лучше об этом не вспоминать, никуда не делась.
— Нет! Но…
Ненавижу это проклятое «но». Но… Даша имеет право на свой выбор.
— Но мы встретились, он отдал мою трудовую, и разошлись. Спокойно пошли в разные стороны. Столько лет я пряталась, убегала, с ужасом выискивала его силуэт в толпе, его джип в потоке машин. Но на заводе, я первый раз перешагнула через свой страх и поняла, моя тюрьма была в моей голове.
Я смотрел в её глаза. В серо-зелёной глубине бурлил океан. Бездонный, прекрасный и губительный. Волна плескалась внутри радужек – невероятная, невозможная, невыносимо прекрасная. Обволакивала и утягивала на глубину. Туда, где было моё место.
Я извлёк из ящика стола две мятые бумажки, одну из них положил прямо перед Дашей, вторую чуть дальше от неё.
— Помнишь? Наши фанты.
— Серьёзно? — Она засмеялась. — Ты сохранил?
— Прочитаешь вслух?
Зашуршала бумага.
— Не замужем, — прочитала тихо, усмехнулась, протянула руку к другой записке, развернула её и застыла.
— Ты… шутишь?
— Там написано. Даша, выходи за меня.
Тогда на заводе на волне необъяснимой эйфории, описывая себя, на самом деле своё желание, рука с лёгкостью вывела эти строчки. Мне мгновенно давались интуитивные озарения. Оказалось, Даша написала завуалированную просьбу, я ответ на неё. Это не было подтасовкой, игрой, или шуткой.
— Ты, действительно, предлагал жениться?
Кажется, я перевернул Дашину картину мира.
— Да, если ты мне доверяешь.
— Серьёзно, это предложение?
— Прости, что не очень романтичное.
Та самая мягкость во взгляде, которую я так долго ждал, окутала меня ощущением горящего очага. Согрела. Я оставил в кармане не только её послание и моё, которое не успел прочитать вслух, подстраховался на случай недостаточной веры.
Она посмотрела так, что часть меня перешла на другую частоту. Я видел Дашу гораздо глубже, чем она могла позволить себя разглядеть. Ей было страшно привязываться, и одновременно тянуло ко мне со страшной силой. Я пугал её и словно магнит притягивал. Пропасть, в которую она хотела ринуться, манила и страшила, а я способствовал этому раздраю.
И сейчас я не мямлил, не размышлял, не запутался в формулировке, не оставил двоякого толкования.
— Ты ведь не была замужем? Значит, выйдешь за меня один раз и на всю жизнь.
— Но мы…
— Боишься взять кота в мешке?
— А… разве бывает…так быстро?
В её изумлении чувствовалось неверие, смятение, растерянность, радость и ужас. Действительно, разве так бывает? Моё предложение, написанное на квесте, было настоящим. Я не мог подменить бумажки. У меня и Даши были небольшие одинаковые клочки бумаги и маленький зелёный икеевский карандаш. Карандаш, который забрал Бабкин.
— Твой ответ должен был прозвучать ещё месяц назад.