Укрепить престол (СИ)

В любом случае, ничего сложного в производстве зеркал нет. Это доказывает и такой пример в истории, когда французам все-таки удалось или, относительно этого времени, еще удастся, уговорить трех мурановских мастеров бежать во Францию. Предателей убили, скорее всего спецслужбы Венеции, но хватило очень малого времени, чтобы французы не только переняли технологию, но и быстро стали конкурентами венецианцам. Чем мы дурнее? Ничем. А еще у нас были и богемские стекольщики, которые отлично освоили технологии производства стеклянной посуды.
Скоро… очень скоро, я планирую торговать зеркалами с персами, да, собственно, и с Европой. Венецианские зеркала баснословно дороги, мы немного подепенгуем, то есть поиграем на снижении цены, чтобы вначале выбить конкурентов, ну а после можно некоторое время побыть монополистами. Недолго, так как мурановские мастера побегут по миру, но к этому моменту мы уже должны будем перейти на такой поток продаж, что станем осваивать и рынок не только аристо, но и сделаем доступным товар нарождающемуся третьему сословию.
Плохо делить шкуру неубитого медведя, но порой нами двигают мечты. Великие дела часто начинаются с грез о невозможном, которые постепенно становятся доступными, превращаясь в обыденность. Этот мир двигают мечтатели. И я собираюсь двигать вперед некоторую, уже немалую часть мира, так что мне можно и помечтать. Только так, чтобы никто не слышал и не видел. Мечтающий царь…
— Позволить Ваше Величаства? — задал вопрос один из стекольщиков.
— Ну те на, говори! — я улыбнулся, увидев, как корчит рожицы один из мастеров, силясь обратиться ко мне на европейский манер на русском языке.
— Я не… германи… — хотел что-то сказать, как мне показалось, чех.
— А что, барон, этот мастер языка не разумеет немецкого? И кто таков? — спросил я у Гумберта.
— Государь, разумеет немецкий, но говорит скверно, фрязского не знает, токмо богемский, — объяснил мне Гумберт.
— Ну коли так, так объясни ему на чешском языке! Ты вон как языки учишь, уже на русском и без запинок чешешь! — сказал я и Гумберт стал общаться с мастером.
Вначале это было общение немого с глухим, но после, когда мастер с именем Янек Урбанек стал медленно и членораздельно говорить на своем родном языке, многое стало понятно. Все же чешский язык — славянский. И уже и я понял, что хочет спросить чешский подмастерье. Он спрашивал про свинец и для чего он нужен при производстве.
— Для изготовления хрусталя, — сказал я и все мастера выпучили глаза. — И теперь вы должны все понять, что живыми я вас не отпущу. Так что живите! Захотите — становитесь русскими и я стану платить православным чуть больше, но веру свою насаждать не станем. А секреты беречь будем, чего бы это не стоило.
Уже позже, когда ушли мастера, а я повелел готовить следующий обоз в Гусь, который еще не получил название и пока не будет Хрустальным, ибо не нужно давать прямую наводку на место, откуда поедят товары из стекла и хрусталя. Гумберт же мне рассказал про Урбанека.
Этот мужчина был единственным, кто привез в Россию свою семью. Еще двое мастеров собирались просить вывезти своих родственников позже. Янеку было тридцать четыре года, что для подмастерья уже серьезный возраст. Было весьма вероятно, что он так и проживет подмастерьем за мизерную оплату труда, при этом, как утверждал Гумберт, именно Урбанек выполнял за мастера всю работу. Это еще посмотрим, конечно, но вопросы мастер задавал со знанием дела.
— Иохим, ты готовься ехать вновь. Но уже я бы хотел, чтобы ты отправился в итальянские города. Мне не нужна особо Венеция, хотя, если получится оттуда какого мастера призвать, то сделаешь и это. Мне нужны розмыслы и зодчие. Какими бы добрыми зодчими не были русские мастера, но лучшие строения создали фрязы, что еще строили при моем прадеде Иване III Великом. Привези мне их, а так же я дам тебе серебра на то, кабы ты выкупал парсуны Караваджо, найди и купи мне такоже и работы такого ученого мужа, как Леонардо да Винчи. Еще нужны оружейные мастера, но в Голландии будут иные люди в посольстве, от туда лучше приглашать, — сказал я и увидел, что Гумберт не сильно обрадовался новым заданием.
 
— Государь-император, дозволь мне венчаться, токмо в кирхе лютеранской, но на русской дворянке! — спросил, смущаясь немец.
— Принял бы ты православие, так и сосватал, — отвечал я.
— Так кто будет говорить с ортодоксом? Боюсь я, что придется обманывать людей в итальянских городах, что я католик, чтобы исполнить волю твою, — сказал Гумберт и я понял, что он прав.
— Сговаривайся! А вернешься к зиме, там, коли на Рождественский пост не припадёт, и повенчаешься. Но меня на свадьбе не жди, коли не по православному обряду сие не будет, — сказал я и распорядился подавать обед.
Приехала и Ксения, выбрав место для лекарской школы. Теперь, за обедом, можно и это обговорить с женой, да спросить еще нужно, насколько ударит затея открыть новое учебное учреждение по финансам. Знаю, что в казне уже не дует ветер в пустых помещениях, есть немалые поступления, прежде всего от сибирского обоза и от Строгоновых. Но все это крохи, а у нас идет война.
*…………*………*
Старая Русса
29 апреля 1607 года
Шведские войска выступали. Шли аркебузиры, неся свои аркебузы на плечах, задевая стволами широкополые шляпы с дешевыми перьями, не менее нагруженные шагали и пикинеры. Вот рейтары не напрягались, горделиво сидя в седлах на мощных конях. Их снаряжение шло в обозе. Отдельными отрядами решительно, с хмурыми лицами, шли немецкие наемники-алебардщики. И обозы… обозы.
После того, как прошли первые сотни воинов, земля на дороге, которая, казалось, успела подсохнуть после вчерашнего небольшого дождя, превратилась в сплошную грязь. Было проще передвигаться многими колонами, если войско выходило на луга, но на лесных дорогах приходилось выстраиваться в одну колону, часто создавая столпотворение. Но все это не было результатом неорганизованности, напротив, шведское войско было более управляемым даже в переходах, чем многие иные армии государств Европы.
Казалось нет конца и нет начала огромного войска. Еще бы — двадцать две тысячи воинов. Швеция выставляла большое войско, вопреки ожиданиям, как союзника, так и врага. Король Карл IX, как и его приближенные и генерал Якоб Пунтоссон Делагарди, желали не только принудить польского короля Сигизмунда III к отказу от шведского престола, но и продемонстрировать русским, как нужно воевать и что шведам лучше уступить в малом, всего-то русский Северо-Запад, чем потерять сильно больше.
Смотрел за движением колон и наследник шведского престола Густав Адольф. Мальчик демонстрировал злость и решимость и это выглядело комично. Ну не шла королевичу серьезность, может позже он и станет грозным правителем, но не сейчас.
— Ваше высочество, нам пора! — сказал Юхан Шютте, который позволил Густаву Адольфу себя уговорить и остаться до дня выхода войска на войну.
Нужно было приучать наследника к тому, что он не может принимать решения вопреки мнению Шютте. Ну а то, что между Юханом и королевичем уже есть маленькие тайны и шалости, которые кажутся юному Густаву Адольфу преступлениями, только сближает Шютте с наследником. Король не вечен, да и, по мнению немалого количества знати, Карл — проблемный король, так как все никак не может закончить вялотекущую войну с Речью Посполитой и уладить все вопросы с Данией. Но уж лучше он, чем католик Сигизмунд.
— Дорогой Шютте, я хочу посмотреть на всех воинов, которые уходят учить правильным манерам диких поляков… — королевич вновь превратился в ребенка. — Юхан а вы знали, что польская шляхта бьет чаши и кубки о свои головы? А еще они могут биться головой друг с другом!
— Ну второе — это уже привирают, ваше высочество, — Юхан улыбнулся и незаметным движением дал знак начальнику охраны королевича, что они скоро уезжают. — Дозвольте, ваше высочество, я подъеду к генералу Делагарди?