Алмазная Грань (СИ)

Каменский всегда считал, что закон бумеранга придуман слабаками, которые боятся дать отпор и придумывают сказки о судном дне с котлами ада. Но, видимо, Милевского е**нуло сразу несколько бумерангов в один момент.
Когда Лукасом, или Работорговцем, занялись полиция, прокуратура и СБУ, тот потерял большую часть своих доходов. Все ещё надеялся откупиться. Но новая власть не церемонилась. Накладывала арест на все активы бандита, не вступая в торги и переговоры. А когда было собрано достаточно улик, чтобы арестовать Милевского, тот начал сдавать прямо на глазах.
Рак легких. Четвертая стадия. Доктора недоумевали, как болезнь так стремительно атаковала, буквально миновав операбельные стадии. Милевский следил за своим здоровьем и проверялся по несколько раз в год. То ли стресс активировал онкологическую хворь, то ли бумеранг вырос до размеров огромного астероида, ударив на поражение того, кому десятилетиями всё сходило с рук.
Армия адвокатов ублюдка добилась освобождения под залог, но лишь для того, чтобы немедленно госпитализировать в онкоцентре. Выезд за границу преступнику запретили, но, по словам ведущих докторов, его бы не спасла даже трансплантация стволовых клеток. Болезнь пожирала Милевского не по дням, а по секундам.
Казалось бы, сильнее этого бумеранга уже ничего не может ударить, но… Максим злорадно усмехнулся. Визит к Милевскому и обещание уничтожить его супругу, продолжающую дело мужа, был не последним «подарком» в мешке Санта-Клауса при погонах. Это лакомое блюдо он прибёрег на десерт.
— Жаль твоего сына, — безразлично проговорил Каменский, открыв барсетку. — Он привык жить на папиных грязных деньгах и ни в чём себе не отказывать, верно? Рисовать, надо признать, довольно занимательные картины. Что ж, придётся с этим завязывать и зарабатывать, как все. На стройке или заводе. Потому как после твоей смерти все закадычные друзья тут же открестятся от вашей грёбаной семейки.
И тут в глазах побледневшего от бессильной злости Милевского появилось выражение превосходства. Будто знал он что-то о собственном сыне, что не было известно другим.
  
Пролог. Окончание
 
Каменский отметил это органайзере собственного сознания. Надо будет присмотреться к младшему. Но всё это потом. Что ж, сейчас гордость за собственного сына испарится. Каменский достал несколько фотографий. Обычных, глянцевых, как те, что раньше печатали и вставляли в альбомы с файлами под формат 9*12. В подобных снимках в век развития информационных технологий отпала необходимость, но Максим решил, что такая подача информации будет куда эффектнее демонстрации фото на экране смартфона.
— Ты, наверное, скучаешь по сыну и жене. Им не до тебя, верно? Супруга занята подбором «мохнатого золота» для зажравшихся толстосумов, а Денис пытается дорого продать свою мазню на очередном вернисаже. Вот я решил сфотографировать их для тебя, чтобы ты улыбнулся…
Каменский уже привычным жестом нажал кнопку, чуть приподнимающую изголовье постели, чтобы Милевский мог получше рассмотреть фото. И вот первый снимок лег на египетский хлопок постельного белья.
На фото были запечатлены двое. Красивая женщина с тёмными, как смоль, завитыми локонами, выразительными глазами, и пухлыми губами, вызывающими греховные мысли вкупе с деланием припасть к ним в поцелуе. Красавица улыбалась, сжимая пальцами тонкую ножку бокала с шампанским. Тёмно-вишневое платье с вырезом, не нарушающим грани приличия, красиво подчеркивало ложбинку небольшой груди. Золотой крестик с бриллиантом на шее поймал блик, запечатлев на фото сияние-вспышку.
Женщина с нежностью смотрела на мужчину, сидящего спиной к фотографу, поднявшему бокал навстречу. На фото парня были хорошо заметны абстрактные линии модной стрижки по бокам и тату на шее, изображающая штрих-код.
— Что же они празднуют? — издевательски проговорил Каменский, наблюдая, как лицо Милевского приобретает пепельный оттенок, а исхудавшие руки напрягаются в безотчетном порыве. — Новая партия девушек пополнила ряды секс-рабынь? Или будущий Дали продал свой «Полет пингвина над Монако», чтобы оплатить любимой мачехе шампанское? А может, они пьют за то, чтобы ты как можно скорее сыграл в ящик и дал им возможность делить наследство, не оглядываясь не правила приличия?..
 
Милевский молчал. Лишь тусклые глаза с красной сосудистой сеточкой расширились, словно желали лопнуть, дабы не видеть подобных фотоснимков.
— Ой, а здесь еще интереснее. Смотри. Как думаешь, мачеха разрешила пасынку прийти домой позже десяти, и он благодарит ее таким незамысловатым образом?
На этой фотографии Денис Милевский был запечатлен в анфас. Он обнимал Викторию Милевскую, получившую в мире торговли живым товаром прозвище Алмазная Грань, за плечи и смотрел на нее взглядом, полным обожания. Если присмотреться, можно было увидеть, что королева работорговли смотрит на него с таким же теплом и предвкушением.
— Но вот незадача, у нас есть еще один снимок. Никакой интриги. Скучно. "Санта-Барбары" не выйдет, можно сразу снимать короткометражку для взрослых.
Эта фотография окончательно расставила точки над и. Здесь Виктория и Денис целовались. От снимка буквально веяло страстью и похотью. Эти двое вцепились друг в друга, как два изголодавшихся хищника семейства кошачьих. Рука молодого человека зарылась в густых волосах темноволосой красавицы, а она сама сжимала ткань рубашки на его спине. Напряженные венки на тыльной стороне ладони выдавали нетерпение и накал эмоций.
— Страдают, наверное. Решили утешить друг друга. Только переусердствовали малость, но я полагаю…
Закончить свой издевательский монолог Каменский не успел. Милевский захрипел, поднял руку, отчего наконечник капельницы выскочил из катетера. Тотчас же медицинская аппаратура разразилась противным тревожным писком, а кардиограмма на мониторе запрыгала, напоминая скачки Рихтера. Глаза главы мафиози закатились, на бледных иссохших губах выступила пена. Миг, и пациента начало выгибать в припадке мышечных спазмов.
Каменский нажал кнопку вызова персонала и с арийским спокойствием спрятал фотографии обратно в барсетку. Улыбнулся, без стеснения наслаждаясь агонией мерзавца-душегуба. Представилось, что за каждую загубленную девичью жизнь Милевского прошибает нечеловеческой болью. Эта ассоциация понравилась Максиму, хотя страдания урода вряд ли покрывали половину того, через что пришлось пройти его жертвам. Большинства из этих девочек уже давно не было в живых.
Когда в палату влетели доктора в сопровождении медицинских сестер, Каменский проигнорировал их осуждающие взгляды.
— Пока, Михаил. Свидимся, если на то воля божья, — равнодушно изрек в пустоту. Наверняка самодовольство и торжество озарили темные глаза мужчины светом. Доктора могли сколько угодно выражать недоумение испепелять взглядами. И не догадываться, как им повезло, что их дочери не попали в лапы этого выблядка.
Максим закрыл двери палаты, оставляя за спиной суетящийся медперсонал и хрипящего, трясущегося в судорогах Милевского. Зрелище было не для слабонервных, но Каменского давно уже нельзя было пронять подобным. Специфика работы сделала его циником.
Кивнул ребятам из управления, несшим вахту у палаты умирающего работорговца. Скоро им некого будет пасти. Если Милевского не прикончит сегодняшний приступ, это сделает следующая химеотерапия. Доктора продолжали тянуть деньги с богатого пациента, хотя, по факту, ему уже ничего не могло помочь.
Во рту пересохло. Вспомнив, что видел в холле онкоцентра кофейные аппараты, Каменский скомкал в руках одноразовый халат, швырнул его в хромированную урну. Душа ликовала. Долгие годы охоты на гребаного шакала наконец- то позади. Теперь и ему, и его чертовой женушке воздастся по заслугам. А сам Макс сможет наконец-то отдохнуть.
 
Вставил в купюроприёмник двадцать гривен, поморщился от неприятного звука выпавших на сдачу монет. Забирать не стал. Вдохнул аромат корицы и ванили, исходящий от маленького стаканчика эспрессо, и собрался было сделать глоток, как в кармане настойчиво завибрировал телефон.