Два шага назад (СИ)
— А что тут говорить… Наверное, спасибо.
— Но ты до конца не уверен, — сослуживец понимающе кивнул. — Это из-за юности. Тебе необходимо повзрослеть, определиться с приоритетами. Друзья — это друзья. Остальные… их надо беречь, защищать, но никогда не ставить выше себя и товарищей.
— Да. Спасибо, — уже твёрдо произнёс я, протягивая ему раскрытую ладонь. — Дошло, о чём ты…
И тут же захотелось саркастически рассмеяться, в полный голос. Еле удержался.
Псих с чувством пожал мою ладонь, посоветовав:
— Подними чайник. Надо его помыть и вытереть разлившуюся воду.
Я рассыпался в извинениях. Действительно, неудобно вышло.
Пока убирался, пока сбрасывал пропахшее потом и пылью обмундирование, мой первый номер возился с рюкзаком, бережно раскладывая на тумбочке рисовальные принадлежности.
— Карандаш… — бормотал он, — вот… Удивительно, — без всякого перехода обратился ко мне Псих. — Тебя не беспокоит, что я выстрелил в того парня со спины. Обычно это считается неприличным.
— Ты издеваешься? Или дуэльный кодекс вспомнил?
— Дуэль… — с придыханием прошелестело в воздухе. — Дуэль… «Загадка дуэльных пистолетов»! Смотри, Маяк! Ло находит на чердаке старого дома шкатулку, в которой хранится древняя тетрадь…
И его понесли волны творчества, стремительно увлекая усталого, взрослого дядьку в придуманный мир мультяшных персонажей.
Самому, что ли, в социопаты податься? Надоело думать о проблеме — выбросил её из головы, и счастлив. Мой мир — мои правила. Сожаления, стыд, чувство вины можно пустить побоку.
— И колдун ка-ак пульнёт файерболом! — от эманаций безудержного энтузиазма задрожали стены. — Маяк! Ты — колдун! Бери подушку! Это огненный шар…
***
Навоевавшись подушками, до вечера мы практически не общались. Пользуясь положенным по прибытии отдыхом, Псих, переодевшись в шорты с тапками, оккупировал любимую скамеечку у входа, увековечивая в карандаше новый комикс, а я валялся на койке, прогоняя из головы всякую хрень, связанную с убийством, сослуживцем и с тем, что красивые слова о выигранном сроке остаются лишь доверчивой верой в хорошее.
Никогда я не настучу на товарища. Не до такой степени стал гнидой. А уж после того, на что он пошёл ради меня — и подавно.
Про Хлюпу подобных дум не было. Его вообще не жалко. Так, досадный эпизод. Он сам виноват в таком паскудном финале, проиграл судьбе. Говно-человек, редкостное говно… Где всплывал — вокруг тут же воняло.
Понемногу накатывала апатия. Сказывались потраченные на поиски выхода из патового положения нервы, расстроенные, словно старая гитара с пыльного чердака. Поверх, толстым слоем, ложилось ощущение полнейшего тупика, выбраться из которого у меня не хватало ни мозгов, ни духа.
Овощеобразное состояние, затягивающее своей безнадёгой и обманчивым покоем. Отец называл подобное «Голова в песок. Сколько от проблемы не прячься, а она найдёт».
Через силу, переступая через собственное «я», заставил себя подняться и сделать чаю. На койку даже коситься запретил — слишком силён оказался горизонтальный магнетизм для Вита Самада.
Пакетик с заваркой, кипяток, несколько капель лимонного сока, ворвавшийся в двери Псих с растерянной физиономией, с порога выдавший:
— У меня есть мысль!
— Делись, — нагревшаяся ручка чашки приятно раздражала подушечки пальцев.
— Я предлагаю доложить о той даме, из автобуса.
— С какой радости? — ну что ему неймётся? Вроде же обсудили. — Хлюпа мёртв, свидетелей нет, сам же говорил…
— Забудь! — он не мог найти себе места. Бегал и бегал по комнатке, шлёпая резиновыми подошвами тапок по полу. — Я в сомнениях… Когда ты мне рассказал про наркотики, я тебе поверил. Потому что слышал правду. Но я ничего не знаю об этом! Понимаешь?!
— Нет.
Псих резко взмахнул рукой, досадливо скривил рот. Вскинулся, замер, провёл пальцами по шкафу, у которого остановился.
— Я в бригаде давно. Видел такое, за что пожизненное дают… или медаль. Однако я ничего не слышал о наркоте! Большие, кстати, были пакеты? — в своей манере перепрыгивать с пятого на десятое, уточнил сослуживец, нервно барабаня по дверце.
— Примерно такие, — разведя руки в стороны, попытался изобразить нечто размером с большую банку ананасов. — По весу не помню. Лёгкие.
— Большие, — удручённо закивал он. — Много таблеток.
— Это что-то меняет? — я, демонстрируя спокойствие, отставил чашку с чаем. Тут, главное, не спешить с расспросами. Сам поделится.
— Конечно! — Псих снова пришёл в движение, проносясь челноком от двери к дальней стене и обратно. — Я хотел рассказать командиру о твоей беседе с безопасником и поручиться, что всё происходило с моего ведома. Там ведь не только тебя касается, а и Минуса со Станом, хотя ты и молчишь про них. Но… — заткнулся он на полуслове.
— Но? — эхом повторил я.
Сослуживец дёрнулся, бросился к окну, прижавшись лбом к его прозрачной поверхности и упёршись ладонями в подоконник.
— Я не знаю, как правильно. Не хочу тебе навредить. Или парням. Наркота меняет многое.
От его сбивчивой речи мне стало легче, прибавилось уверенности в себе. Пора заканчивать представление с уклоном в многосерийную мелодраму. Пора определяться.
— Да ничего это не меняет, Псих! Забей на таблетки, не нашего ума эти секреты! Дело в другом… — я необъяснимо ощутил себя в роли наставника, а сослуживца — вторым номером, которому мало объяснить понятные всем вещи, а необходимо их ещё и разжевать, для полной доступности. — Мы ходим по кругу. О разговоре с безопасником докладывать надо? Надо!.. И о пакетах тоже. Я струсил, а ты меня покрываешь. Сколько так может длиться? Неделю? Месяц? А потом? Что потом? Мне всё равно придётся уйти из бригады. Тот сраный Майкл не отцепится… А я, пока служу, всё больше и больше погружаюсь в дела «Титана». Перегон машины, история с мотоциклом — на этом же не закончится, могу на месячное жалование поспорить! Кано меня проверял не просто так, от скуки. Он кадры подбирает, на будущее. И файлы с моими похождениями в отдельную папочку копирует. Опять же, на будущее, чтобы не взбрыкнул… Кто первым меня сожрёт — бригада или СБН — задачка так себе, бесперспективная. Так что лучше сейчас разрубить этот клубок… И я тебя не сдам.
— Уйдёшь? — глухо произнёс сослуживец, не оборачиваясь.
— А что остаётся? — наверное, излишне резко ответил я, отметив, как у первого номера вздрогнули плечи. — Нет в этом ничего такого, эпохального… Всего лишь поставлю точку на очередном жизненном этапе. Наглухо валить меня, вроде бы, не за что, а очередной пинок под жопу я как-нибудь переживу. По крайней мере, у меня появится шанс избавиться от чужих поводков.
Худая спина художника из относительно сутулой медленно превращалась в знак вопроса, а лоб сползал по стеклу, оставляя на гладкой поверхности мутный, влажный след. Упёршись локтями в подоконник, он тихо, но твёрдо попросил:
— Не горячись. Чтобы уйти, тебе надо проведать медчасть, сдать ID. После каким-то образом выбраться за двухсоткилометровую зону, не попадаясь на глаза полиции и СБшникам. Там тоже нужно куда-то голову преклонить. Давай поступим умнее. Сходим к начальству, расскажем о случившемся. Мне поверят. Я, всё-таки, не последний в бригаде человек и это я подтолкнул тебя на ту встречу. Чем бы ни закончилось, ты только в выигрыше. Перед «Титаном» останешься честен. Если уволят, то я организую машину и вывезу тебя в глушь, где ни одна падла не найдёт. Да, — убеждённо завершил он любимой присказкой, оторвался от окна и принялся стаскивать любимые шорты. — Так будет лучше.
— Как скажешь.
***
Забив на субординацию и правила доклада по инстанциям, Псих потащил меня к заместителю командира бригады по личному составу. Шёл первым, постоянно кусая нижнюю губу и всем видом выражая решимость.
Попутно инструктировал, хотя я в этом и не нуждался:
— Больше помалкивай. Сам разберусь. Повоюем…
«Повоюем» за наш краткий маршрут прозвучало раз пятнадцать, может, больше. Кого пытался убедить мой первый номер этой примитивной мантрой, для чего бормотал её без устали — осталось загадкой. Если для меня — то лишнее, я уже всё решил. Для себя — не в его стиле вести долгие, тяжёлые переговоры, заставляя противника по миллиметру сдавать позиции в ходе словесной битвы. Натура не та. И Психу это прекрасно известно.