Забирая ее (СИ)

Мой ребенок — это светлое, что было у меня. Маленький маяк в кромешной тьме. Мысль о существовании его позволяла мне жить, двигаться к тому, что должно меня спасти. И когда его не стало, я потерялся. Брел все глубже и дальше, закапывал себя. Каждой ее слезой я возводил между нами стены. И теперь я, разбитый, вдруг увидел что натворил… Теперь каждая из возведенных мной стен превратилась в баррикаду.
Она спала. Ресницы подрагивали, отбрасывая тень на бледную кожу. По венам прокатилась злость, когда заметил, как сильно опухла ее верхняя губа. Не помнил, чтобы ее ранило. Может, во время обстрела ударилась?
Поднял руку, желая дотронуться. Острая боль пронзила тело. Физическая боль никогда не волновала меня. Я не принимал ее. Убегал, закрывал на нее глаза. Вместо того, чтобы принять ее, чтобы открыться, кричал «Не трогает». И сейчас, вдруг потеряв ориентиры, вдруг лишившись единой капли злости, которая держала меня, я стоял и смотрел на нее. На маленькую, уничтоженную мной… ту, в ком моя жизнь.
Наклоняюсь, вдыхаю аромат ее волос. Скручивает всего в узел. В такой тугой, что кажется, в легких кислорода не осталось. Касаюсь губами ее виска.
— Ты будешь со мной… — шепотом, не слышно. — Будешь всегда, я потерплю… Ненавидь меня, ты имеешь на это право… но будь рядом, потому что иначе мне никак…
Самира
Я чувствую его касания. Чувствую каждое из них. Когда он отстраняется, я наконец-то набираюсь храбрости и открываю глаза. Он сидит на краю. Лунный свет из окна освещает его фигуру. Перевязанное плечо, голова опушена. Словно чувствует мой взгляд. Поворачивается, смотрит на меня так, что внутри все дрожать начинает.
— Почему губа разбита? — его голос звучит сдавленно.
Я могу сказать правду. Но я больше не хочу ни чье боли. Я хочу, чтобы это все закончилось поскорей.
— Ударилась, когда мы падали, на мосту.
Приподнимаюсь, подбирая к груди ноги. Обхватываю их руками. Он глаз с меня не сводит. Ходячий детектор, чувствую ведь, что не верит. Но молчит. Тогда говорю я.
— В нас стреляли…
Усмешка. Она будто издевательство звучит. Разве это то, над чем можно шутить? Разве это нормально, чтобы в наше время стреляли в человека? Мы не в девяностых.
— Ты хотела спрыгнуть с моста, — в его голосе укор.
Он пересаживается на стул, который стоит напротив кровати. Откидывается на спинку и смотрит на меня из-под полуопущенных ресниц. Лицо в ссадинах, на руках сбитые костяшки. Вспоминаю, как эти руки держали меня, там над пропастью. В тот момент я смотрела на него, и мне казалось, что понимаю его чувства. Удивительно, но мне было не себя жалко — его. Израненного, потерянного.
Мне так больно… так плохо. Все могло бы быть по-другому. Все могло быть иначе, не соври ему я тогда… не узнай он об аборте. Меня душат эти мысли, я больше не могу это держать в себе.
Поднимаюсь с кровати, делаю шаг к нему. Мне страшно, я не знаю, как он поведет себя в следующую секунду. Но сейчас мне до зуда в пальцах хочется прикоснуться к нему. Мне не хватает его, мое сердце изранено им, но несмотря ни на что, чувства мои все те же.
Я касаюсь пальцами его волос. Легонько, как касаются головы тигра, желая его погладить. Он может разорвать меня на куски, а может подпустить к себе, довериться. Мое сердце грохочет на уровне горла. Но уже через секунду я выдыхаю, потому что он подпускает. Я чувствую, как его огромное тело вздрагивает от моего касания. Вижу, как по оголенной спине рассыпаются мурашки. В моих глазах слезы, а душа кричит от боли.
— Он бы не выжил, у него просто не было шансов… — шепчу сквозь слезы.
Он дергается. Поднимает на меня глаза. В них моментально вспыхивает злость.
— Заткнись, Самира.
Я не убираю руку от него, хотя мне страшно.
— Нет, ты должен наконец-то выслушать меня. Ты должен, Заур. Или мы все дальше будем закапывать себя!
Он молчит. И это большая уступка, на которую сейчас он способен.
— Я попала на скрининг на двенадцатой неделе. Заур, у него были сильные патологии. Недостаточное закрытие и повреждение позвоночного столба спинного мозга. Это привело к параличу, патологиям кишечника. Он бы не выжил, Зу… это было бы наказание и мучение. Это не жизнь, — мое горло душит спазмом. Мой голос ломаный, но я говорю, потому что боюсь, что в любой момент он прервет меня. Что больше не захочет слушать.
 
— Я не знаю, почему так случилось, док говорил, что могло из-за нервного истощения… Ты даже не представляешь какого это… когда идешь на это сам, когда убиваешь самое дорогое… но я не могла по-другому… у меня просто не было выбора.
Рывок. Он сбрасывает мою руку, отскакивая от меня. Он мечется по комнате, будто зверь. В его руках бутылка, и спустя секунду она врезается в стену. Я вздрагиваю. Пячусь назад, подальше. Но спустя два шага упираюсь в стену спиной.
— Заур…
Он не поворачивается. Я только спину его широкую, сгорбленную вижу.
— Ты не сказала мне! НЕ СКАЗАЛА! Я ни разу, пальцем тебя не тронул, Самира! Больно тебе не сделал, а ты сбежала от меня как от монстра! Ты поверила первому встречному докторишке, но не мне!
В его крике боль. Я прикрываю рот ладонью, чтобы не расплакаться в голос. Я знаю, какого ему… Но Заур не должен делать меня виноватой.
Он оборачивается. Он надвигается на меня огромной черной тучей.
— Ты не соизволила спросить меня, отца!
— Были результаты УЗИ!
— Сколько?! Сколько специалистов смотрели моего сына? Один долба*б? Тот, который после залез тебе в трусы?!
Он подходит ко мне в упор. Его глаза обжигают меня.
— В какой момент у него возникли к тебе чувства, Самира? Когда он делал тебе аборт?!
Мне больно. Я отталкиваю его.
— Не смей так говорить! Ты не знаешь, какого мне было!
— Это был мой сын! А вы все сделали за моей спиной!!! Ты не сказала мне! Я остался один, Самира! И только мысли о нем спасали меня! Я знал, что рано или поздно я найду вас… я буду заботиться о нем, пусть даже ты не захочешь меня видеть! — в его воспаленных глазах слезы. И я не знаю, что страшней — его гнев или его боль нараспашку.
Зу кривится. Он подходит к двери, он больше не хочет меня видеть.
— Ты даже, бл*ть, шанса ему не дала… Потому что хотела выбросить из своей жизни все, что связано со мной…
  
Глава 23
 
Два дня я проспала крепким сном. Мне было так плохо, несколько раз рвало. Такое чувство, будто все силы покинули меня, и я не могла даже подняться с кровати и добрести до кухни.
По распоряжению Заура еду приносили мне в комнату. После нашего разговора он ушел, и явился ко мне на следующее утро. Сообщил, что эти несколько дней будет сильно занят вопросами бизнеса, и если мне что-то потребуется, его номер телефона будет в моем айфоне.
Новый гаджет, кстати сказать, он оставил на столе комнаты. Эта была свобода. Пусть не полная, но все же — потепление. Он не выглядел злым, скорее уставшим. И не было агрессии в его поведении и словах. Я знаю, что все это временно, знаю, что рано или поздно Заур устроит мне новый ад, ведь он делает это постоянно. И я должна решить, что делать дальше. Но сейчас мне так плохо, я даже думать не могу.
Два дня его не было. Он не звонил, не писал и не тревожил. Рядом со мной был Алан, я уверенна, он докладывает Зу о каждом моем шаге.
Только на третье утро я смогла подняться с кровати. В очередной раз, вывернув содержимое желудка ранним утром, я пыталась отдышаться, облокотившись руками о раковину. Мой желудок дает сбой. Нервы, плюс алкоголь. Пора завязывать с этим бредом, пора выбираться. Я подняла глаза к зеркалу, посмотрела на свое отражение. Без слез и не взглянешь. Синяки под глазами, кожа болезненно бледная. Умылась и причесала волосы, а потом замерла с расческой в руке.
 
Месячные должны были пойти три дня назад. Холодный озноб от догадки прошелся по коже. Я прикрыла ладонью рот, пережидая приступ паники. Нет-нет. Это совсем не к месту. Не сейчас, только не в такое сложное время!