Хозяйка волшебного дома. Книга 2 (СИ)

Минус баран. Ловко так это у него получилось. Хоп! И все, поохотился, готовь шампуры, разводи угли. Даже завидно стало чуть-чуть.
Следом за охотником вылезла ид воды эльфийская дева. Ух, как хороша! Волосы до пят стекают единым сияющим полотном, сама одета в хлопковую тунику, полупрозрачную после воды. На запястьях браслеты, на шее монисто, в волосах диадема. Вот только идёт босиком и уж слишком резво оглядывается по сторонам, будто бы ищет кого-то.
— Красотка! — шепнул я.
— Жертва богам, — кивнул Анджей.
— С чего ты взял?
— В жертву богам всегда выбирали редчайших красавиц, и потом, посмотри на монисты.
— Мне кажется, она ищет кого-то.
— Угу. Ищет тех, кто ее в пруду утопил. Боится попасться повторно. Видимо, уже наплавалась. Красивая же была из нее русалка.
— Красивая, — задумчиво проговорил я.
Далет замер каменным изваянием. Пруд выпускает на волю своих жертв, вода в нем словно бурлит. Один за другим на берег выходят люди и звери. Аллигатора-то зачем она оживила? Нет, от добрых дел в исполнении Насти можно ждать всего, чего угодно, кроме добра.
Тонкие ножки, подол коротковатого платья, цветная косынка, смешно повязанная поверх крупных кудрей, застенчивый взгляд, губы, похожие на спелые вишни и россыпь веснушек на белых щеках. Глазищи зелёные, яркие. Девушка высматривает кого-то на берегу.
Далет чуть присел, а потом громко вскрикнул.
— Мари! — девушка обернулась и прикрыла ладошками щеки. Далет бежит, скользит между людей, одним прыжком перескочил аллигатора.
Девушка мотает головой, плачет. Берсерк обнял ее, прижал рукой к своей груди.
— Никогда больше не отпущу, — качает он Мари, все сильнее прижимая к груди, — Как только ты могла поверить, родная, в то, что я изменил тебе, изменил своему слову?
— Ты всегда был слишком хорош для меня.
— Дурочка. Моя любимая. Как же я скучал, — губы мужчины жадно ищут поцелуя, скользят по девичьим мокрым щекам, трогают локоны, сминают наконец спелые вишни.
— Ты женишься на мне? — чуть отстраняется девушка, разрывая первый их поцелуй, — Женишься после всего того, что я сотворила? — берсерк истово сжимает свои кулаки, напрягаются под рубашкой стальные, выточенные тяжёлым трудом мышцы. Впивается в запястье браслет, обозначающий рабство.
— Нет, — покачал головой Далет. Силится вырыватся из его объятий Мари, — Не позорь меня тогда перед всеми. Я не невеста! Не смей! Не твоя невеста я больше, Далет! Ты сам меня отпустил! — берсерк разжимает объятия. Мари отскакивает от него будто дикий зверёк. Совсем юное лицо исполненно жгучего горя. И взгляд. Он затуманен, будто бы мир для девушки рухнул и рассыпался на черные камни.
— Мари, я теперь раб! Раб не вправе жениться! Я — каторжник. Я убил того человека, который оболгал меня. Я убил его, Мари. Все это видели!
— Что? — проясняется на секунду взгляд девушки.
— Я раб, — спокойно повторяет для нее Далет, — Я больше не имею свободы, поэтому никогда не смогу стать твоим мужем.
Мне и самому становится больно за этих двоих. Жгуче больно. Так, что в груди клокочет что-то неизвестное, о существовании чего я не подозревал. К кардиологу, что ли, сходить?
— Далет, тебя же можно освободить, верно? Ну там выкупить или как? — очнулся Анджей рядом со мной.
— Полкило перца хватит? У меня ещё остался. Если что, взятку дадим.
Медленно повернулся берсерк, посмотрел на нас как-то странно. склонил голову к плечу, дёрнул носом.
— На все воля моей госпожи. Как решит Настя, так и будет. Ее воля — закон моей жизни. если хотите.
— И что должно случиться?
— Уговорим! — кивнул я ему головой.
— Она добрая, — соглашается со мной Анджей. — Мари, вам не холодно? Платье как будто влажное. Сегодня же сыграем небольшую свадьбу, согласны?
Девушка молчит, я вижу, как она вся трясется. Не задумываясь, начинаю расстёгивать на себе рубашку. Анджей опережает меня, накидывает на плечи Мари свой бархатный не то пиджак, не то камзол. Берсерк подходит и склоняет лицо к волосам своей любимой, вдыхает так жадно, будто бы ее запах — лучший из всех, не отходит. Только обнять больше не рискует.
 
На обратном пути мы запутались в домах и вышли совсем не туда, к тому же по пути столкнувшись с отрядом суровых стражей. Обрывки их разговоров меня успокоили. Бывшими утопленниками король займётся лично. Детей всучат родне, если такая найдется. Девушек отправят в какой-то пансион или что-то вроде… Главное, чтоб аллигатора-то поймали. Не хотел бы я с ним встретиться. Шансы на его поимку точно есть, уже рассвет наступил. Наверняка чешуйчатого хорошо видно.
— Эта улица ведёт к ратуше, — первым выбрался из кустов на брусчатку Далет.
— Уверен? — рискнул спросить я.
— Абсолютно.
— Видел, домик там продают? Не желаешь приобрести? — шутя, спросил Анджей у меня, и указал на другой край улицы. Не понимаю, что именно его так развеселило. Посреди густого плодового сада торчит черепичная крыша. Голубоватая, пестрая. Забор опять же хороший, крепкий с виду. И цветов здесь растет очень много.
— С чего ты решил, что этот дом продают? Ауру учуял?
— Вот табличка с угла. Только не говори, что ты сам решил приобрести это?
— Почему бы и нет? Дом большой, сад опять же есть, ратуша тут по соседству. Мало ли что.
— Делай, что хочешь! — вспылил бастард.
— Дом впечатляет, — кивнул берсерк. — Госпожа ещё спит скорее всего. Думаю, вы успеете осмотреть дом.
 Глава 61. Настя 
Сидит, морда несчастная, глаза похожи на изумрудные плошки, даже светятся чуточку, зрачок бегает кругами и никак не хочет остановиться.
Чупокабр расположил пухлый зад на стволе рухнувшей ивы, свесил вниз кривоватые ножки. Всматривается неотрывно в темную воду пруда, ждёт своего Карла. Нет, я совсем не ревную, просто в груди отчего-то стало вдруг больно, словно меня пронзили как шашлык остреньким шампуром. И дышать теперь тяжело. Мое Несчастье, что же ты так. Неужели Карла ты любил, любишь больше? Обидно, но справедливо, конечно. Вы с прежним хозяином жили столько лет вместе, шутилили, играли. От него ты так много узнал. Только мне все равно обидно и горько.
Никому я не нужна во всех мирах. Никто меня не любит по-настоящему сильно. В лучшем случае, я всегда оказываюсь на втором месте. Сашка всегда больше, чем меня, любил свою мать. Про Анджея и вспоминать не буду. Кто ещё? А нет у меня никого больше. Только чупокабр. Но и для него я не та самая, единственная, самая лучшая. Просто запасной вариант.
Вдруг налетел сильный ветер, растрепал кусты и деревья. Чупокабру все нипочем.
Тихим шагом пробираюсь сквозь заросли ивы к своему зверю. Надо все же ему рассказать о том, что Карла здесь нет, пусть уж и не ждёт тогда. Если что, с Морриган всегда можно договориться. Поможет, наверное, вернуть из небытия Карла. Для Несчастья так будет лучше.
Вкрадчивый басок пушистого жиртреста стал вполне различим. Подслушивать, конечно, нехорошо. Но даже, если окликну, чупокабр вряд ли меня отсюда услышит. Ветер разбросает мои слова.
— Не думаю, что возвращаться — это такая уж хорошая идея! С хозяйкой мы поладили. Она без меня пропадет. Совсем пропадет, слышишь? — чёрненький коготок тихонько постучал по воде, так, чтобы только драгоценная шерсть не намокла, — Дурная ведьма, невыносимая! И ее все время куда-то несёт. То за курями, то за рабами. Один раз даже ножницы в дом принесла. Я ее спрашиваю, зачем нам ножницы? Молчит. Зато сад и газон пострижены долыса. Нет, без меня она точно загремит на каторгу! Эльфов ограбила. Уж этих убогих-то за что? Можно подумать, ей до смерти нужны были те семена! Так и лежат в коробочке на твоём столе, Карл. Двупопка уже в столешницу проросла. Вот будет сюрприз, когда ведьмочка это заметит! Я уже запасся мышами, жду представления. И как только она вынимать ее будет? Что ты молчишь? — вновь потянулся коготь к воде, — Хотя лучше молчи! Вылезать обратно тебе точно не стоит. Так и знай. Я тебя, конечно, люблю, очень люблю. Ты меня одомашнил… И помню все твои прегрешения передо мной. Да, и ту рыбу, которую ты заморозил до минус ста сорока градусов, чтоб я дольше ее жрал, я тоже хорошо помню! И как ты мне по хвосту тапочком стукнул, тоже помню. Но это было вначале, когда судьбы только сплелись. Твоя и моя. А потом ты мне на день рождения только коробочку без ничего и подарил. Зато мягкую, это тебя немного извиняет. Вот. Но Настя, она, знаешь, другая. Ее я как-то особенно сильно люблю. Точно больше, чем колбасу. Почти как себя. Иногда даже больше. Так, что пошел я, что ли. Дела! Рыба сама себя не сожрет, раб, — единственный, который у нас остался, — без моего пригляда зачахнет. Никто же из домочадцев ему короб муки не перевернет! Не догадаются. Далет, слишком много думает без работы, сопит. Как бы не заболел. Садового гнома мы извели. Зато людишек поразводили. Н-да. Пошел я, Карл. Ты уж меня прости, но я в любом случае останусь с ведьмой, — чупокабр попытался развернутся на широченном стволе, не удержал равновесия, всплеснул в воздухе всеми четырьмя лапками и плюхнулся в воду.