Когда мы встретились (ЛП)

Бэррон кивает.
— Ага, сейчас принесу новую. — А затем берет меня за руку. — Морган, присмотри за девочками.
Не успела я понять, что происходит, как он уже тянет меня в подземное убежище, о существовании которого я даже не подозревала.
— Это что-то типа подвала?
— Да, вроде того, но есть выход наружу, и эта дверь изготовлена из стали. — Бэррон указывает рукой за свое плечо.
— Для чего он нужен? — Я оглядываюсь вокруг, когда мы спускаемся по металлической лестнице в темное помещение. Он собирается убить меня здесь?
— У нас бывают торнадо. Нужно где-то прятаться.
Тон его голоса, когда он говорит «нужно где-то прятаться» наводит меня на мысль, что он приходит сюда не только, чтобы спрятаться от ураганов.
Прежде чем я осознаю, Бэррон уже прижимает меня к стене и начинает расстёгивать свой ремень.
— Иногда они доводят меня до белого каления, — бормочет он со злостью в голосе.
Хорошо, я понимаю, что это значит. Бэррон может в любой момент сорваться на малышку, а секс со мной является отвлекающим фактором. К сожалению, я воспользуюсь случаем, потому что не могу насытиться им. Сегодня я только и думала о минете, который сделала ему в комнате для запчастей, и том, насколько желанной я себя чувствовала, когда он бережно держал мою голову в своих руках, кончая мне в рот. Кейси, ты облажалась.
Да, но этот парень хочет меня.
И поверьте мне, я полностью осознаю, что мне понадобится лечение, если я уеду отсюда.
Мы с Бэрроном трахаемся постоянно. Делам это повсюду. В туалете. В комнате для запчастей. На его кровати, в душевой. Каждый день, минимум два раза. Нет сомнений, что он провел годы без секса, потому что ведет себя как тот мальчик, с которым я потеряла девственность, и который относился ко мне, как к карманной вагине каждый раз, когда ему хотелось кончить. Нам было по шестнадцать, но серьёзно, четыре раза в день, каждый день… многовато, если вам интересно мое мнение. Я заработала тогда что-то типа инфекции мочевого пузыря.
Ладно, это к делу не относится. Возвращаемся к сексу с Бэрроном. Я тащусь от этого мужчины. Даже не могу спокойно смотреть на него, когда он в куртке Carhartt и в той сексуальной черной вязаной шапочке, благодаря которой его глаза выглядят экзотично, что мне так и хочется раздвинуть перед ним свои чертовы ноги.
Все это объясняет ситуацию, в которой я оказалась. Нахожусь в подземном убежище, напротив шкафа с консервированной стручковой фасолью, как сказал мне Бэррон, но она выглядит так, словно в тех банках пальцы инопланетян. Несмотря на всю эту ситуацию и убежище, я полностью в его власти. Хочу знать каждый его секрет, каждое желание. Сидя на деревянной скамье, молюсь, чтобы в мою задницу не впилась заноза, и пробегаю взглядом по спине Бэррона, желая, чтобы мы сейчас были в другом месте.
— Мне холодно, — признаюсь я, дрожа. — И это не очень сексуально.
Он целует меня в шею, нетерпеливо стягивает с меня джинсы, а затем скользит руками под мой свитер.
— Зато тут дети не стучат в дверь, желая узнать, почему я так долго в душе.
Я смеюсь, и подвигаюсь к краю скамейки, выгибая спину.
— Такое часто бывает?
— Ты понятия не имеешь насколько. — Бэррон стонет, опуская джинсы ниже бедер, целует мою шею, и отстраняется только для того, чтобы спросить:
— Почему мы говорим сейчас об этом?
— Я не знаю. А ты уверен, что это стручковая фасоль?
Он запускает пальцы в мои волосы и, обхватив мой затылок, прижимает мои губы к своим. Прямо перед тем, как войти в меня, он самодовольно улыбается, нежно меня целуя.
— Перестань думать о стручковой фасоли.
Я слушаюсь, но в этом и заключается проблема. С тех пор, как я впервые его увидела, я не думала о ситуации, в которой мы оказались. Просто перед ним трудно устоять. Знаю, что играю с огнём и то, что это плохо кончится, но я слишком сильно его хочу.
Проблема в том, что эмоции легко спутать с реальностью. Особенно когда имеешь дело с таким парнем, как Бэррон Грейди.
***
— Где вино? — спрашивает Лилиан, как только мы возвращаемся.
 
— Вот. — Бэррон протягивает ей бутылку. — Чтобы не говорила, что я никогда ничего тебе не даю.
— Хочешь сказать, что в этом году премию на Рождество мне не ждать? — спрашивает она с широкой улыбкой на лице, усердно открывая штопором бутылку.
— Я еще не решил, — поддразнивает он, двигаясь по кухне в сторону плиты, где Морган готовит макароны.
Сажусь возле Лилиан.
— Хочешь немного? — предлагает она, протягивая мне бутылку.
— Нет. Я больше люблю алкоголь покрепче.
Сразу после моих слов, Бэррон протягивает мне стакан и бутылку виски, подмигивая.
— Ужин готов.
Лилиан наклоняется, потягивая вино.
— Ты трахнула его в убежище?
Ничего не отвечаю, но медленно встречаюсь с ней взглядом, подмигивая.
Мы чокаемся. Бэррон и Морган подают нам ужин, и трудно поверить, что эти парни росли без мамы, потому что они точно знают, как обращаться с дамами.
Я не могу сдержать улыбку, когда осматриваю дом Бэррона, наполненный смехом, светом от камина и людьми, которые по-настоящему заботятся друг о друге. У меня никогда не было всего этого в детстве. Я организовывала званые обеды и устраивала праздники с детьми, так называемых друзей моей мамы, которые в конечном итоге возненавидели странную маленькую девочку, которая писала в дневниках и не хотела с ними играть.
В разгар ужина Сев бросается на пол в гостиной перед камином, плачет и тянет свои уши.
— Нет! — снова кричит она, пиная Бэррона ногами, когда он пытается заставить ее съесть ломтик чесночного хлеба. Она весь день ничего не ела.
В детстве у меня каждый месяц были отиты, пока мне не вставили ушную трубку (прим. пер.: ушная (вентиляционная) трубка — короткая металлическая или пластмассовая трубка, помещается в среднее ухо через прокол в барабанной перепонке, может оставаться в течение 4-6 месяцев). Бьюсь об заклад, что именно это заболевание сейчас у Сев.
Бэррон вздыхает, ставит пиво на стол и поднимает ее с пола. Малышка сворачивается калачиком на его руках, и он прижимается губами к ее лбу. Нахмурившись, трогает руками ее голову, а затем крепче ее обнимает, покачивая. В его глазах читается волнение и беспокойство.
Ставлю свой стакан и иду к ним.
— Сев в порядке?
Бэррон кивает.
— Наверное, опять отит. У нее они часто бывают.
— Я тоже ими часто болела, — говорю я ему. — Принесешь теплую тряпку? Она мне помогала.
Сев тянется ко мне на руки, все еще плача, а Бэррон уходит за тряпкой.
— Ты тоЗе болела? — спрашивает Сев между плачем и криком.
— Да. — Прижимаю ее к себе, мое сердце разрывается. — И моя няня всегда давала мне теплую тряпку, прикладывала ее к уху.
Сев сглатывает, вздрагивая от икоты, а затем кричит еще громче. Качаю ее в объятьях, мое горло жжет от сдерживаемых слез. Именно в этот момент понимаю, что в ближайшее время мне нужно признаться Бэррону. Я не могу и дальше жить во лжи, но я также не хочу оставлять эту маленькую девочку, которую держу на руках.
Бэррон возвращается с теплой тряпкой. Он садится рядом со мной на диван, где я укачиваю Сев, и гладит ее по спине.
— Хочешь к папочке? — спрашивает он ласковым голосом, прижимая тряпку к уху дочки.
Сев тянется к нему, и он откидывается на спинку дивана, позволяя ей лечь ему на грудь. Одной рукой он подносит тряпку к ее уху, а другой — потирает ее спину. — Папочка с тобой, — шепчет он ей.
Я сейчас расплачусь. Не говоря уже о том, что это, безусловно, самый жаркий образ, который я когда-либо видела, но этот парень — целый мир для девочек, а они для него.
***
После того, как я уложила Кэмдин спать, пробираюсь в комнату Бэррона, он лежит на кровати вместе с Сев. Осторожно ложусь рядом с ними. До сих пор не было проблемой, что мы спим в одной постели. Девочки, похоже, не возражают, что я ночую с их папой, они даже не спрашивали об этом.