Путь Владычицы: Дорога Тьмы (СИ)

Не похожие ни на один народ, который видел в Кар-Малирии принц Исак за свою недолгую жизнь, дикие имели запоминающуюся внешность. Темноволосые и смуглые, но гораздо светлее фрейев, с круглыми лицами и зауженными миндалевидными глазами. Густая у одних и жидкая у других растительность на лицах большинства была одинаково заплетена и оканчивалась небольшим украшением, должно быть, в подражание королю фрейев. Волосы, однако, у диких были собраны в единственную скромную косу, правда, у некоторых мужчин косы доставали до поясницы, будто любовно отращивались с детства.
— О несущий Тьму, мой повелитель, приветствую тебя! — приложив руку к сердцу коротко поклонился вождь, как равный равному.
— Жадалах-кхан! — не останавливаясь, ответствовал Асвальд, и перед ним тотчас расступилась толпа.
Асвальд с Марной под руку с одной стороны, и вождь со своим сыном по другую, пошли вперёд, неспешно обсуждая намечающееся празднество. Вокруг, у каждого шатра, стояли казаны на треногах, валялись овечьи шкуры, и не было видно ни единой местной женщины — разделкой туш и варкой занимались одни мужчины.
— У местных донн настолько праздная жизнь или им запрещено появляться в скоплении мужчин? — не выдержал Дыв. Горан шёл рядом, и можно было обменяться репликами.
— Второе, — лаконично объяснил фрейлер. — Но во время жертвоприношений все женщины здесь, ибо мужчины не поют ритуальных песен.
— И где они сейчас?
— У озера, мы пролетали его. Соскучился по разнообразию, карамалиец? В шатре нашей невесты будет несколько диких женщин, но они вряд ли дадут себя трогать.
Дыв вспомнил поселение в окаймлении леса и понимающе кивнул, пропустив мимо ушей колкость. Хотел было спросить, как далеко простираются владения диких, но Горан шикнул: карамалиец мешал ему слушать диалог кхана и Асвальда. Кхан предупреждал о незапланированных гостях: из-за гор, прознав о знаменательном событии, прибыли виерды, восточное племя диких. Поскольку фрейи их не приглашали, Захеб-кхан смиренно ожидал приглашения в своём шатре.
— Приведи его. Захеб-кхан недавно оказал мне достойное гостеприимство, когда я с сыном проверял восточную границу и нуждался в отдыхе, — Асвальд на символичную просьбу о разрешении отозвался ровным голосом.
— Дон Инграм не подавал о себе вестей, мой повелитель?
— Он выполняет своё предназначение…
Процессия в окружении следовавшего за нею охранного отряда подошла к одному из трёх самых высоких шатров. Всем давалось время для небольшого отдыха. Перед брачным обрядом намечались игрища, кроме того Асвальд пожелал увидеть восточного кхана.
Марне полагался отдельный шатёр, но король фрейев заметил, что это успеется: его дочь нервничает, и ему не хотелось бы отравлять её последние часы свободы. Невеста осталась с семьей, и стоило фрейям оказаться в шатре, она приподняла с лица платок и нахмуренная уселась на предложенных подушках в окружении матери и сестёр. Горану и Дыв садиться никто не предложил, и они остались стоять в дверях, как положено помощнику и слуге.
В шатёр вошли двое мужчин, высокий крупный лет пятидесяти и его тридцатилетний сын. Дыв сразу отметил про себя разницу во внешности двух племён одного народа — восточные дикие были обладателями более тонких лиц и светлой растительности. Миндалевидный разрез глаз присутствовал, но они были так широко открыты, что лишь напоминали признак восточного племени. Не покривя душой, можно было признать: виерды казались солиднее и симпатичней своих западных собратьев.
Гость и Асвальд обменялись приветствиями. Дыв ждал, что сейчас последует приглашение сесть рядом и перевести дух если не за прохладным рафом, так каким-нибудь другим напитком, но король фрейев в пику мыслей Дыва предупредил:
— Захеб-кхан, разговор у нас сегодня будет короткий: моей дочери нужен отдых. Всё ли спокойно на восточном Побережье?
— Спокойно, мой повелитель. Благодарю за приглашение, и, пользуясь вашей милостью, разрешите преподнести невесте наши скромные дары?
Асвальд кивнул, виерд, в свою очередь, обернулся на сына, тот вышел (ни одного виердского слуги фрейлеры не пропустили) и быстро вернулся, вместе с ним — с десяток помощников, несущих сундуки. Подарков было так много, что они заняли почти всё свободное пространство шатра, пришлось убрать сундуки по периметру, не занятому лежанкой с подушками.
 
Чудный белый, переливающийся серебром, мех неизвестного зверя, которого Дыв не узнал.
Драгоценности, одним своим блеском сводящие с ума, — королева и дочери, кроме Марны, оставшейся сидеть неподвижно в своём углу, восхищённо погрузили руки в этот сундук.
— Прошлые ваши дары, Захед-кхан, не выглядели столь впечатляюще, — заметила королева.
— Мы хранили лучшее для личной встречи, моя повелительница, — приложил к сердцу руку лукавый виерд.
Ткани и листы тонко выделанной кожи, железные инструменты…
— Захед, ты понимаешь, что моя дочь сегодня свяжет себя брачной связью с Карталем, — усмехнулся Асвальд, — не жалко отдавать своему сопернику такое богатство?
Дыв, стоявший у входа, не мог видеть лица гостя, но определённо почувствовал иронию в его ответе:
— Пока гвыбоды не скрепили две судьбы в одну, всегда есть шанс, мой повелитель. Чем мой сын Севим хуже Карталя? Чем обидели Тьму виерды? Ты только скажи, мой повелитель, мы готовы понести наказание.
Марна наклонилась к матери, очевидно, что-то шепнула той, королева окрыла рот спросить, но супруг её опередил:
— И ты, Захеб-кхан, и твой сын, и племя твоё, свободное, как фрейи, мне всегда нравились. Но с Жадалах-кханом у нас старый уговор. Его племя помогло моим детям развернуть крылья, и у меня есть ещё дочь, которой потребуется эта услуга…
Марна, чья голова и лицо были покрыты платком, слегка повернула голову направо — по правую сторону от Асвальда сидели Солвег и Кайа. Можно было не сомневаться, что сейчас чувствовала невеста: её приносили в жертву младшей сестре, которую она ненавидела с детства. На Кайю обратили внимание и гости, слегка повернув корпус в ту сторону и поклонившись.
— Могу ли я надеяться, мой повелитель, что смогу помочь развернуть крылья твоей младшей дочери? И у нас есть немало желающих в посмертии обрести силу Тьмы, — спросил Захеб-кхан, не знающий последних перепетий судьбы у фрейев.
— Мы не откажемся от помощи, но Кайа уже предназначена Инграму. Сожалею, Захеб, все мои дочери уже нашли себе женихов.
Улва громко вздохнула, и Дыв невольно посмотрел на Горана, тот улыбнулся углом рта. Значит, признания семьи ждать бастарду осталось недолго.
Гость поклонился и сказал:
— Мой повелитель, ты только что погасил тьму в моем сердце, не оставив мне и моему сыну надежды… Могу ли я быть тебе полезен другим образом? — и отчётливое разочарование сквозило в голосе виердского кхана.
— Как ты сам сказал, Захеб, пока гвыбоды не соединили две судьбы, — Асвальд сделал паузу, и Дыв с удивлением воззрился на него: фрей явно что-то пытался донести до виерда, — будь моим почётным гостем. Дары твои и готовность служить моим детям я высоко ценю. Но то лишь слова, Захеб. Поэтому оставим этот разговор. А дары твои хоть и греют нам глаз и сердце, но мы не можем оскорбить твоё разочарование — все сундуки моя охрана вечером перенесёт в твой шатёр.
Фрейи чуть ли не подпрыгнули от гордого решения своего отца, и Захеб-кхан возмущённо поднял руки:
— Не оскорбляй мою преданность, повелитель, отказом!
— Я всё сказал, Захеб… Марна, открой лицо, моя девочка. Поприветствуй Захеб-кхана и его сына.
Ого! У Дыва руки покрылись мурашками. В эту минуту явно происходило что-то, чего он не понимал. По традиции виердов, как он понял, невеста должна была открыть своё лицо лишь на брачном гвыбодском ритуале и то когда связь будет озвучена. Чего добивался Асвальд, нарушая законы диких, пусть даже сейчас в шатре не было ни одного местного?
Королева и Улва, сидящая слева от Марны, помогли ей обнажить голову. Вдруг возникла короткая, но тягучая пауза, в которой невеста пристально рассматривала Севима, а он повернул голову по направлению к ней.