Путь Владычицы: Дорога Тьмы (СИ)

— Ма-а-ма! — и провалилась в темноту смертельного забвения.
Тьма грызла её изнутри, причиняя невыносимую боль, пока полностью не растворилась в крови, и тогда стало ещё хуже. Тело больше не принадлежало Кайе, она бродила по незнакомой ей местности, не в силах понять, где она находится, почему отсюда нельзя послать зов матушке, почему до сих пор никто не вытащил её отсюда. Кайа всё шла и шла вперёд, но сумерки не хотели заканчиваться, наоборот, неотвратимо сгущались. Если раньше глаза прекрасно видели в ночных воздушных чернилах, то здесь не справлялось даже бывшее острым зрение. Тут разливалась непроглядная Первозданная Тьма и ничего больше. Дышать становилось всё труднее, и Кайа схватилась за горло. Она слышала собственный хрип, как и тяжёлый свист в груди — кажется, Тьма обозлилась на неё за то, что Кайа помогала врагам Тьмы и лишила сестру силы.
— И-ин-гра-а-ам! — захрипела она. Брат её всегда слышал и понимал больше, чем родители. Инграм обязан её услышать! Он — её любовь и смысл жизни… Никто не будет его любить сильнее, чем Кайа, она знает.
Оттого ли, что Инграм услышал её издалека и мчался на Зов, вдруг стало легче дышать, немного, но этого хватило. И Кайа, веря в спасительную связь с братом, повторяла одно и то же:
— Я люблю тебя, Инграм! Помоги мне! Я люблю тебя…
И он прилетел! Правда, вокруг по-прежнему царил мрак, но Кайа чувствовала Инграма. Брат бережно коснулся её лица, слегка оттянул нижнюю челюсть — и жизнь хлынула в умирающую вместе с поцелуем.
— Инграм! Я люблю тебя! — подумала она, обессиленная борьбой, и снова отключилась. На сей раз сумрака вокруг больше не было.
Её величество сидела на краю кровати и держала умирающую дочь за руку. Зов разбудил материнское сердце, Отилия прилетела быстро, но застала корчущуюся младшую дочь в одиночестве. Аши рядом не было. Королева провела рукой над телом Кайи, не понимая, в чём дело, и узнала родственную тьму Марны.
Гневный Зов разбудил остальных, а Марна явилась позже Солвег и Улвы, ухмыляющася и довольная собой. От обвинений отпираться не стала, коротко объяснила повод для проклятия и свою решимость проклясть снова, если бы время повернулось вспять.
— О, Тьма Охраняющая! — больше всех расстроилась Улва. — Неужели нельзя было Кайе дать хотя бы одного раба, чтобы она успокоилась?! Она всего лишь хотела попрактиковаться в карамалийском! Что теперь будет, матушка?!
Королева смотрела на младшую принцессу, та перестала корчиться, вытянулась и теперь однозначно умирала. Отилия положила ей руку на грудь и воззрилась на довольную Марну:
— Ты могла наказать её кошмарами. Зачем же проклинать?
— Я была зла, матушка. Эта дурочка порушила наши законы, помогла нашему врагу, — Марна с трудом сдерживала торжествующую улыбку, подошла ближе к ложу, наклонилась и вдохнула запах смерти. — И я не знала, что на Кайю это так сильно подействует.
— Врёшь, проклятие родственной души сильнее, ты знала! — сердито напомнила Улва.
В тишине все слушали предсмертный хрип Кайи, в сущности, такой же своенравной, как все фрейи.
— Я не могу это выносить! — взвизгнула Солвег и подала пример, выбежала на террасу, распахивая на ней крылья.
— Я тоже, пожалуй, пойду. Устала… — потянулась Марна. — Матушка, разве вам мало трёх дочерей? Кайа совершила преступление против нас всех, я перестаралась. Но не это ли была воля Тьмы Карающей? Пойдёмте спать. Дождёмся отца и вернёмся совершить обряд. Здесь, в бабушкиной башне, её никто не тронет.
Улва во время этой тирады обошла кровать и положила молчаливой матери руки на плечи:
— Нехорошо оставлять Кайю, она — наша сестра. Путь и глупая, но ты, Марна, такой же дурой была, пока твои крылья не развернулись! Ты единственная из нас ловила насекомых и ела их ещё до тьмы!
— Заткнись, иначе и к тебе прилетит! — огрызнулась Марна.
Хрип Кайи оборвался, она замерла. Королева похлопала Улву по руке:
— Мы ничего не можем сделать. Тьма забрала к себе мою четвёртую дочь. Подождём отца, пусть он определит наказание Марне и утешит душу моей малышки. Она не успела получить крыльев, а так мечтала о них, бедненькая… Мне нужно одеться, чтобы вознести хвалу нашему Сердцу за его милость. Пойдём.
 
Отилия поднялась и, обнимаемая Улвой, пошла к террасе. На востоке всходил соларис, и его лучи уже розово ласкали горы. Марна, медлившая и желающая убедиться, что сестра умерла, скрипнула зубами, бросив взгляд в спину удаляющимся и отмечая яркий цвет неба:
— Маленькая глупая гадина, ты всё-таки победила! — плюнула в сторону умершей и последовала примеру матери и сестры, вскоре она парила в небе. Начинался новый день, поэтому упрямый раб перешёл под власть Солвег.
Фрейи удалились, и только тогда скрипнули петли на давно рассохшейся входной двери для прислуги. Осторожно, убедившись, что никого, кроме лежащей на кровати, нет, Дыв подошёл ближе. Совсем недавно, в темнице у Торвальда, Марна его оттолкнула, буркнула, мол, её зовёт мать, должно быть, из-за маленькой глупой гадины, и, велев выметаться, исчезла.
Дыв обменялся парой фраз со злым Торвальдом, вынужденным наблюдать непотребство, узнал, что случилось, и на правах раба, о котором все забыли, помчался на хозяйский верхний ярус. Смерть одного из фрейев карамалийцам была только на руку, но из доверчивой ящерки, тронувшей сердце Торвальда, уже получился годный сообщник. Поэтому надо было убедиться в том, что ей ничто не угрожает, и попробовать вмешаться, если в этом будет критическая необходимость. Он опоздал: ящерка определённо умерла от проклятия собственной сестры.
— Мда… — шумно вздохнул Дыв, — а ты бы мне пригодилась… Жаль…
Он сел на кровать, где недавно находилась королева. Из любопытства наклонился посмотреть ближе лицо умершей. После слов Торвальда о том, что во влюблённой девчонке тьмы почти нет, в голову пришла одна идея. Эта ещё была человеком. Интересно, знали ли об этом фрейи? Надо будет у Солвег расспросить…
— И…а…м, — просвистело рядом с ухом.
Дыв изумлённо выпрямился:
— Что б меня! Она сопротивляется! — потрогал жилку на шее. — Точно бесхвостая ящерка!.. Ну, держись!..
Дыв с трудом снял свой браслет осуждённого в Кар-Малерии, и внешность его стала меняться. Чёрные вьющиеся волосы бледнели, лицо вытягивалось в более мужественное. Двадцати-пятилетний карамалиец заметно повзрослел, добавив к возрасту лет пять-семь.
Он наклонился к борющейся со смертью, оттянул нижную челюсть, помедлил, призывая свою магию, и выдохнул её в рот Кайе. Скованный за сутки артефактом обильный свет хлынул бурной рекой в вязкую тьму, растворившуюся в крови.
Доверчивая принцесса, не получившая священной Тьмы, захлебнулась было чужой магией, но быстро справилась и приняла всю силу очищения, какая была ей подарена. Отрава Марны выступила с пОтом на смуглой коже, и Дыв, почувствовав под собой влагу, отстранился. Кажется, дело было сделано. Но задрожали веки девушки, и он торопливо прикрыл их рукой:
— Спи-и-и, — магия влияния окутала разум Кайи, и она уснула.
Дыв облегчённо наиграл губами “турум-пу-пум”, застегнул артефакт, возвращаясь в хорошо известный фрейям образ карамалийца, однако стоило ещё понаблюдать за результатом. Прицесса-сообщница более чем очевидно ожила, но как поведёт кар-малерийская магия в её теле? Требовалось время, чтобы “след” исчез, часа должно хватить, Дыв проверял дома на артефактах, хотя и по другому поводу… Сейчас бы той самой тьмы, ручной, затереть запах…
Он покрутил головой, осматриваясь, — ни единого признака присутствия сущности, помогавшей принцессе. Позвал негромко:
— Эй, Аша! Ты здесь?.. Мда, печально.
Дыв решил, что королева забрала с собой свою креатуру (Как её там? Материнская защита?), или же Аша умерла раньше своей хозяйки. Выглянул на террасу, прислушался — обе сестрицы-ящерицы находились у себя, вымотанные развлечениями. Подумав об усталости, Дыв невольно зевнул: а ему-то каково? Сукины дети, Ядран и Давор… Неужели Стефан Мудрый решил наказать их и не пустил спасать товарищей, или что-то случилось незапланированное?