Улица свежего хлеба (СИ)

— Итак, ты человек Тимура, — сказал он, разглядывая ее, будто видел впервые.
Глупо было отпираться и, Забава сдержанно кивнула.
— И ты внесла изменения в проект?
Она снова кивнула, считая, что лучшее, что можно сделать в ситуации это говорить правду. Мужчина сжал губы и сузив глаза, потер свою шею сзади. Он встал и приблизился к девушке, заглянул в лицо.
— Сколько ты получишь за это?
Забава слегка приоткрыла рот, от осознания, что в данный момент он сжимает и разжимает кулаки, его ноги широко расставлены и гортанный рык, усиливает ее собственный грохот в ушах. Страх пронзил её тело. И это злит. Как он смеет бездоказательно, сходу обвинять. Она ответила твердым взглядом на яростный взор Алексея, кусая губы до боли, ощущая, как дрожат кончики пальцев.
— Я жду, — он резко взял ее за запястья, больно сжав, так что Забава дрогнула, слегка побледнев и поджав губы.
— Я не могу сказать, — прошептала, чувствуя подступающие слезы. — И это не важно.
— Разве, — Алексей гневно сощурился. — Обсудим другую стоимость, скажем твоей свободы. Ты же не хочешь сесть в тюрьму?
Ее глаза широко распахнулись, испытывая слабость Забава слегка пошатнулась. Другую стоимость? Он предлагает ей продать себя? В самом деле?
— Не хочу.
— Хорошо, — процедил он, кладя ее безвольные руки себе на грудь, а свои на ее талию.
Их взгляды сошлись в жестком столкновении, и Забава ощутила покалывания в ладонях от прикосновения к его груди, от не понимания, чего именно он хочет. По спине побежало ощущение нехорошего предчувствия, вызывая приступ опасений.
— Стоимость?
Она попыталась отстраниться, и не смогла. Чувствуя, как кружит от повышения уровня адреналина в крови. Алексей наклонился и поцеловал. Забава ответила потерянным движением, не способная расслабиться. А затем, попыталась снова отстраниться, гневно вглядываясь в его красивое лицо.
— Думаешь, я продаюсь?
Ехидная улыбка коснулась мужских губ, а взгляд обжег ее цинизмом.
— Думаю, да.
— Отпусти, — она вздрогнула, напрягая все тело.
— А что так?
Алексей лишь усилил объятие, и теперь сжимал ее в своих руках почти до боли, до хруста ребер. Забаве не возможно было ни выдохнуть, ни вздохнуть. По коже пополз мороз напряжения, сковывающий все тело мерзким одервенением.
— Я не та, за кого ты меня принимаешь.
Она попыталась вывернуться, но оказалась зажата в угол, так что губы Алексея оказались у нее на шее.
— А за кого я тебя принимаю, Забава?
— Я не шлюха, — еще одно движение вовне в попытке избавиться, отстраниться, кажется, она начала задыхаться.
— А по мне так и есть. Самая, что ни на есть, шлюха. Иначе бы ты тут не стояла.
Он целовал ее висок, а его руки гуляли по всему телу, сжимая вздымающуюся грудь и поглаживая покрасневшую шею. От его движений Забава мигом вспотела, задохнулась, теряя глубину дыхания и способность к сопротивлению. Ощущая стыд за то, что не может дать достойный отпор, а вместо этого хочет, жаждет прикосновений.
— Пожалуйста, — взмолилась она, в полном бессилии противостоять его напору. — Я не хочу.
Одним движением Алексей стянул с хвоста резинку и распустил волосы. Жест примитивный и интимный одновременно, говорящий выбирай по-хорошему или по- плохому? Ты моя. Будет, как я решил и скажу. Ей захотелось расплакаться. Не хотелось верить, что стоящий перед ней мужчина такой. Он не мог быть таким. Не должен. Она помнила, какой он улыбчивый, заботливый, другой.
— А то что?
— Я подам в суд.
Жалкое обвинение, учитывая, что ее обвиняют в шпионаже. Чересчур жалкое, настолько, что все сжимается внутри от движения губ ласкающих ее овал лица. От нежных прикосновений Алексея к коже и прикусывания мочки уха, с разбегающимися стрелами возбуждения.
— Что расскажешь судье? Как пыталась уничтожить мой бизнес, а когда не получилось, решила отомстить, — глухо оценил он, прижимаясь грубее, так что теперь Забава чувствовала его самого. Его жесткие намерения, твердое желание и непоколебимость.
— Я думала, нравлюсь тебе. Ты лучше, чем говорят люди, — выдохлась она, понимая, что скоро беседа закончится. Останутся действия, за которыми станет неудобно.
 
Ее собственное сердце стучит как шальное, по телу летят буйные волны возбуждения смешанные с горечью разочарования. Если он ее возьмет, прямо в кабинете, когда за дверью люди, коллеги, те, кто знает ее и уважал. И она отдастся, не сможет устоять, не сможет сказать нет. Это ли не позор, не унижение. От мыслей боль пролилась по всему телу Забавы, наполняя тяжестью. Она пьяно плыла в его вожделении, болталась как поплавок в сексуальном мужском напоре, ослабевшая от адреналина, от жара собственного желания.
— И что же говорят?
— Ты бросил мать.
— М?
— И жестокий делец, у которого нет сердца.
Забава попыталась поймать взгляд Алексея, но тот не желал смотреть ей в глаза. И кажется, совсем ее не слушал. Вместо этого, он прикусил с силой кожу на ее шее. И от этого укуса она задохнулась, остро переживая, как вал сильнейшего возбуждения разноситься по телу. Как дрожат колени, подгибаются от желания ответить с тем же накалом. Его прикосновение выжигало по коже невыносимый чувственный отклик. Такой, что соски чувственно ныли, грудь набухла, а внизу живота Забавы взорвалось сметающим притоком желание, беспощадное напряжение. Горячее тепло разлилось внизу, где-то между ног и закружилась голова.
— Ты меня слышишь?
Алексей намотал ее волосы на кулак, резко потянул, заставляя подставить ему лицо, приоткрыть рот.
Забава ахнула, кусая нижнюю губу, не чувствуя, как подкашиваются и не держат ноги, а она поддается к влекущему к себе властному и сильному мужчине.
— Я такой и есть. И, кажется, нашел пару.
Он страстным движением впился ей в губы. Яростно, неистово, жарко целуя ее до головокружения, до горячего забвения, пока Забава не начала задыхаться, отвечать на требовательные движения. Целовал, наказывая, желая одновременно. Чтобы ей в голову больше не приходило даже мысли увильнуть, проявить хоть кроху сопротивления.
От нестерпимого чувственного угара она стонала в голос. Потерялась окончательно в пространстве. Сдалась на его милость и теперь отвечала на движения его губ отчаянно, горячо, как ей давно хотелось. Гори все синим пламенем…
— Ты рехнулся?
Неведомая сила оторвала Алексея от нее, и она тяжело дыша, не придя в себя, ошалело уставилась на Владимира, оттаскивающегося брата на диван.
Пару секунд Забава смотрела на них невменяемым от желания взглядом, а затем пришла в себя захлопала ресницами, в ужасе осознав до конца то, что могло случиться. Покраснев, от всего разом.
— Забава, живо домой, — рыкнул Владимир, пока Алексей приходил в себя, удерживаемый им.
Она бросилась вон. Выскочила за дверь. Оказавшись вне стен офиса на многолюдной зимней улице, окончательно приходя в себя. По щекам холодила влага, и Забава смахивала ее, не замечая ничего вокруг. Ее губы горели, пекли от поцелуев. Щеки и кожа на шее жгло от прикосновений. Тело сотрясалось от желания сбросить напряжение. Ее мысли разрывало от противоречий. Вспомнив, она села на первую попавшуюся скамью, дрожащими руками выудила телефон из кармана куртки, набрала номер.
— Тимур, — ее дрожащий голос полнился хрипами. — Тимур? Как ты мог так подставить?
— О, привет. Разрешилось?
— Что же ты наделал, — спросила она, ощущая, как отрицательно качает головой, раскачивается, дрожит, тяжело от ощущения тяжести в животе.
— Приключилось чего? — голос брата на том конце трубки стал серьезным, даже жестким.
— Ты подставил меня. Подставил.
Он молчал, слушая, как она горько всхлипывает, хрипит, давится от слез.
— Так будет лучше. Научит тебя, не подставляться. Не оставлять следов.
— Тимур, я не твоя, — Забава повысила голос до визга, который тут же упал от мороза до шепота. — Не твоя, шавка. Я не могу как ты, не могу, понимаешь? Не хочу!