Пари под омелой (ЛП)

До моего возвращения в Нью-Йорк остается всего несколько дней, и мы договорились, что проведем их с максимальной пользой, ведь Паркер не отказывается от своего крестового похода, чтобы разморозить мое холодное рождественское сердце.
Я делаю невинный вид и пожимаю плечами.
— Да так, просто очень жду визита толстяка.
Она насмехается.
— Ага, так я и поверила.
Ее неверие вызывает у меня ухмылку, и я просто обхожу эту тему, возвращаясь к обсуждению ее мероприятий, пока на заднем плане звучит песня Тони Беннетта.
— Как дела в театре?
— Все складывается как нельзя лучше, и не волнуйся, все, что тебе нужно будет сделать, это появиться в ночь премьеры в своем милом костюме эльфа и выглядеть красиво, держа подарки Санты.
— Ладно, мне нужно бежать, увидимся… позже?
Стейси Скотт много кем может быть, но она не дурочка, поэтому скептически смотрит на меня, поджав губы.
— Ты ведь понимаешь, что я прекрасно знаю, где ты проводишь время? Пробираешься домой посреди ночи, как будто тебе опять шестнадцать.
— Что ты имеешь в виду? — я беру ее яичный коктейль и делаю глоток, чтобы смыть вкус мятной коры.
— Я твоя мать, Квинн Скотт. И в курсе всего, поэтому я знаю, что ты и некий доктор очень уютно устроились.
В середине ее фразы я выплескиваю небольшое количество яичного коктейля при упоминании Паркера, но каким-то образом умудряюсь проглотить остаток.
— Не совсем понимаю, о чем ты.
Она откладывает мятные конфеты, которые давила скалкой, и скрещивает руки на груди.
— Я же говорила тебе, что мать знает все, а вы двое не так уж незаметны. Ты знаешь, что я люблю Паркера, и он мне как родной сын. Просто будь осторожна, Квинн. У тебя есть своя жизнь в Нью-Йорке, в которую он не входит, и я не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал.
Ее слова медленно впитываются в меня, и я сглатываю эмоции, поднимающиеся в моем горле. Она не ошибается, но часть меня еще не готова думать о том, чтобы уйти от Паркера. Я просто хочу насладиться тем временем, которое у нас осталось, а потом мы сможем встретиться с реальностью.
— Мы просто друзья, мама. Ты знаешь… Паркер и я. Мы всегда были друзьями. Все в порядке, хорошо?
Она не выглядит убежденной, но кивает и протягивает руки, чтобы обнять меня. Когда они обхватывают меня, прижимая к ее маленькому телу, я вздыхаю.
— Люблю тебя, мама.
— Я тоже тебя люблю, милая. Всегда.
На мгновение мы просто замираем так, ни одна из нас не двигается, ни одна не готова отпустить. Сколько бы лет мне ни было, как бы далеко ни уехала, я всегда буду девочкой, которой нужна мама, и, как сейчас, иногда девочке просто необходимо обнять свою маму.
Снаружи раздается гудок, сигнализирующий о прибытии Паркера, я отступаю назад и улыбаюсь.
— Увидимся позже, ладно? Завтра мы устроим вечеринку с упаковкой и посмотрим «Рождественскую историю». Звучит неплохо?
— Звучит неплохо. Береги себя.
Кивая, я хватаю еще один кусочек мятной коры и выхожу через входную дверь. Как и вчера, Паркер стоит, прислонившись к своему старому грузовику, скрестив руки на груди, и выглядит очень аппетитно.
Он одет в брюки угольного цвета, которые обтягивают его мускулистые бедра и вызывают у меня желание. К ним прилагается черная рубашка на пуговицах и пара черных мокасин.
— Ты не просил меня нарядиться, — говорю я ему, как только спускаюсь по скользкой дорожке.
Он протягивает руку и снимает мою сумку с плеча, перекидывая ее через свое, а затем притягивает меня к себе для долгого, глубокого поцелуя. Когда он отстраняется, я понимаю, что пальцы моих ног поджались в уггах.
Он так на меня действует.
— Не было необходимости. Мне просто нужно заехать в офис и посмотреть кое-какие бумаги, которые нужно подписать. Подумал, что сейчас самое подходящее время, чтобы показать тебе все, если ты согласна.
— Конечно. Хотела бы я когда-нибудь увидеть вас в действии, доктор Грант.
Он не игнорирует намек, потому что его большая рука скользит к моей спине, и он притягивает меня к себе, впиваясь своими губами в мои, а затем другой рукой шлепает меня по заднице. Сильно.
 
— В грузовик, Скотт, пока я не передумал и не трахнул тебя прямо здесь, — говорит он, открывая пассажирскую дверь, чтобы я могла залезть внутрь.
— Правда? — говорю я, когда он обходит меня и присоединяется ко мне, — ты когда-нибудь не слушаешь рождественскую музыку? Я даже не знаю, какая музыка тебе нравится, потому что с тех пор, как я вернулась домой, из колонок звучит только Мэрайя Кэри.
Паркер откидывает голову назад и смеется.
— Что может быть лучше рождественской музыки, Квинн?
— Я не знаю… все? Буквально, что угодно.
— Перестань быть букой. Это не обсуждается, милая, пристегнись.
Я скрещиваю руки на груди и притворяюсь, что дуюсь, а потом тянусь вверх и быстро пристегиваюсь.
— Отлично.
Паркер выезжает на шоссе по направлению к своему офису, и, пока мы едем, он включает музыку и поет свою собственную версию «Jingle Bells». Только на этот раз это «Jingle Balls», и теперь я не могу перестать думать о его яйцах.
Честное слово, у парня потрясающие яйца. Не слишком маленькие, не слишком большие, и мне особенно нравится, когда они находятся в моем рт…
— Квинн?
Моя голова резко поворачивается в сторону, чтобы посмотреть на Паркера, и я понимаю, что мы остановились. Фары его грузовика освещают здание его практики, снежинки кружатся от сильного ветра.
Черт, я фантазировала о его яйцах и даже не заметила, что мы остановились.
— Да, ты что-то сказал?
— Я сказал, что мы на месте, — он смеется, качая головой.
— Точно, хорошо.
Пока Паркер выходит из машины и идет открывать мою дверь, я расстегиваю ремень безопасности, наслаждаясь последней секундой тепла перед тем, как на меня обрушится холодный воздух. Я уже должна была привыкнуть к холоду, но он все еще застает меня врасплох и пробирает до костей, когда я выхожу на улицу.
— Давай, зайдем внутрь, а то холодно, — Паркер подводит меня к входной двери, затем отпирает ее своим ключом и вводит внутрь. В офисе ненамного теплее, но, по крайней мере, здесь нет ветра и снега.
Он подходит к выключателям и щелкает ими, освещая помещение. Здесь тепло, уютно и совсем не похоже на кабинет врача, что, как я понимаю, и было целью. Стены выкрашены в теплый бежевый цвет, на большинстве стен висят яркие картины, а также награды и сертификаты Паркера.
— Ух ты, — выдыхаю я, расхаживая по комнате ожидания и рассматривая все вокруг, — Паркер, это невероятно. Ты должен этим гордиться.
— Спасибо. Я проведу для тебя экскурсию за кулисы, пойдем, — он протягивает руку, и я без заминки вкладываю свою ладонь в его и позволяю ему провести меня по офису, показывая комнаты приема пациентов, ресепшен и, наконец, его кабинет.
Выкрашенный в насыщенный красный цвет, он как будто переносит меня в прошлое. Здесь все отделано деревом и бронзой, в углу горит тусклая лампа, отбрасывающая теплый свет на все помещение. Вдоль стен стоят встроенные книжные шкафы, заполненные книгами, медицинские журналы, папки с документами, вдоль них расставлены награды.
В центре комнаты стоит большой дубовый письменный стол, за ним — подходящая полка. Сам стол чистый, только несколько папок лежат посередине, когда я подхожу к нему, чтобы посмотреть, то провожу пальцами по полированному дереву и улыбаюсь, когда вижу вставленную в рамку фотографию Оуэна и Паркера на рыбалке с отцом Паркера, а затем фотографию нас троих после того, как наша школьная футбольная команда выиграла чемпионат штата.
— Не могу поверить, что ты сохранил эту фотографию после стольких лет, — говорю я, поднимая глаза на него. Он пристально смотрит на меня, засунув руки в карманы брюк и прислонившись к одному из книжных шкафов.
— Конечно, я сохранил ее, Квинн. То, что ты уехала, не означает, что я собирался забыть тебя, — тихо говорит он, и мое сердце гулко бьется в груди.