Золото: деньги прошлого и будущего

К 1986 году британская экономика впервые за многие десятилетия окрепла и стала поигрывать мускулами. Тэтчер предприняла целый ряд мер, направленных на стимулирование экономического роста. Максимальная ставка подоходного налога была опять снижена — уже до 40 %), в то время как базовая ставка опустилась с 33 % до 25 %. Правительство планировало дальнейшее ее снижение до 20 %. Дополнительный налог на доходы от инвестиций в 15 % был отменен. Ставка налога с доходов корпораций была уменьшена с 52 % до 35 %. Налог на прирост капитала был упрощен и проиндексирован в соответствии с инфляцией, а максимальная ставка снижена с 75 %) до 30 %. Промышленность избавили от засилья контролирующих и регулирующих органов. Десятки государственных предприятий были приватизированы. Как в США, снижение налоговых ставок не привело к сокращению налоговых поступлений. В период 1978–1979 годов на долю тех 5 % налогоплательщиков, кто получал самые большие доходы, приходилось 24 % от общих налоговых поступлений. В период 1987–1988 годов они платили 28 %).
Тэтчер утратила популярность у сограждан, когда начала экспериментировать с повышением налогов. Она ввела подушный налог с избирателей и подняла ставку налога на прирост капитала до 40 % с 30 %. В Японии 40-летний период процветания экономики закончился тогда, когда в конце 1980-х — начале 1990-х годов правительство принялось повышать налоги впервые после прихода к власти Либерально-демократической партии в 1955 году. Начавшийся при Рейгане экономический бум в Америке закончился тогда, когда Джордж Буш, обещавший электорату не вводить новых налогов и снизить налог на прирост капитала, вместо этого повысил ставки подоходного налога.
Ссудосберегательные ассоциации были созданы в 1930-е годы для работы на рынке ипотечного кредитования, которым в то время пренебрегали крупные банки. Оборотной стороной специализации является отсутствие диверсификации. Ссудосберегательные ассоциации держали все яйца в одной крошечной корзине. Их активы по большей части представляли собой долгосрочные ипотечные кредиты под фиксированный процент, обеспеченные недвижимостью в пределах определенного географического района. Они финансировались исключительно за счет сбережений вкладчиков, депозиты которых являлись краткосрочными инструментами с переменной ставкой процента. Коммерческие банки, напротив, располагали более диверсифицированными портфелями менее долгосрочных корпоративных кредитов.
Ссудосберегательные ассоциации (ССА) могут жить и процветать только в условиях относительно стабильных денег. Они берут взаймы на короткие сроки и выдают кредиты на длительные, извлекая прибыль из разницы в ставках. В эпоху стабильных денег, гарантированных Бреттон-Вудским соглашением, ссудосберегательный бизнес был спокойным и неспешным. Однако в эпоху ускоренной инфляции 1970-х годов ССА были обречены. Например, доход от процентов по ипотечному кредиту, выданному в 1960 году, должен превышать проценты, выплачиваемые ассоциацией по сберегательному депозиту в 1975 году. Взрывное развитие сектора процентных деривативов в последние 20 лет было вызвано желанием снизить риски.
Уже в конце 1960-х годов, когда Билл Мартин сражался за соблюдение Бреттон-Вудских договоренностей, ссудосберегательный сектор стал понемногу приходить в упадок. Конгресс поспешил ввести новые правила регулирования, которые дали ССА искусственные преимущества перед обычными банками. На какое-то время это поддержало сектор, но к концу 1970-х годов его все-таки постиг кризис. Регулирующие органы попытались решить проблему, разрешив ССА диверсифицировать свои инвестиции и повысив верхнюю границу объемов федерального страхования депозитов с $25 000 до $100 000. Эти нововведения поощряли спекуляции; многие ССА были обречены из-за бездействия управляющих, однако если тем удавалось извлечь прибыль из рискованных операций, у банка появлялся шанс на выживание. В случае неудачи никто не страдал, так как правительство бралось помочь вкладчикам. После того как в начале 1980-х годов правительство еще сильнее ослабило контроль над сектором, самые рискованные и агрессивные ассоциации стали предлагать высокие процентные ставки в надежде привлечь вкладчиков, раз государство страховало депозиты.
 
Финансовое учреждение терпит банкротство, когда не может выполнить взятые на себя обязательства. САА несет обязательства перед своими вкладчиками, которые в любой момент могут потребовать свои деньги обратно. До 1930-х годов банки разорялись, так как вкладчики улавливали первые признаки финансовых проблем и снимали деньги с депозитов. Финансовый крах 1930-х годов, усугубивший Великую депрессию в Соединенных Штатах, подсказал правительству идею ввести страхование вкладов. Но, как часто бывает, новое правило потребовало дополнительных правил для преодоления побочных эффектов. Банки теперь не могли обанкротиться сами по себе, поскольку вкладчики не спешили забирать деньги, будучи уверены в том, что получат их в любом случае. В этом заключалась проблема со страхованием депозитов. Банки больше не рисковали деньгами вкладчиков, они рисковали государственными средствами, и государство должно было решать, когда вмешаться и ликвидировать банк.
Ситуация ухудшилась во время рецессии 1982 года, когда государственные регулирующие органы смягчили требования к финансовой отчетности ССА, чтобы позволить им пережить трудные времена. Регуляторы опасались (и вполне обоснованно), что волна банкротств ССА окончательно столкнет экономику в пропасть. Власти замаскировали проблемы в секторе, отложив «чистку» в рядах ССА до того момента, когда ее позволит провести ситуация в экономике и госфинансах, пусть за гораздо большие деньги.
К 1985 году замаскировать убытки отдельных ССА уже не представлялось возможным. Экономика в целом достаточно окрепла, чтобы пережить ликвидацию ряда ссудосберегательных ассоциаций. Регуляторы были готовы приступить к процедуре банкротства, однако их остановили влиятельные конгрессмены, пользующиеся поддержкой ССА. Начиная с 1960-х годов Конгресс щедро снабжал ССА госпомощью, и между влиятельными законодателями и представителями сектора установились самые теплые отношения. К концу 1980-х треть всех ССА не приносили никакой прибыли. Окончательная «зачистка» в секторе началась с принятием Закона о реформе финансовых учреждений, поддержке и исполнении в 1989 году. Работа была завершена только в 1994 году; она обошлась правительству приблизительно в $200 миллиардов.
Миф о том, что кризис ссудосберегательных ассоциаций произошел из-за Рейгана и отказа от госконтроля за сектором, жив и по сей день. Рейган ни в чем не виноват: наоборот, курс на укрепление доллара помог сектору вернуться к рентабельности. При Рейгане этот нарыв созрел, поскольку директора ССА пускались во все тяжкие, чтобы извлечь максимальную прибыль из застрахованных государством депозитов. Но на росте экономики это никак не сказалось. Кризис ССА достался в наследство от 1970-х годов, и утверждать, что он вызвал рецессию 1990–1991 годов, можно только с большой натяжкой. Точно так же окончательная «зачистка» сектора в начале 1990-х годов не оказала заметного влияния на экономику.
Крах ссудосберегательных ассоциаций сегодня приводится в качестве наглядного примера того, что происходит с экономикой, если страны вовремя не решат проблемы «плохих» долгов. Это совершенно неправильный вывод. Скорее, случай с ССА может служить примером того, что ничего плохого с экономикой США в 1980-е годы не случилось, несмотря на то, что проблема «плохих» кредитов решена не была. Это не означает, что правительству не следовало вмешаться раньше. Однако ликвидация невозвращенных кредитов, которую недавно навязали Японии, Южной Корее, Таиланду и ряду других стран, принесла экономике гораздо меньшее облечение, чем ей приписывают. Главной проблемой этих экономик является их неспособность положить конец образованию «плохих долгов» — другими словами, решить глобальные проблемы экономики, вынуждающие корпорации объявлять дефолт. К банкам это имеет лишь косвенное отношение. Одной из причин того, что западные консультанты продолжают навязывать этот миф правительствам азиатских стран (самыми последними жертвами стали Япония и Китай), является желание заставить местные банки продать подразделения американским банкам и прочим иностранным стервятникам, жаждущим приобрести чужие активы за смешные деньги. (Азиатские банки приходится заставлять производить «чистку», потому что сами они к этому не стремятся, что неудивительно.) Для американских банков это оказалось крайне выгодным. Инвестиционный банк Goldman Sachs стал одним из крупнейших владельцев недвижимости в Японии, поскольку японское правительство вынудило местные банки продать обеспеченные залогом долги по «рыночным» ценам (если бы цены и в самом деле были рыночными, правительству не пришлось бы принуждать банки к продажам). Покупатели таких долгов обычно преуспевают, ведь они совершают сделку по ценам, гарантирующим успех. Кто является владельцем долговых расписок, роли не играет. Если бы активы не были проданы, прибыль досталась бы местным банкам.