Невыносимый брат (СИ)
— Я подумаю, — ошарашил я Марию и глотнул пива из горлышка.
Надо как-то оправдать себя, ну что-то вроде поэтического: «я хуй не на помойке нашёл», но ничего в голову не приходит, и я тупо ухожу.
Два шага в сторону виснет на мне бывшая одноклассница. В девятом нас скоропостижно покинула, теперь вернулась с образованием в родной посёлок. Образование лезло из ушей и свисало лапшой.
— Кирилл, — подмигивает она. — У меня родаков нет.
У меня тоже. Точнее они есть, но их существование после развода не чувствую. Папа не хило стал зарабатывать, поэтому я гуляю. Все знают, что я теперь богатого папаши сынок, и виснут… виснут.
Тоска какая!
Где Рон?
В баре всё мелькает, дёргается, музыка бьёт прямо по мозгам. Вот на хрен я сюда пришёл? Выпендриться? Отпраздновать днюху?
Всё вместе, я скоро уеду поступать, а ещё я сдал на права.
— С днём рождения, — меня целуют какие-то губы, тянут за руку в сторону. Не даю себя в обиду, иду ближе ко входу. Запах не тот. Гелька пахла малиной и по́том. Потная женщина свела с ума меня несчастного, и я страдаю. У Гели ноги от ушей, она в длину и в высоту прыгает.
Я начитался философии и понял, что с этим древним чувством, что завязано на гормонах, бороться бесполезно. Клин клином я не вышиб, теперь просто жду, когда это всё закончится и начнётся учёба, а может и работа. Однажды я перестану ползать по её страничке и вспоминать, как дёргал меня чёрт зажать малознакомую девчонку в тёмном уголке и жадно сосать её сладкие губы.
И мучиться мне всю оставшуюся жизнь.
Я даже зарегистрировался, как «Дракон» и пытался познакомиться. Горел и меня ледяными помоями: «У меня есть парень». А у меня нет девушки, так что Данилу придётся подвинуться. Не сейчас, я для начала к отцу съеду, поступлю, потом держись Гелик. Я тебе дракона покажу.
Найду её, если через полгода не остыну. А я, похоже, залип надолго. И никакие Данилы мне не помеха.
Рон пришёл в бар. За вход не платит, потому что не хочет бухать и прожигать время даром. Морда чумазая, опять прямо с гаражей на бал. На нём виснет взрослая баба по имени Карина. Они ссосутся, но для Мирона это, как «здрасьте». Руками женщину не трогает, устало высматривает меня.
Я ухожу!
Со своего дня рождения линяю. Кто не успел выпить на деньги моего бати, те в пролёте.
— Здорово, бро, — покидаю обитель зла, толкаю Мирона на крыльцо клуба, пьяная Карина с нами.
— С днюхой, бро. Где мой кусок торта?
— Дома, пошли.
Мирон выхватывает бутылку из моих рук и допивает пиво.
Идём втроём за клуб, там тёмными тропинками добираемся до хвойного парка, что выведет нас в центральную часть посёлка, к нашему дому.
На улице тепло, снимаю толстовку, Мирон в грязной куртке уныло смотрит по сторонам. Карина как-то сама к нам прилипла. Никто не приглашал. Молчит, и ладно. Шатается от меня к Рону и обратно.
— Ты, как запавший на свою Любу в тринадцать и к восемнадцати ни разу не остывший, скажи, что делать со влюблённостью? — выдаю на одном дыхании.
— Работать, блядь, чтобы было в чём и на чём к девушке подъехать.
Ему хорошо. Он своей девкой одержим и спокоен. Люба его любовь с Данилами не гуляет, вообще парней избегает, вот и ходит Мирон спокойным девственником позволяя всяким Каринам себя целовать и не позволяет затаскивать себя в постель. Он вообще миновал многие соблазны, я ему завидую. Если б я не пробовал «печеньки», может так бы не хотелось ещё.
Раздаётся свист, мы останавливаемся. Рон моментом приободрился. Девок нет, компенсирует беспрерывными драками.
— Карина, иди к нам! — зовут голоса из тьмы глубинной.
— Иди, иди, — подталкивает её Мирон, и девушка, пошатываясь, нас покидает.
— Чё, как там твоя Люба? — уныло спрашиваю я.
Мирон одержим одной девчонкой и машинами. Можно ещё спросить об чью рожу разбиты кулаки. Собственно и весь узкий круг интересов моего друга.
Но он друг. Самый настоящий.
Всегда защищает, выручает. Делился много лет со мной жвачками и лимонадом. Такое не забыть. Не всегда я жил богато. Это сейчас папа такие карманные стал мне отваливать, что я могу машину купить.
Так что Корсаров человек надёжный, но ограниченный.
— Люба на похороны приехала, даже не глянула на меня. Я хотел поговорить, прыгнула к такси и сбежала. Люба-любовь, — расстроенно вздыхает Корсаров, рассматривая на ходу свои кулак со сбитыми костяшками. Замахивается и куда-то во тьму между сосен кидает пустую бутылку. — Будто столько лет не дружили, как будто я чужой ей. Покрасилась опять в брюнетку. Капец стрёмно!
Ему хуже, чем мне. Любу затравили парни в девятом классе. Потому что кроме неё девчонок не было и всем хотелось красавицу Любу пощупать. Мирон дрался за неё, я поддерживал его порывы. Не удивительно, что у Любы на парней аллергия, и Мирон, как настоящий мужик, попал в чёрный список. Хотя любит её. И они действительно дружили с детства.
— Помнишь, про Гелика рассказывал?
Мирон не стесняется говорить, что любит одну, что одержим только одной. А я по моде хочу, чтобы куча баб, мне не нужных, а я им так очень нужен. С появлением денег в карманах начал из себя что-то строить, подстраиваться под современные нравы и стереотипы. Папа богатый, вытирай об девок ноги, особенно из бедных семей. Я пока не вытирал, но слёзы уже видел, и обиженные девушки сидели у дверей квартиры.
Хотел, быть свободным, но вляпался случайно в любовь и, похоже, утоп.
— Мне нравится, — оценил Мирон. — Гелик на Гелике. Станешь большим и богатым купи ей Гелендваген.
Мы опять замолчали. Не думал, что так сложно даже другу признаться, что втюрился. Да так влюбился, что до слёз расстраиваюсь. Иду, и дышать сложно. Алкоголь расслабил, разум замутил, мне без Гелика хреново.
— Ну? — толкает меня плечом Мирон, смотрит хмуро, густые брови к переносице съезжаются.
Я вообще не понимаю, как он не трахался ни разу, с такой смазливой рожей. Девки штабелями укладываются, а он ни в какую.
— Рон, тебе не хочется секса попробовать? — пренебрежительно усмехаюсь я, вроде циник и не пробить меня влюблённостью.
— Ну, ты пробовал, — ехидно усмехается в ответ Корсаров. — Помогло в жизни? Гелик не даёт, страдаешь.
— С чего ты взял, что страдаю?
— Тебе про Ангелину скажи, у тебя начинается нервный тик и потеешь, — он откровенно ржёт надо мной, когда я его шутовски пинаю ногами, защищается. — Мошка! Ты ж втюрился в девку, которую толком не знаешь.
— Не ори, блядь, — оглядываюсь по сторонам.
Я замираю. А ведь я из себя строю хрен знает что и начинаю бояться, показать себя с другой стороны.
Надо подумать, оно мне надо?
Может, как Рон, быть спокойным, непробиваемым и не скрывать свои чувства.
Только не в нашем гнилом посёлке!
Хорошо, что школа позади, в новую жизнь с чистым лицом без масок.
— Это мысль, — кривлю я губы, Рон закидывает мне руку на плечо. — Философская мысль. Корсаров, ты в курсе, что такое философия?
— Это когда нажираешься и рассуждаешь, — усмехается Рон. — Но я тебе вот что скажу, бро, если жрать без меры шоколад, то выпадут зубы, покроешься прыщами и начнёт тошнить.
— Не стоит шоколад с сексом сравнивать. Интимная тема это сфера комфорта. Все так живут.
— Я так не живу. Ну, да, я не пример. Ебанутый Корсаров, помешанный на зашуганной Любе Часовой.
— А если бы вы переспали, то всё бы было о`кей. Секс — это такая форма общения. Хочешь в кино — сходи, посмотри, хочешь пиво — выпей, хочешь девку — трахни.
— Однажды услышал от нашего классного такую фразу: «помни, ты — порох, не прикасайся к огню». Не хер ходить, где бабы на тебя виснут, другими тропами бегать надо, чтобы спокойно жить. Ну и что, что Люба не со мной? — он начинает психовать, отходит от меня. Он одержимый с диагнозом. С ним психолог работает. Помешался на своей девке. — Зато на душе спокойно. Она одна и я один, наше время просто не пришло. Ты то с одной, то с другой. Сейчас весь влюблённый, то в Ирку, то в Аньку, то в Лерку, неделя проходит, злишься и опять добычу ищешь. А потом, блядь, и жрать это не захочешь. Не сможешь, потому что переел. И что ты мне про Гелика рассказываешь? Тебе только получить её, а в мыслях ничего серьёзного. На будущее рассматриваешь ещё варианты. Да мне пох, на твою спортсменку. Меня задолбали укоры и претензии, — он стал кривляться, искажая голос. — Рон, иди трахнись! Ты какой-то не такой! Всё стадо вокруг ебётся без памяти, а ты выискался человек.