Каллгира. Дорога праха (СИ)

— Не уверен, в какие детали заказа вас посвятили, — начинает Эдвард и разливает чай по двум фарфоровым чашечкам. Каз не смогла вспомнить, в каком бы ещё доме в Гастине видела обычные чашки, а не армуды, больше похожие на высокие рюмки. Одну из них Эдвард подаёт Казимире. — Наша цель, — хм-м, «наша» , — нынешний князь Оссира, Биранд Ташчи, и вся его семья.
— Дети? — спрашивает Казимира, не поднимая взгляда от ещё кружащегося в чашке чая.
— Детей нет, — лжёт Бофорт, но Каз этого ещё не знает.
Вопросы так и чешут язык, но она сдерживается. Между бровями Казимиры залегает морщинка. Почему именно Оссир, когда можно выбрать какой-нибудь мирный Гегут. Или одно из богатейших горных княжеств Аскел. Нет, вслух Казимира ни о чём не спросит. Нравится Бофорту эта пороховая бочка, где единственный крупный порт ведёт в столицу, и нет полезных ископаемых — это его дело.
— У меня личные счёты с Ташчи, — говорит Эдвард, будто мысли её прочитал. Лицо Казимиры разглаживается. Лакх, слишком выдаю свой интерес . 
— Вам нет нужды мне об этом рассказывать. Достаточно имени. — Казимира возвращает свою чашку на стол, хочет встать, ведь всю нужную информацию уже получила, но Бофорт тянет к ней руку.
— Вы должны знать, что он за человек. — Он кивает, заставляя Каз сесть обратно. Тон тихий и доверительный.
Всё в его лице, движении рук, мягкой походке кажется нарочито галантным и опасным. Особенно серые, мёртвые глаза. Но когда Бофорт улыбается и прищуривается, в нём появляется какой-то шарм. Такому не научишь, это дано ему природой, так же как мягкие рыже-русые локоны, падающие ниже плеч.
— Я буду лучшим правителем, чем он. Можете поверить.
Не много ли берёшь на себя, сосунок? Казимира не позволяет своему пренебрежению проявиться на лице, слушает его отстранённо. Бахвальство греет ему душу — кто Каз такая, чтобы мешать резистенту. Пока платит, пусть хоть все сказки мира зачитывает.
— Я не писал об этом родителям, но моё обучение закончилось уже год назад. — Эдвард подаётся чуть вперёд и смотрит Казимире в глаза. Она отстраняется. Терпи . — Я хотел опробовать себя в качестве военачальника, знаете, это мне всё же ближе, чем сидеть в высоком доме и отдавать приказы. Хочу быть на передовой.
Этот тон и откровенные речи не сулят ничего хорошего, но Казимира всё не может понять, что не так с этим парнем. Зато точно видит, что отличает его от других заказчиков, посылавших её за головами князей. Эдвард одет хоть и по последней иденской моде, но скромно. С высоких сапог с дороги не успели стереть грязь, из-под чёрного камзола, выглядывает мятая белая рубашка. На Бофорте нет украшений, на поясе он не носит парадный клинок, который никто никогда не точил.
Бофорт откидывается на спинку своего кресла, скрещивает ноги и лениво покачивает ступнёй. Ему нет нужды лишний раз показывать, что он здесь хозяин, но от этой детали характера ему уже никогда не избавиться. Особенно, если станет князем.
— Обучение военного дела на практике я проходил у «Гидр из Лийе».
Каз не сдерживает глубокого вдоха. Эдвард улыбается уголками губ.
— Должно быть, слышали о них? — Он отводит взгляд к книжным стеллажам, щурится, что-то вспоминая, и дальше говорит уже будто не с Каз, а с собой. — Да, кажется, один из генералов, Риардан, рассказывал, что учился в Гур. Возможно, вы были знакомы? — Не дожидаясь, пока Каз ответит, Бофорт продолжает: — Чуть меньше года назад нас нанял князь из Ханаби, Гуид Герра.
И это имя Казимира тоже слышала. Догадываясь, о чём пойдёт речь, она снова смотрит на свой нетронутый чай. Отстраниться, отвлечься . Каз представляет, как напиток будет горчить на языке, как запах ударит в нос.
— Ташчи посягал на земли князя Герра, занял портовый город Ашмир, — продолжает распинаться Бофорт.
— Да, я знаю об этом столкновении, — перебивает Казимира сиплым голосом. — Мой друг там служил.
 
— О, — Эдвард останавливается, заглядывая ей в лицо. Оживление сменяется пониманием. — По вашему тону рискну предположить, что он не выжил.
— Да, он погиб под Ашмиром, — отвечает Казимира и на несколько секунд задерживает дыхание.
Ньял, мехшедский парнишка, которого она знала с пятнадцати лет, в прошлый гиш завербовался к «Гидрам». Его отец был так им горд, что сделал в тот день скидки каждому посетителю своей пекарни. «Ешьте и пейте, молитесь своим богам за моего мальчика».
— Может быть, — Эдвард понижает голос и смотрит на охранников, словно ему не нравится, что посторонние слышат этот разговор, — я знал его?
— Вряд ли, ваша милость, — Каз вымучивает улыбку, — Ньял был рядовым солдатом и обскуром.
Эдвард ставит свою чашку, звякает блюдце. Кончиками холодных пальцев он касается напряжённой руки Казимиры. Она отдёргивается, и Бофорт поднимает ладони в сдающемся жесте.
— Простите. Я лишь хочу сказать, — он кашляет и снова говорит тем громким, уверенным тоном, — похоже, и вы не питаете тёплых чувств к Ташчи. Ведь он всё это развязал. — Взгляд Бофорта снова устремляется к книжным полкам. На юном лице залегают морщины у глаз и между бровей. — Я видел его на поле боя, видел, как он отправлял своих людей в атаку, даже когда стало ясно, что они проигрывают. Он должен был отступить. — Взгляд Бофорта темнеет, и Каз слушает его почти заворожённо. Всё, что она услышала от отца Ньяла: «Погиб в бойне под Ашмиром». — Но Ташчи бросил своё войско на «Гидр», чтобы сбежать. Такой человек не заслуживает статус князя. — Бофорт снова заглядывает ей в глаза. — Вы согласны?
Казимира дважды кивает, потому что первый раз выходит рваным, будто нервный тик. Эдвард Бофорт завоевал её доверие всего одной историей.
Откуда ей было знать, что он не участвовал ни в одном бою, не встречал ни единого генерала «Гидр»?
После того, как отец Ньяла показал ей то письмо, Казимира пропускала все новости о военных действиях мимо ушей. С десяток ребят, с которыми она училась, не из убийц, из военных, тоже участвовали там. Кто на стороне Ташчи, кто на стороне Герра. Раньше бы Каз не взволновала весть о смерти кого-то из них. Плакальщицы отпоют, теперь они под защитой Алаян.
Но после вестей о Ньяле... Почему-то всё стало иным. Каз лишь теперь поняла, что смерть приходит не только за убийцами и их жертвами.
К зафери! Он же мальчишка, девятнадцать лет! Ему бы отцу в пекарне помогать, ему бы хохотать над Каз, когда она пытается сама починить себе протез, потому что техник опять загнёт цену. Ему бы жениться на Лиме, он ведь рассказывал, как давно в неё влюблён. Ему бы детей растить, ему бы жаловаться на князей, на налоги...
Нет, после того письма Казимира ничего не хотела слышать о смертях и очередных князьях, что делят клочки земли, и швыряют в бой против обученных бойцов мальчишек с улицы. Да, это был выбор Ньяла. Каз отговаривала его, объясняла и спорила, да только крийец даже вдали от родных островов остаётся крийцем. В нём кипит кровь, и жажда боя застилает глаза.
После разговора с отцом Ньяла, Казимира вернулась в крепость Гур. В башне Плакальщиц она вбросила записку с именем «Ньял» в чашу для оплакиваемых. Это было против правил, и в Алаян, и в Алгу он никогда не верил, но Каз должна была сделать хоть что-то.
Поэтому человек, что давит на самое больное, что выдаёт себя за понимающего друга и врёт тебе, глядя в глаза, манипулирует и натравливает, сам заслуживает смерти. Что бы на это ни ответил Орден Гур.
В Мехшед Казимира вернётся перед самым рассветом. Поставит мотоцикл в гараже при гостинице «Гретта и Фелике», по пустым улицам доберётся до особняка Бофортов. Можно остановиться на одном только Эдварде, но Каз захочет устроить ему то же, что он устроил семье Ташчи.