Каллгира. Дорога праха (СИ)

Она не уточнила, что «тут» — это не в Ярмарке. «Тут» — это в Гастине.
Годы шли, город перестраивался, люди съезжали, умирали, воевали, но вот запах в «Хмельном кабанчике» не менялся никогда — будто здесь полы мыли пивом и натирали луком. В такое время бар пустовал, только пьяное тело распласталось на стойке. Каз понадеялась, что оно живое. Работники не вышли ни на стук захлопнувшейся двери, ни на зов Казимиры. Дакин вздрогнул, когда она рявкнула:
— Догáн! Доган, я знаю, что ты где-то здесь! — По привычке на салданском. С этой княжеской свитой язык родной забудешь.
Тело на стойке подало признаки жизни — подпрыгнуло, упало на пол, нашарило ножку табурета, обнялось с ним и заснуло. Что здесь сменилось, так это мебель; уж очень посетители «Кабанчика» любили швыряться всем, что под руку попадётся. Швыряться, разбивать о чужие головы и спины, отламывать ножки и использовать в качестве оружия. В темноте зала Каз заметила блеск — это из балок и деревянных стен торчали ножи и вилки.
Доган вышел из кухни, стуча по половицам бионической ногой, всмотрелся в лица гостей. Сонно хмурился, не узнавая Казимиру, пока она снова на него не рявкнула:
— Совсем допился, хер старый?
— Ка-аз! — перебил Доган и бросился обнимать её, чуть не сломав оставшиеся рёбра. — Ай, джáне, бени́м джане[3]!
Казимира уткнулась в его мясистое плечо и не хотела отпускать, только слушать медовый голос.
Последовали долгие причитания о том, куда она пропала, почему не послала весточку, почему ни разу не явилась ни в Догюд, ни в Ирáм, ай, как похудела, да где же тебя зафери носили, голодом морили, присядь, сейчас Самина обед тебе приготовит, где это видано, чтобы над нашей девочкой так издевались, ай, беним джане, ай, ащ Алга, ащ Алга, ты дома, блудная девчонка.
И всё на одном дыхании.
— Доган, — позвала Казимира с улыбкой. Железной хваткой хозяин бара усадил её за один из столиков, рявкнул в сторону кухни, так что там с грохотом посыпалась посуда. — Доган, — повторила Каз мягко.
За годы жизни тут Доган стал для неё будто вторым отцом — тем, который научит пить ракут, но на утро подаст плашку бульона по семейному рецепту, что похмелье в одночасье снимает.
— Доган, послушай, пожалуйста. — Пришлось повысить голос. Доган остановился, уставился на неё, хлопая большими глазами — Я тоже рада тебя видеть, правда, но давай всё обсудим потом. Мы с другом... — Казимира указала на Дакина, который так и остался стоять у барной стойки: его-то присесть никто не пригласил. Доган покосился на монаха, будто не замечал до того. — Мы с другом здесь по делу. Ищем доктора Галена.
— Да док уже лет пять, как съехал. — Доган отодвинул стул напротив Казимиры, осел, вытянул протезированную ногу и растёр колено. — Авий его выжил.
— Авий всё ещё наместник?
Этот скользкий тип занял пост в тот же год, когда Казимира сняла дом за стенкой от этого бара. Уже тогда в городе подшучивали, что Авий не жилец, слишком многим насолил, пока был торгашом, — а теперь, на посту, и подавно.
— Ага, четверых князей пережил, сукин сын. Охрану выставил вокруг дома. У вас, в Гур нанимал. Мы всё ждали, когда ты вернёшься, контракт хотели на ублюдка дать. — Доган сипло посмеялся, а Каз слушала вполуха. Рассматривала, как он поседел, как поредели борода и волосы, как руки в обскурных пятнах дрожали сильнее прежнего. Синяя клякса, что тянулась через всю левую часть лица Догана, чуть стягивала кожу, и уголок губ замирал будто в улыбке. — А док теперь где-то в Идене принимает. Давно копил, помоги ему Алга, хоть он в тебя и не верит. Ащ, Алга, ащ.
— Понятно. А посоветовать врача хорошего и аптеку какую-нибудь можешь?
— Всё по делам, да по делам. — Доган хлопнул себя по бедру. Каз поморщилась от его повышенного тона, отвыкла. — Девочка, я тебя не видел лет шесть, посиди со мной, поешь, выпей, потом обсудим, ну!
— Я зайду к тебе вечером, — пообещала Каз и сама себе не поверила. Вряд ли поверил и Доган. — Но сейчас нас ждёт заказчик. Нужно срочно уладить одно дело, у нас там раненые, и...
 
— Ты ранена? Что болит? Кто тебя? Самина-а!
— Да сядь ты, ащ, Алаян! Доган!
Казимира не увидела, но услышала сдавленный смешок Дакина. Ага, значит, ты всё-таки знаешь, как это делается.
Они вышли из «Хмельного кабанчика» только минут пятнадцать спустя, но раздобыли адрес проверенного лекаря. Чувствовала себя Каз отвратительно, будто снова предавала Киор-бэя.
Дакин хотел о чём-то спросить; Казимира замечала, как он время от времени поворачивался к ней и уже раскрывал рот, но осекался. Правильно, помалкивай, всё равно не отвечу, почему семь лет здесь не появлялась.
Взгляд Каз остановился на вешалке, обвитой веточкой сирени.
— Подожди тут, мне надо заглянуть, — сказала Казимира.
Дакин замер, глянув на витрину с сиреневым и розовым атласом, лентами, вазами с сиренью.
— Я не за шелками, не косись так, — ответила Каз на незаданный вопрос.
В Белом Храме свите Валлета, может, и выдали свежую одежду с чужого плеча, но проблемы белья это не решило. На пару монет Ариан не обеднеет.
* * *
По мнению Вегарда, местный Белый Храм выглядел не лучше, чем тот, в котором они ночевали пару дней назад. На внешнем фасаде остались следы ударов камнями, подтёки синей краски, где-то осыпалась штукатурка, в паре окон выбили стёкла. Клаудия замерла на крыльце, удержалась за подставленную руку Вега, но вошла. Ариан и Вегард без права выбора — за ней.
Полчаса спустя, когда они выходили из молебной, послушник, что мёл в коридоре, поклонился, помедлил и спросил:
— Ваша светлость, вы слышали, что случилось с южным храмом?
У Вегарда затекло всё тело и, разминая шею, он повернулся к послушнику. Клаудия отмахнулась:
— Его светлости ни к чему слушать сплетни.
— Рассказывай. — Ариан кивнул и закурил.
Вег заметил, как послушник боролся с собой — в храме курить нельзя, но князю ведь не возразишь. Поэтому зажжённую сигарету забрал Вегард и потушил её о подоконник. Ариан уставился на него — и какого зафери? Вег указал на послушника — тебе рассказывают, слушай.
— В Гастине осталось всего два оплота нашей веры. Местные не только нас не жалуют, но и пытаются выжить отсюда. — Послушник показал посиневшие пальцы — не обскура, это краска въелась в кожу. — А на днях вот напали на южный храм, сожгли. Только несколько служанок спаслись, еле до нас добрались.
— Дикари, — бросила Клаудия. Она так и стояла на пороге, спиной к ним. — В Идене я переговорю с викариусом об усилении Длани на юге.
Вег поморщился, когда проходил мимо послушника. Тот всё кланялся, благодарил, чуть ли не хватал Ана за подол камзола. У машины Ариан снова закурил и показал сигарету Вегарду — опять попытаешься отобрать?
— Поджог, — повторил Вег, положив локти на крышу автомобиля, и упёрся подбородком в оттопыренные большие пальцы. — Не из-за той таверны?
Клаудия собиралась сесть в салон, но задержалась и глянула на Вега поверх машины. Лицо спокойное. Слишком спокойное. Глаза полуприкрыты, губы плотно сомкнуты. Будто отчитывать собралась.
— Нет. — Она дёрнула дверцу на себя.
Вег нахмурился и склонил голову.
— Как связаны... — нараспев сказала Клаудия, садясь, и медленно прикрыла дверцу, чтобы скрип почти заглушил слова. — ...та таверна и ненависть этих дикарей к нашей светлой вере?
— Связаны так, — в тон ей ответил Вег, — что люди из храма подожгли таверну. Очевидных параллелей не находишь?
— Нет. Садись за руль.
Вегард повернулся к Ану, стоявшему у капота и пинавшему переднее колесо. Только не говори, что опять спустило, эта заферова колымага...
Ан кивнул в сторону Вега — ты чего? Тот взглядом указал на Клаудию — скажи ей что-нибудь, меня она не слышит. Ариан махнул рукой, докурил, зашвырнул сигарету в сточную канаву и сел в салон. Ла-адно, без толку.