Каллгира. Дорога праха (СИ)

Пьяные крики Мехмеда вызывали у Каз зуд в черепной коробке. Час она перебирала варианты для побега. Подкупить стражу? Припомнить старые долги? Выпросить Плакальщицу для последнего исповедания, вырубить её и переодеться в рясу? Уболтать Мехмеда отвести Казимиру в храм? Такой великий праздник, и вся вот эта чушь. Нет, одна идея хуже другой.
А если вскарабкаться по стене до той решётки? Камера колодезная, высокая, но всё же... Нет, даже будь у Каз обе руки, она бы туда не полезла. Слишком отчётливо помнила тот труп.
Ей было тогда лет двенадцать, и трупы она уже видала. У их группы проходил урок в нижнем дворе, когда переносили тело. Его погрузили на мешок, прикрыли одеялом и старым плащом. Ученики так рвались поглазеть, что сорвали занятие. Что старшие могли прятать? Мертвеца? Да месяц [2] назад у группы Каз был первый урок анатомии с наглядным пособием, мертвецами их не испугать. В Ордене Гур не бывает двенадцатилетних детей. Бывают двенадцатилетние будущие убийцы.
Но препарированных парней с хирургического стола не уносили с размозжжённой головой, как у этого. Руки и ноги его были вывернуты под неправильными углами, грудь сплющена, от пятен обскýрии уже потянулось разложение по всему телу.
Ученики загалдели:
— Что с ним случилось? Кто его так?
Носильщики и стражник помялись, посмотрели на учителя и, получив разрешение, ответили, что этот человек — преступник. Он сидел вон в тех камерах под башней. То ли пытался сбежать, то ли убиться. Похоже, вскарабкался по стене и рухнул. Нашли его через несколько дней из-за запаха.
Теперь Каз думала, что, возможно, тот прыгун сидел именно в этой камере. Возможно, эти дорожки на камнях и подточенные штыри из стен — его рук дело. Возможно, если Каз ничего не придумает, она повторит его прыжок. Уж лучше так, чем орденский палач.
Казимира прослужила им четыре года. Выполняла все приказы, приносила деньги и головы. Может, Каз не была лучшей, но такого точно не заслужила. Даже после того, что сделала.
— Казимира! — Мехмед стукнул по решётке.
Каз уперлась затылком в стену и выгнула спину, чтобы не касаться влажных камней.
— Эда разболтала, а? — Между прутьями показалась бугристая рожа Мехмеда. — Слыхала, что они хотели тебя вздёрнуть завтра?
Казимира втянула носом воздух, к стражнику не повернулась. Пока она не выдавала свой интерес, Мехмед мог часами не затыкаться.
— Ага, сказали, мол, всё. Тю-тю. Время вышло. — Мехмед пожал плечами, поднял руки на уровень окошка и отряхнул их. Зашуршали грубые ладони. — Ишь как, оказытся, Киор тебе пару лет выпросил. Да-а. А они пришли, говорят, вешай её. Знаешь, чо он ответил?
Ничего. Каз и вторую руку отдала бы на отсечение — Киор засунул язык в задницу и сделал вид, что это не его проблема. Так же, как на суде.
— Сказал, э-э, нет, братья. — Мехмед на удивление хорошо повторил акцент Киора. — У нас так дела не делаются. У нас пра-аздник, в Догюд мы не убива-аем.
Тебе откуда знать, бестолочь? 
Казимира вытянула подбородок вперёд и кивнула. Замучай их всех Алаян, проглоти их сердца и глаза.
— Вот так-то. — Мехмед ещё глотнул из бутылки. Судя по плеску, осталось там мало, скоро уйдёт за добавкой. Ему выпала смена в такой день, значит, Мехмед хорошенько отпразднует возрождение Алги. — А я думаю, зря он это, не мешал бы им. Только торчим из-за тебя здесь. Тогда ещё нужно было... — Мехмед сплюнул в камеру. Стой он от двери на шаг дальше, между прутьев бы не попал.
— Тогда тебе яиц не хватило такое предложить. — Каз поднялась и сделала два шага к кушетке. Камера крохотная — три шага в длину, два в ширину. Не стой так близко, Мехмед, ай, не стой.
Он засопел. Опустил подбородок, посмотрел исподлобья, опрокинул бутылку, вливая остатки вина.
— Ты и сейчас языком чешешь, потому что нас дверь разделяет, и ты при оружии. — Каз расправила плечи и размяла спину. Позвонки прохрустели. Мехмед заскрипел зубами. — В убийцы мамочка не пустила, так хоть стражником заделался, м? Да-а, мамочкина гордость. Большой и страшный...
 
— Закрой пасть.
— Серьёзно? — Каз хохотнула. — Это всё, что тебе нужно? Пара слов о мамаше? Погоди, я ещё не дошла до того, что ты так бухаешь, потому что на тебя ни одна девка не смотрит. С такой-то пропитой рожей.
— Ни одна девка? — Мехмед подался вперёд с мерзкой улыбкой. — А может, мне к Эде заглянуть после смены?
Казимира присела на кушетку и сдвинула руку к тонкому одеялу, которое использовала вместо подушки.
— Ну, попытайся, — ответила равнодушно. Болтай, болтай, нельзя молчать.
— А чо пытаться? Рыпнется — нож под бок. А после и к тебе приду, посмотрим, как ты завое...
Две секунды.
Терпения Каз хватило на две секунды, прежде чем она воткнула ложку ему в горло.
Мехмед захрипел, потянулся к шее. Каз выдернула заточенную рукоятку и воткнула ещё раз. Ещё.
Тяжёлое тело обмякло, и одной рукой Каз его не удержала.
Ла-а-акх! Это не входило в план! 
Мехмед должен был открыть дверь, войти в камеру и сдохнуть здесь. К зафери!
Эда оставила эту ложку пару месяцев назад. Может, думала, что Каз прокопает тоннель. Вряд ли она ждала, что Казимира заточит рукоять о камни и будет прятать оружие в выемке под кушеткой. Должно быть, этот тайник тоже оставил тот прыгун.
Рука Каз так истончилась, что проскользнула между прутьями, и даже кожа не содралась. Мехмед этого не учёл.
Казимира встала на колени и оттолкнула окошко для подачи еды. Нет, здесь худоба уже не спасла, но рука, плечо и голова наружу протиснулись. Каз подтянула тело Мехмеда к себе, сдёрнула с пояса ключи. Звон заставил её замереть. Наверху тихо, следующий пост стражи через четыре лестничных пролёта.
Каз перекатила труп на бок и оттолкнула, чтобы не мешал открыть дверь. Кинжал, что висел на поясе, скрежетнул по камням, кровь толчками выплёскивалась из шеи. Казимира воткнула первый ключ. Не то. Второй, третий пятый — всё не те. Зачем держать на связке два десятка ключей, если заключённый на всю тюрьму один?
Наконец! Ключ провернулся, в механизме щёлкнуло. Тяжёлая дверь подалась вперёд, увлекая за собой Каз. Она удержалась, выкарабкалась из окошка. От адреналина и неверия в собственную удачу рука ещё тряслась, колени тоже. Казимира поднялась за рукоять двери. Слушала, ждала, давила в себе панику и прикусывала изнутри щёку.
Шагай. Шагай! 
С пояса Мехмеда она сняла кинжал и сжала в кулаке, пока пальцы не занемели.
По плану Каз собиралась позвать на помощь, сказать, что Мехмед напал на неё. Один из стражников вошёл бы в камеру, второго бы оставил снаружи. Первому — ложка в горло, второго догнал бы кинжал Мехмеда. Но если бы они спустились теперь — заметили бы лужу крови.
Думай. 
Каз втащила труп в свою камеру. Пыхтя, пиная Мехмеда, перекатывая его с бока на бок и проклиная три колена его семьи. Вот ведь боров! Она прикрыла дверь, затушила две ближние лампы — кровь сразу не увидят.
Потом Казимира дошла до основания лестницы и встала слева, за раскрытой дверью камеры. Закрыла глаза, набрала побольше воздуха, прикрыла рот рукавом и завопила.
Шаги забухали по ступеням. Мягкие кожаные ботинки. Ни грохота, ни клацанья металла. Идиоты сняли доспех.
Первый стражник шагнул на последний камень, и Каз вынырнула из своего убежища. Ударила рукоятью кинжала в висок, лезвием — под кадыком.
Второй тюремщик отставал на несколько ступеней. Он выставил короткий меч, ударил, но Каз отшатнулась. Ещё и ещё шаг назад, чуть не поскользнулась босой пяткой на влажных камнях. Удар полоснул рубашку. Каз хотела по привычке перехватить лезвие механической рукой, но культя сейчас ничем не помогла. Ещё шаг, ещё.
— Не сиделось тебе, блядь! — прорычал стражник. — Сука тупая!
Каз увернулась от одного выпада, поднырнула под мечом, ударила пяткой в колено и выпрямилась. Левой ладонью стражник наотмашь ударил Каз по лицу. Зазвенело в ушах, но Казимира вогнала ему кинжал чуть ниже локтя. Выдернула. Выше локтя. Пока стражник выл от боли, Каз ступнёй выбила у него меч. Кинжал вошёл в висок.