Читай по губам (ЛП)

Затем Клейтон дергает меня за руки, прижимает к себе, и наши губы встречаются.
Мои глаза закрываются, когда он берет надо мной верх, его теплые губы поглощают мои. Горячее неровное дыхание Клейтона овевает мое лицо, его сильные руки все еще сжимают меня, удерживая на месте, в ловушке его поцелуя.
Охренеть.
В какой-то момент это просто прекращается. Он отстраняется от меня и отпускает одним легким движением, затем нажимает кнопку на консоли, чтобы медленно вернуть нас на землю.
А я просто смотрю на него с, возможно, самым ошеломленным выражением на моем лице. Я даже не замечаю, как мы качаемся, и не чувствую страха высоты, который у меня только что был. Всё мое внимание сосредоточено на Клейтоне Уоттсе и его губах.
Серьезно… что только что произошло?
Кабина вздрагивает, когда достигает сцены, и Клейтон распахивает дверцу кабины, убегая от «Берты» так быстро, словно за ним кто-то гонится.
— Клейтон? — бессмысленно кричу ему в след.
Он спрыгивает со сцены и скрывается в темном проходе. Двери зала открываются, на мгновение показывая мне его красивый силуэт, прежде чем мягко закрыться, оставляя меня наедине с холодной тишиной и теплым ощущением его губ на моих губах.
  
Глава 10
 
Клейтон
Я не могу пройти через это снова.
Черт, она так вкусно пахнет, что я хочу попробовать ее снова.
Нет, этого не может быть. Я не потеряю голову из-за девушки, не сейчас.
Но ее глаза… Стоя так близко к ней, я мог бы поселиться в них и построить дом.
Какого хрена я говорю?
Деззи утонченная городская девочка из Нью-Йорка. Я грязный отброс из бедного Техаса. Она может добиться гораздо большего, чем я.
Почему я ее поцеловал?! Зачем мне, блядь, так поступать с собой? Или с ней? Я посылаю неверное сообщение. Поцелуй значит «иди сюда», а между тем мне следовало бы научить ее жесту «отвали от меня».
И она научилась жестам. Она выучила их, чтобы говорить со мной с помощью рук.
Я могу представить, как она смотрела их в интернете и подражала движениям рук на экране. Она сделала это для тебя, Клейтон. Я в полной заднице.
Я останавливаюсь возле гигантской абстрактной скульптуры, сделанной из проволоки и стеклянных панелей, которая стоит у факультета искусств, и падаю на одну из скамеек, что ее окружают. Сидя на этой скамейке, я в течение часа смотрю на горизонт, как он воспламеняется сердитыми оттенками оранжевого и розового, прежде чем их прогоняет глубокий синий и наступает темнота. Этот закат в значительной степени подводит итог моему настроению: высоко над сценой, ощущая губы Деззи на моих, я был зажжен, а вернувшись обратно на землю, погас.
Достаю телефон и пишу Бранту, спрашивая, чем он занимается. Мне отчаянно нужно отвлечься. Мой телефон вибрирует двадцать секунд спустя. Брант спрашивает меня, где мы храним шоколадный сироп, потому что у него в комнате девушка и у них «есть идеи». Вздохнув, я сообщаю, что у нас его нет, и убираю телефон обратно в карман, игнорируя его ответ.
Мимо проходят две девушки, и разговор, который они вели прежде, затихает, когда они потягивают свои напитки через соломинки, глядя на меня. Одна из них, симпатичная брюнетка с кудрями до самых сисек, машет мне длинными пальцами с кроваво-красными ногтями.
Я раздраженно отвожу взгляд. Такие девушки, как они, раньше были моим увлечением. Я был экспертом в этом. У меня были навыки, которым завидовал Брант, даже когда мы были детьми и наши голоса еще менялись.
Самое странное, что последнее воспоминание, связанное с моим голосом, относится к двенадцатилетнему возрасту, когда он постоянно ломался — был грубым в один день, а затем мальчишеский и скрипучий на следующий.
Но этот писклявый голос не мог остановить меня от преследования всех красивых девушек. Маленький Клейтон знал, как разговаривать с ними. Он не боялся.
У маленького придурка Бранта были проблемы с этим, и я учил его в тот день на вечеринке Лоры.
— Ты не можешь думать о девушке, как о той, кого хочешь ты, — говорил я ему. Я считал себя тем, у кого есть все ответы на то, что когда-либо может понадобиться двенадцатилеткам. — Ты должен видеть в ней ту, которая хочет тебя.
— Мне кажется, меня сейчас стошнит, — скулил маленький Брант. Меня всегда раздражало, как много он жаловался.
— Подойди к ней и спроси, почему она еще не ударила тебя, — дразнил я его, подталкивая локтем. Он оттолкнул меня, и я увидел страх в его глазах. Это не вызвало сочувствие к нему, а заставило смеяться над маленьким испуганным придурком. — Ты такой цыпленок, Брант.
— Заткнись, я не цыпленок.
— Смотри, — сказал я ему, выпятив грудь. — Смотри и учись, братишка.
Мы не были братьями, но мне всегда нравилось вести себя так, словно я старший брат Бранта, которого у него никогда не было, брат — во всех худших и лучших смыслах.
Я подошел к девушке, на которую он положил глаз с пятого класса. Это было легко. Я подошел к мисс Кортни и наслаждался разговором, который должен был быть у нее с Брантом. А в девять часов тем вечером я целовался с Кортни в шкафу под лестницей, в то время как все остальные ели «Читос» и играли в «Твистер» в гостиной.
Я наделал много чего, когда еще мог слышать. Я был на вершине мира и считал, что владел им. Неважно, насколько плохо я себя чувствовал, когда отец ушел от нас до моего шестого дня рождения с какой-то белобрысой сучкой, с которой познакомился в интернете. Неважно, сколько проблем было у матери за те три месяца, прежде чем он вернулся. Я не останавливался ни перед чем, даже когда Брант был в ярости из-за того, что я забрал его Кортни.
— Кто не успел, тот опоздал, — сказал я ему, когда он швырнул джойстик в мою голову и набросился на меня. В жаркой борьбе Брант довольно сильно порезал свою руку, и поездка в отделение неотложной помощи принесла ему двенадцать швов и серповидный шрам, который у него есть и по сей день.
Он не простил меня. Последний раз, когда я слышал его голос, был в коридоре школы рядом с моим шкафчиком, когда он кричал:
— Прости, что я когда-то смотрел на твою эгоистичную, бессердечную морду! Ты мне не друг! Пошел ты, Клейтон!
Не прошло и двух месяцев после этого разговора, как я навсегда потерял свой слух.
И последние слова Бранта, обращенные ко мне, теперь навсегда заперты в моем сознании. Когда он увидел меня снова, единственным извинением, которое я получил, было движение его губ, воспроизводящих слова, которые я не мог понять. Потом я вообще не мог больше видеть губы, потому как они начали расплываться из-за слез в моих глазах.
Я моргаю, чтобы избавиться от воспоминаний, пораженный наступлением темноты. Единственный свет, который касается меня сейчас — ближайший фонарный столб. Я достаю телефон, экран на мгновение ослепляет меня, и печатаю сообщение Бранту:
Хотя, у нас есть карамельный соус. За сальсой. У задней стенки холодильника.
Улыбаюсь сам себе, с губ срывается смешок, прежде чем я встаю со скамейки. Засунув руки в карманы, я иду спокойной свежей ночью, луна — мой единственный проводник, и пытаюсь понять, что, черт возьми, собираюсь делать с красивой артистичной девушкой.
  
Глава 11
 
Деззи
Идеальной температуры вода в душе теперь кажется слишком горячей и слегка обжигает кожу раскаленным огнем. Лицо Клейтона все еще выжжено в моем сознании. Его дыхание ласкает мою кожу, как будто мы все еще в пяти миллионах метрах над сценой в шатающейся металлической кабине. Представляю все это так ярко, и тут же мелькает мысль, почему бы не пойти на «это»?
Скольжу рукой по своей груди.
— О, Боже, — не могу сдержать стон.
Если бы Клейтон стоял в душе со мной, то здесь было бы так же тесно, как в той шаткой кабине. Воображаю, как вода пропитывает его рубашку. И чем больше воды льется на него, тем сильнее под мокрой тканью проступают твердые мышцы. Представляю все в таких деталях, что кажется, он действительно здесь со мной.