Южная пустошь (СИ)
Как будто бы это так легко…
Я застыла на пороге своей комнаты. Здесь все напоминало мне о Дишлане. Здесь он стоял… тут сидел. Там обнимал меня. Целовал.
Слезы, которые я сдерживала с самого утра, хлынули мгновенно. Я медленно сползла по закрытой двери и упала прямо на пороге. Хотелось выть от боли, как раненная волчица, потерявшая своего волка. Я прокусила подол платья, чтобы не распугать всех вокруг.
Дишлан… Как же мне теперь жить без тебя? Как перестать винить себя в том, что случилось с тобой, с Алесой и со всеми остальными? Как простить себя за то, что упиваясь своим счастьем, я забыла о его детях? Да, они не голодали, не мерзли… За ними присматривали… Но этого мало! Я должна была заменить им мать, раз уж я забрала их отца. Но я была слишком беспечна и самоуверенна. Слишком расслабилась, оказавшись в глуши Южной пустоши. Думала, что все самое трудное позади. Я добилась всего, чего хотела, и теперь можно просто жить.
Но просто жить оказалось непросто…
Мне многое довелось пережить, когда я шла к своей цели — вернуть трон истинному наследнику моего отца. Я лишала людей жизни. И чужими руками, и сама. Мне пришлось научиться быть жесткой и жестокой. Но, когда все закончилось, я с таким облегчением избавилась от этой маски. Но жизнь опять ставит меня в такие условия, что приходится снова быть сильной.
— Мам, — тихий шепот за спиной, за дверь. Фиодор. — Я знаю что ты прямо за дверью. Пусти меня. Это важно.
Я попыталась сделать вид, что меня здесь нет. Не хотела, чтобы Фиодор видел, что я плачу. Ему и так тяжело. Зачем еще нагружать ребенка своими слезами.
— Мам… я тебя слышу…
Я разжала зубы, выплевывая грязный подол, краем глаза заметив кровавые подтеки. Наверное, это от… когда я упала на колени… усилием воли я остановила мысль, которая причиняла острую, оглушающую боль. Я подумаю об этом завтра… Завтра.
Прикрыла глаза, собираясь духом… Медленно, держась за косяк встала… Вытерла рукавом лицо и, натянув дежурную маску, отодвинула засов.
— Входи, — улыбнулась брату.
Мне не удалось его обмануть. Я увидела, как в глазах Фиодора мелькнуло сочувствие. Но, к счастью, он понял, что сейчас это совсем не то, что мне нужно… Не зря амазонки не любят сочувствия, пришла в голову несколько неуместная мысль. Оно делает нас, женщин, слабее…
— Мам, смотри, — Фиодор вошел в комнату и протянул мне огрызок посеревшей от времени бумаги с истлевшими краями. — Это то заклинание, которое использовал Рошка… Тебе ничего не напоминает?
Я протянула руку, равнодушно отметив, что она мелко дрожит, взяла страницу старинной книги о магии и вгляделась… Шетиконечная звезда, заключенная в круг. Цепочка символов возле каждого луча. А в центре красная точка, обозначающая кровь.
— Напоминает, — ответила я… получилось тихо, как будто бы шепотом. У меня пересохло горло.
— Вот и мне тоже, — кивнул Фиодор, быстрым шагом пересек комнату и, плеснув воду из графина, стоявшего на прикроватной тумбочке, протянул мне стакан. — Выходит ритуал Призванной Души это не наследие крови Древних Богов, а магия?
— Выходит так. — Я поднесла стакан к губам и сделала глоток. Холодная вода прокатилась по пищеводу, смачивая горло. Прокашлялась. — Но тогда выходит, что я тоже использовала магию, когда призывала душу…
— Ага, — Фиодор дождался, когда я выпью всю воду и, забрав у меня пустой стакан, вернул его на место. — А это значит, что либо у тебя тоже есть магические способности, либо они есть у всех. А у нас, — он ткнул пальцем в листок, — есть уже два магических заклинания.
— Которые лучше не использовать, — заметила я. — Нужно что-то попроще. Если, конечно, ты собираешь искать магов среди своих людей.
— Ты права, — кивнул он, — собираюсь. Не знаю, кто этот маг, который прямо сейчас орудует во дворце императора. Но еще я помню о том, что очень скоро и мое будущее начнет теряться в белых пятнах. А значит либо сам маг, либо его последовали появятся и в моем замке, в Грилории. Я не могу этого допустить, мам… Ты же понимаешь…
— Понимаю…
Я вздохнула.
— Иногда мне кажется, что и для тебя, и для Анни, и для меня было бы лучше, если бы мы остались жить в Нижнем городе. — Я протянула лист с заклинанием Фиодору. И улыбнулась, — Это были самые счастливые годы. Мы могли делать все, что хотим. Жить так, как хотим. Любить кого хотим. Но я тогда не понимала этого. Думала, что нет ничего хуже, чем жить в нищете… А оказалось есть… Например, быть королевой, которая за одну ночь потеряла почти десятую часть своих подданных. В том числе маленькую девочку, которая и жизни-то не видела, — я невольно всхлипнула, — и Дишлана…
— Мам, — Фиодор шагнул ко мне и обнял. А я помнила, что не хотела, чтобы мой сын видел, как я плачу. Но больше не могла сдерживать слезы. Они снова хлынули сплошным потоком. Как будто бы стакан воды, выпитый мной, собирался вылиться из глаз. — Все будет хорошо, мам…
Я помотала головой. Хорошо не будет. Все хорошее уже закончилось. Осталось в прошлом. Я никогда не смогу забыть Дишлана. Не смогу перестать любить его.
Дишлан единственный человек, с которым я была абсолютно счастлива. Ни одни отношения в моей жизни не приносили мне даже малой толики той радости, которую я чувствовала рядом с ним. Не знаю, Богиня навеяла мне эти чувства, или я полюбила его сама, теперь все равно.
Богиня… Я встрепенулась… Подняла глаза на сына…
— Лушка, — прошептала я наше «тайное» имя, — а почему Богиня ничего не сделала? Не защитила Дишлана? И даже не спасла Алесу? Она ведь помогла Катриле… И остальным…
Мой сын вздохнул.
— Я не знаю, мам… Во мне течет кровь Древнего Бога Грилора, я владею Его силой. Но я не знаю, что он думает… Понимаешь?
Я кивнула. Понимаю. В мире Елены Анатольевны была поговорка, которая объясняла все: на Бога надейся, но сам не плошай. У Них свои дела и заботы. А у нас свои.
Глава 14
В классных комнатах, которые мы превратили в госпиталь, прямо на полу на тюфяках лежали раненные. Их было много. Крысы добрались почти до всех, но, к счастью, большинство уже выздоравливало, и их жизням ничего не угрожало.
Я обошла каждого. Со всеми поговорила, каждому улыбнулась и поблагодарила за спасение от безумных животных. Рошка чувствовал себя не в своей тарелке. Мальчишку явно мучила совесть за содеянное, и когда кто-то из раненных попросил принести воды, кинулся на помощь. А потом второй попросил принести какую-нибудь книжку, чтобы было не скучно выздоравливать. И Рошка, кивнув, умчался в библиотеку.
А я тем временем добралась до того угла, где лежали тяжелые. Южин прямо сейчас сидел на корточках у постели Ирайи и приложив пальцы к шее прощупывал пульс…
— Как она? — шепотом спросила я, уже понимая каков будет ответ.
Не надо было быть лекарем, чтобы увидеть, разметавшаяся по постели Ирайя мучается от сильнейшего жара. Скорее всего это заражение крови. Даже в мире Елены Анатольевны люди умирают от такого воспаления. А уж здесь… Я прикусила губу. Глаза жгло. Я так много плакала за эти дни, что почти перестала замечать, как текут слезы.
— Очень плоха, — поджал губы Южин. — Если бы она была одна, то я вытащил бы ее.
— Но она не одна, — закончила я вместо моего лекаря. — Если бы я могла помочь…
— Ирайя, — на корточки перед амазонкой присел Рошка, появившийся словно из-под земли. Всхлипнул. — Прости меня, я не хотел… Ирайя…
— Она тебя не слышит, — вздохнула я и опустилась на колени, чтобы поддержать мальчишку. — Но я уверена, она простила бы тебя, если бы знала, что произошло.
Рошка снова всхлипнул и разрыдался. А я протянула руки, чтобы обнять его.
И в этот самый момент Ирайя внезапно открыла глаза. Села на постели. Ее взгляд, упертый в меня, был на удивление осмысленным. И я ни на миг не засомневалась в том, что предводительница амазонок пришла в себя.
— Ирайя, — ахнула я, — как ты?
Вместо ответа она обхватила мои запястья ледяными ладонями. Я даже успела удивиться, как же так: у нее явно жар, а руки холоднее застывшего зимой камня.