Конец российской монархии

Керенский, от которого этот вызов зависел, находился в это время в Петрограде, и я сказал Смирнову, что сейчас же передам ему об этом, а сам перешел к рядом стоявшему аппарату Бодо прямого провода с Зимним дворцом в Петрограде, где жил Керенский и происходили заседания правительства.
Керенского в Зимнем дворце, однако, не оказалось, и никто не знал, куда он уехал. Между тем Смирнов вновь сообщил, что адмирал Колчак после вторичного требования матросов выбросил свою золотую саблю за борт, не желая отдавать ее, и что настроение матросов стало настолько угрожающим, что в любой момент может наступить катастрофа, а потому необходимо отозвать адмирала из Севастополя, не теряя ни минуты.
Тогда я решил, не ожидая ответа от Керенского, послать этот вызов за его подписью.
Тут у меня возникло сомнение, захочет ли телеграфист передать вызов, ведь он знал, что согласие на него от Керенского еще не получено, и поэтому мог счесть этот вызов «контрреволюционным» деянием с моей стороны. Раньше такой вопрос не мог бы и возникнуть — телеграфист не посмел бы не выполнить приказания начальника одного из управлений штаба. Но теперь приходилось считаться и с его «воззрениями», тем более что именно телеграфисты, фельдшера, приказчики и тому подобные полуинтеллигенты составляли главный контингент советов солдатских и рабочих депутатов и всевозможных исполнительных комитетов.
Однако все обошлось благополучно: вызов был передан, и матросская толпа убралась с флагманского корабля. А через несколько часов адмирал Колчак получил вызов в Петроград за подписью Временного правительства, куда он в тот же вечер и выехал, чтобы в Севастополь больше не возвращаться.
После его ухода с поста командующего флотом мы потеряли господство на Черном море, и неприятельские суда, которые за все время его командования ни разу здесь не появлялись, начали беспрепятственно действовать в акватории.
После того как немецкое командование убедилось в том, что наша армия потеряла свою боеспособность, ранней весной началась массовая перевозка немецких войск с нашего фронта на Запад, где готовилось генеральное наступление против наших союзников. Последние, крайне встревоженные этим, требовали от Временного правительства через посредство участников II Интернационала немедленного принятия решительных мер, чтобы остановить переброску немецких войск на Запад.
Керенский, глава наших социалистов, — надо отдать ему справедливость — не пытался уклониться от исполнения обязательств перед союзниками. Было решено предпринять уже подготовленный прорыв на Юго-Западном фронте.
Керенский несколько раз ездил на участок фронта, где намеревались осуществить этот прорыв, и «уговаривал» назначенные для этой операции воинские части мужественно исполнить свой долг.
Операцию предприняли в начале июля в присутствии Керенского. Благодаря замечательной артиллерийской и инженерной подготовке, а также значительной потере боеспособности австрийских войск фронт был пробит на широком участке. Не выдержав страшной артиллерийской бомбардировки, австрийцы попросту бежали, и наши войска беспрепятственно преодолели всю укрепленную полосу австрийского фронта и вышли в глубокий тыл системы обороны австрийцев в Галиции.
Полное поражение австрийцев было неизбежно, тем более что немцы, перебросившие значительную часть своих войск на Запад, никакой помощи им оказать не могли. Но тут наши войска остановились, начали «митинговать» и, ссылаясь на большевистский лозунг «война без аннексий и контрибуций», категорически отказались идти дальше. И как ни старались Керенский и другие бывшие с ним социалисты сдвинуть их с места, им это не удалось.
Таким образом был позорно упущен чрезвычайно благоприятный случай победоносно закончить войну. Австрийцы же оказались спасены от неминуемого поражения. Все происшедшее ясно показало, как близки мы были, не будь революции, к победе. Что касается «творцов революции», то они воочию убедились, в какое позорное состояние привели их деяния нашу армию.
 
Временное правительство, наконец поняв, что путем «уговаривания» нельзя командовать войсками, вынесло решение о необходимости восстановить в армии дисциплину и с этой целью назначило Верховным главнокомандующим особо отличившегося на войне генерала Корнилова.
 ПОПЫТКА ВОССТАНОВИТЬ БОЕСПОСОБНОСТЬ АРМИИ. ГЕНЕРАЛ Л. Г. КОРНИЛОВ 
После своего вступления в должность Верховного главнокомандующего генерал Корнилов первым делом занялся разработкой проекта мероприятий для восстановления дисциплины и боеспособности в войсках. Об этом проекте он намеревался лично доложить Временному правительству и просил, чтобы оно посвятило заслушиванию его доклада отдельное заседание. Получив на это согласие, он выехал из Ставки в Петроград в сопровождении начальников оперативных управлений армии и флота штаба Верховного главнокомандующего: генерал-квартирмейстера и автора настоящих воспоминаний.
Заседание происходило в Зимнем дворце, все помещения которого производили тягостное впечатление: полы не подметены, мебель в чехлах, покрытых пылью, повсюду полное запустение.
В Малахитовом зале дворца стоял большой стол «покоем», покрытый зеленой скатертью, во главе которого занял место Керенский, по левую его руку сел генерал Корнилов. Мы с гене-рал-квартирмейстером расположились за малым столом, внутри «покоя», лицом к Керенскому и генералу Корнилову. Вокруг большого стола сидели многочисленные члены Временного правительства, состоявшего к тому времени почти исключительно из представителей левых социалистических партий. Они угрюмо молчали. На лицах большинства из них читалось враждебное к нам отношение. Одеты они были больше чем небрежно и походили скорее на рабочих, чем на интеллигентных людей.
Открыв заседание, Керенский предоставил слово генералу Корнилову, который в качестве предисловия к своему проекту начал излагать положение на фронте в связи с потерей войсками боеспособности. Вдруг к нему наклонился Керенский и что-то прошептал на ухо. Генерал Корнилов смутился, скомкал после этого изложение обстановки на фронте и быстро перешел к мероприятиям для восстановления дисциплины.
Впоследствии от генерала Корнилова мы узнали, что Керенский ему на ухо сказал: «Будьте осторожны. Я не уверен, что ваши слова не станут известны немцам». Значит, в зале заседаний Временного правительства мог находиться тайный агент противника.
Доклад генерала Корнилова был принят без возражений, все предложенные им мероприятия Временное правительство одобрило.
После заседания Керенский пригласил генерала Корнилова и нас на завтрак. Он занимал в Зимнем дворце помещение, в котором в свое время жил император Александр II. Мы сначала вошли в его кабинет, где «имели честь»(!) быть представленными находившейся там «бабушке русской революции» Е. К. Брешко-Брешковской[65]. Это была грузная, расплывшаяся в ширину, наполовину выжившая из ума старуха. Затем прошли в маленькую столовую императора Александра II, где застали знаменитого художника И. Е. Репина, который с почтительными поклонами просил разрешения сделать во время завтрака эскиз с Брешко-Брешковской для ее портрета. Это Репин-то!
Он поместился со своим блокнотом в углу столовой, а Брешко-Брешковская во время всего завтрака старалась принимать «авантажные позы», что было «и печально и смешно».
За столом прислуживали бывшие придворные лакеи, но уже не в ливреях, а в серых куртках без гербовых пуговиц. Когда один из них поднес мне блюдо, я заметил, что оно дрожало в его руках. Я посмотрел на него и узнал старика камер-лакея, который еще так недавно прислуживал в Ставке у царского стола. Слезы были у него в глазах: видимо, мое присутствие ему напомнило прошедшее время его долголетней и чинной придворной службы.
Во время завтрака Керенский был в хорошем настроении и неоднократно побуждал Корнилова самым энергичным образом приводить в исполнение предложенные им и утвержденные правительством мероприятия для восстановления боеспособности армии. После завтрака мы тотчас же уехали в Ставку, где немедленно началось осуществление принятых решений.