Страсти Челси Кейн

Маккой все свое время посвящал работе, что тоже очень нравилось Донне. Его отношение к службе было более чем серьезным, ведь именно на нем лежала ответственность за мир и спокойствие в городе.
У Нолана были также самые добрые глаза из всех, которые Донне приходилось видеть за свою жизнь. Он не был красавцем, в его волосах пробивалась преждевременная седина, черты его лица были грубыми, шея – короткой, но когда он смотрел на Донну, он действительно смотрел на нее. Он видел перед собой не дочь Оливера Плама, не жену Мэтью Фарра или мать Джози Фарра – он видел ее. Под его взглядом Донна чувствовала себя женщиной.
Ни разу за всю их совместную жизнь Мэтью не посмотрел на нее так.
– Все в порядке? – спросил Нолан, погладив ее пальцы.
Она улыбнулась. Он держал ее руку, чтобы она не могла ответить ему знаками. Ему нравилось, когда она разговаривала. Она же не любила говорить, но его прикосновение всегда вселяло в нее какое-то особенное, теплое чувство. Молча она пожала плечами, на секунду повернула голову в сторону сквера, а затем посмотрела на его губы.
– Челси Кейн, – подтвердил он. – Она остановилась в гостинице. Твой отец считает, что она у нас долго не задержится. Он сказал, что она может оставаться здесь, пока с ней ее чековая книжка. – Донна подняла брови. – Он не может заставить ее уехать. Только не говори ему об этом. Он с самого утра не в настроении.
Донна догадывалась почему. Меньше всего на свете отец желал стать партнером в собственной компании.
В это время из-за здания суда выбежала охотничья собака Джадда Стриттера и, увидев Челси, понеслась через весь сквер к ней. Ткнувшись носом в ее руки, пес радостно завилял хвостом. Челси потрепала его по лохматой спине и почесала за ухом. Пес блаженно вытянул морду, и тогда Челси почесала ему шею. Рядом с ней собака выглядела породистой, подумала Донна. Ей очень нравились золотисто-каштановые волосы, ухоженная кожа и гибкая фигура Челси.
И снова Донна почувствовала к ней симпатию. Представляла ли она себе, в какой город попала? Если она думала, что может приобрести здесь влияние, став партнером в "Плам Гранит", то глубоко ошибалась. Никто не мог купить положение в Норвич Нотче. Никто не мог достигнуть его без согласия отцов города, и одним из этих отцов был Оливер Плам. Он являлся членом Городского управления и одной из самых влиятельных фигур в Комитете развития и планирования бюджета. Челси пришлось бы несладко, вздумай она перечить Оливеру в отношении всего, что касалось внутренней жизни города.
Она почувствовала, как сотрясается от смеха грудь Нолана. Он указал в сторону сквера:
– Смотри, как Бак разгулялся. Могу спорить, Джадду за ним не угнаться.
Джадд Стриттер нравился Донне. Они вместе выросли. Сколько она помнила, он всегда был добр к ней. Потом он уехал в другой город и поступил в колледж, по окончании которого остался там работать. Вернулся Джадд мрачным и совсем чужим. Он мог быть лучшим мастером у Оливера, но Нолан был прав: в отличие от своей собаки Джадд не был общительным.
Нолан легонько прикоснулся к щеке Донны:
– Мне пора уходить. Зайду попозже.
Он нежно прикоснулся пальцем к ее губам, и на секунду она затаила дыхание. Затем он пожал ей на прощание руку и направился вдоль стеллажей к выходу. Она почувствовала, как хлопнула входная дверь, и хотя не могла услышать шум его машины, живо представила всю картину. Вот он выходит из магазина, открывает дверцу, садится, захлопнув ее за собой, дает полный газ и скрывается в одной из боковых улиц. Донне всегда становилось грустно в такую минуту.
Она утешала себя мыслью о его возвращении. Нолан заезжал к ней, как только ему выдавалась такая возможность. Правда, он редко заставал ее одну в магазине, но когда это происходило, Донне было особенно приятно видеть его. Ей нравилось быть рядом с ним. Когда она касалась его плеча, то чувствовала себя защищенной, как бы нелепо это ни звучало. Ведь Норвич Нотч был самым уютным и спокойным местом на свете. Город заботился о своих жителях, и в первую очередь о таких, как Донна. Если кто-нибудь и был в безопасности, так это она.
 
В безопасности. Да, в полной безопасности.
Она вздохнула и отвернулась от витрины.
На окне второго этажа здания, в котором располагался городской суд, полукругом была выведена надпись: "Парикмахерская Зи". Из него двое представительного вида мужчин обозревали центральный городской сквер. Оба седые, в застегнутых наглухо рубашках с короткими рукавами, в темных брюках на подтяжках, обутые в полуботинки, они хранили на лицах стоическое выражение.
Со стороны могло показаться, что их отрешенность объясняется умиротворяющим видом, открывающимся из окна. Джадд Стриттер не был сторонним наблюдателем. Он знал больше. Эти люди были обеспокоены поворотом событий в жизни Норвич Нотча. Об этом говорили их размеренные движения, сжатые губы и неестественно спокойные интонации голосов. Они были раздражены, и не на шутку. Оливер Плам, даже не посоветовавшись с ними, продал половину компании, что само по себе было неслыханным событием. То, что Оливер являлся хозяином "Плам Гранит", не имело никакого значения. Жизнь города была неразрывно связана с судьбой компании. Такие решения должны были приниматься отцами города совместно, так было заведено со дня его основания. Фарр не мог ничего решать, не посоветовавшись с Джемиссоном и Пламом, Плам не мог ничего решать, не посоветовавшись с Джемиссоном и Фарром и т. д. Так было всегда.
– Странная особа, – произнес Эмери Фарр.
В старомодном пенсне, с белыми, как снег, волосами и румянцем на щеках, он напоминал доброго Санта-Клауса. Но сейчас он выглядел очень злым.
Джордж Джемиссон, чей ежик жестких седых волос отливал платиной, казался еще злее.
– У нее на лбу написано, что она из сити.
– Лучше бы она там и оставалась.
– Тогда она не смогла бы развлекаться у нас. Она для этого и приехала. Ты посмотри на ее автомобиль. Должно быть, чувствует себя очень важной.
Джадд подумал, что же это за автомобиль, когда Эмери сказал:
– Интересно, что она будет делать с ним зимой. Она же перевернется здесь на первом повороте.
– Хорошо бы, – заметил Джордж.
– Погоди радоваться. Вот увидишь, она потребует, чтобы мы сыпали больше песка на улицах.
– Пусть требует что угодно. Нам совсем не обязательно ее слушать.
– Ради бога, Джордж, нельзя же ее игнорировать. Не забывай – она владеет половиной компании.
– А кто в этом виноват?
Оба джентльмена одновременно обернулись и посмотрели на сидящего в кресле Оливера, лицо которого было наполовину покрыто пеной для бритья. Визит в парикмахерскую был частью ежедневного ритуала для отцов города. Каждое утро в девять они встречались здесь, чтобы почитать газеты, выпить чашечку кофе, обсудить события городской жизни, поочередно усаживаясь в старенькое кожаное кресло парикмахера. Все это время на окне висела табличка с надписью: «Открыто», но никто в городе не отважился бы заглянуть в парикмахерскую раньше одиннадцати часов.
Джадд, который зашел сюда по просьбе Оливера, тоже был исключением, но думал сейчас не об этом. Почтенная троица забавляла его своей перебранкой, и, кроме того, Оливер мог назначить ему встречу и в гораздо менее приятном месте. Запах крема для бритья, смешанный с ароматом кофе, горячие лучи солнца, жужжащий вентилятор в форточке возвращали его во времена почти забытого детства. Джадд вспоминал, как он держался за сильную руку отца, поднимаясь по высоким ступеням лестницы, как отец подсаживал его в огромное кресло и подмигивал ему в зеркале. Теперь кресло уже не казалось ему таким большим, а ступени высокими, и он давно уже перестал держаться за руку отца, но вспоминать об этом было приятно.
Настоящее имя Зи было Антонио Поззи. Отец Оливера выговаривал его итальянскую фамилию на английский манер, и прозвище закрепилось за ним с тех далеких времен, а стриг Антонио уже сорок пять лет. Тот факт, что за все эти годы Зи так и не выучился правильному английскому, нисколько не волновал ни Оливера, ни Джорджа, ни Эмери. Никто из них и не хотел, чтобы Зи разговаривал. Он просто аккуратно выполнял свою работу, почти не отличаясь от настенных часов, с точностью отбивающих каждые полчаса.